Вечный колокол - Денисова Ольга - Страница 37
- Предыдущая
- 37/132
- Следующая
— А для чего тогда вообще нужен князь? — улыбнулся Волот.
— Пока — только для того, чтоб соседние княжества не забывали, что поклонились твоему отцу и приняли над собой власть Новгорода. А потом… потом ты и сам поймешь. Вот когда поймешь, кто такой князь и для чего он нужен — с того мига и начнется твое настоящее княжение.
— А если я никогда этого не пойму?
— Тогда у твоего отца не будет продолжателя. Но я думаю, ты уже начинаешь потихоньку разбираться. Ведь начал же ты восстанавливать княжий суд.
— Да я уже кое-что понимаю, — вздохнул Волот, — князь — это противовес боярам. Чтоб не воровали и не своевольничали, правильно?
— Ну… Это, конечно, верно. Но дело не только в этом. Князь — объединяющее начало. Князь — это власть, способная подавить центробежные силы. Именно подавить: своей волей. Нет, мой мальчик, не втягивай меня более в такие разговоры, — доктор улыбнулся, — иначе ты начнешь думать так, как думаю я. Это свойственно юности — искать того, кто научит думать правильно. А думать надо самому. Ведь не доктор Велезар — наследник князя Бориса, значит, и не ему решать, каким быть князю на Руси.
— Ну хорошо, хорошо, — Волот сел верхом на табуретку, бросив вертел с мясом, — расскажи мне тогда, знаком ли тебе такой человек: Родомил Вернигора.
— Да, я видел его несколько раз, но близко с ним не сходился. Но если вернуть его тебе советует кто-то из бояр — будь осторожен. Попасть в окружение князя мечтает множество людей, от самых малых, до самых больших. И не каждый из них ищет близости с тобой бескорыстно. Даже напротив, большинство из них видят в тебе всего лишь способ достижения своих целей. Опасайся любого, кто окажется рядом с тобой слишком близко, даже меня.
Волот рассмеялся в ответ на улыбку доктора, но доктор сразу же посерьезнел.
— Я не шучу, мой друг. Рядом с тобой я боюсь сам себя. Мне не нужны деньги, я не ищу власти, но общение с тобой — это соблазн. Соблазн заручиться поддержкой, соблазн начать укладывать в твою голову свои мысли, соблазн просить о том, о чем просить нельзя.
— О чем это, например? — Волот крутанул вертел и снова повернулся к Велезару.
— Ну, о некоторых решениях в думе, которые касаются больниц.
— Но ведь в больницах ты разбираешься лучше моего, разве нет? Почему бы мне тебя не послушать?
— Потому что и бояре, и Совет господ знают, на что расходовать городскую казну. Какие траты сегодня являются первостепенными, а какие могут подождать. Может быть, сегодня нужен ремонт мостовых, иначе завтра город утонет в грязи. Или прочистка колодцев в детинце, поскольку в скором времени вероятна его осада. Я же смотрю на это со своей точки зрения, и вижу только одну грань вопроса. Какое я имею право влиять на твое решение? Лучше позови меня в думу и спроси моего мнения там, наряду с мнением тех, кто ремонтирует мостовые и отвечает за состояние колодцев в детинце.
Волот в который раз восхитился и умом, и честностью доктора. Наверное, Белояр был бы согласен с ним.
Воспоминание о волхве снова переключило мысли князя на расследование.
— А как ты думаешь, убийство Белояра — это государственное дело, как говорит Смеян Тушич?
— Я ничего об этом не думаю, мой друг. С того места, откуда я смотрю на мир, этого не видно… — доктор развел руками.
— Послушай, а ты правда знаешь того волхва, который не подписал грамоту? — вдруг вспомнил Волот.
— Конечно, и очень хорошо.
— И как ты считаешь, ему можно верить?
— Про веру я ничего говорить не буду. Иначе, опять же, ты в своих суждениях начнешь опираться на мою точку зрения. Но скажу: это очень хороший и честный человек. Немного странный, немного смешной, но бескорыстный. И еще — это сильный человек. Сильный в совершенно определенном понимании. И сила его — совсем не та сила, о которой мы привыкли говорить. Он беззащитен этой своей силой…
— Не понимаю, — вздохнул Волот, — как сила может быть беззащитна?
— Эта сила загоняет его в определенные рамки, и не позволяет выйти за них даже тогда, когда того требует ситуация. Вот, например, когда Сова Осмолов вздумал разыграть это отвратительное действо на вече, ни один человек не позволил бы зайти боярину так далеко. Млад же — его зовут Млад Ветров, если ты помнишь — не считал себя вправе защищаться, и только смерть Белояра заставила его раскрыть рот. Но ты, наверное, помнишь, как слушал его слова. Затаив дыхание, верно? Пил каждое слово и хотел пить их бесконечно. Впитывал его слова, словно губка, и не просто верил, а безраздельно соглашался. И был счастлив при этом, правда?
Волот подивился и даже мотнул головой, настолько верно доктор описал его отношение к выступлению волхва на вече.
— Да, ты прав… Это настолько сильный волхв?
— Он не только волхв, но и шаман-облакопрогонитель.
— Ничего себе! Вот здорово! — улыбнулся Волот. Он так мало знал о шаманах, но относился к ним с любопытством, граничащим с восхищением.
— Да. Способности к волхованию он унаследовал от отца, знаменитого целителя Мстислава-Вспомощника. А шаманские способности — от деда, как это обычно и бывает. Я не очень хорошо знаю шаманские тайны, хотя и сталкиваюсь с темными шаманами почти каждый день. Умение управлять толпой, умение вогнать ее в нужное шаману состояние — эта способность более свойственна белым шаманам. Ведь они говорят с богами напрямую, и напрямую требуют у них дождя или солнца. Для этого мало силы одного шамана, для этого за ним должны стоять люди, поддерживающие его. Обычно шаман пользуется для этого шаманской пляской, когда ритм бубна, слова его песни и звон оберегов заставляют толпу подчиняться ему с радостью и восторгом. Млад же может делать это и без шаманской пляски. Даже со связанными руками, что ты и видел на вече.
— Это требует от него много сил? — переспросил Волот, — это правда, что у него едва не остановилось сердце?
— Правда. На вече это получилось у него бесконтрольно, он был потрясен смертью Белояра, иначе бы никогда своей силой не воспользовался.
— И он до сих пор не поправился?
— У него случилось новое несчастье: во время пересотворения у него умер ученик. Говорят, Млад пытался его спасти, но духи сбросили его на землю. Это само по себе опасно для шамана, а он еще и обгорел, потому что упал в костер. Так что, боюсь, сейчас не лучшее время расспрашивать его о Белояре.
— А что такое «пересотворение»? — спросил Волот.
— Это испытание, после которого призванный юноша становится шаманом.
— И что, во время пересотворения можно умереть? — удивился князь.
— Я не знаю. Говорят, что при хорошей подготовке со стороны учителя, все ученики проходят его более или менее спокойно.
— Ты хочешь сказать, это зависит от учителя?
— Я не знаю. Это вне моего врачебного опыта. Да и все, что касается шаманов — для меня темное дело. Как и для всех.
— Но ты считаешь его честным человеком, достойным доверия? Значит, можно положиться на его слова на вече? И о Белояре, и о неподвластной нам силе, и о странных людях со способностями волхвов?
— Этого я не говорил. Видишь ли, шаманы в большинстве своем — очень впечатлительные люди, люди с тонкими чувствами, богатым воображением, неустойчивым настроением. Они легко возбудимы. И чем сильней шаман, тем сильней его возбудимость. Так же как твоя воля осязаема для тех, с кем ты говоришь или кому отдаешь распоряжения, так и возбуждение шамана передается людям, раскачивает толпу, заставляет верить каждому его слову. Но в жизни такие люди, как правило, беспомощны, и смотрят на мир через стекло своих подъемов к богам. Возможно — я это всего лишь допускаю — что и неподвластная нам сила, и странные люди — порождение его возбудимости, его воображения, и на самом деле их не существует. Он, глядя через стекло, видит реальность немного искаженной, окрашенной в слишком темные или слишком светлые тона. Так что я бы не стал принимать скоропалительных решений на основании слов шамана. Он не лгал, ни в коем случае. Он так видит мир.
- Предыдущая
- 37/132
- Следующая
