Оракул с Уолл-стрит 7 (СИ) - Тыналин Алим - Страница 3

— А банковская тайна?

— Абсолютная. Credit Suisse гарантирует полную конфиденциальность операций. Никакая информация не передается третьим лицам, включая американские налоговые органы.

Это открывало невероятные возможности для наших состоятельных клиентов. Семьи вроде Вандербильтов, Асторов и Роквудов могли размещать часть капитала в швейцарских банках, защищая активы от политических рисков и налогового давления.

Бейкер вошел в кабинет с папкой документов под мышкой. Мой специалист по международным операциям выглядел воодушевленным результатами переговоров с британскими партнерами.

— Мистер Стерлинг, — доложил он, — Barclays Bank согласен на партнерство в сфере торгового финансирования. Мы получаем доступ к их сети корреспондентских банков по всей Британской империи.

— Какие конкретно возможности? — уточнил я.

Бейкер разложил на столе карту британских торговых маршрутов:

— Лондонский офис будет обслуживать валютные операции наших клиентов в фунтах стерлингов. Аккредитивы для торговли с Индией, Австралией, Канадой. Финансирование экспорта американских товаров в британские колонии.

Я изучал схему международных операций. Через Barclays мы получали доступ к рынкам Азии и Африки, могли финансировать торговлю хлопком, табаком, промышленным оборудованием.

— А венесуэльское направление?

— Через активы Manhattan Commercial у нас есть связи с Banco de Venezuela в Каракасе, — объяснил Бейкер. — Они готовы к сотрудничеству в сфере нефтяного финансирования.

Венесуэла переживала нефтяной бум. Американские компании по нашему проекту международного консорциума вкладывали миллионы долларов в разработку месторождений. Наш банк мог финансировать эти операции, получая комиссионные с каждой сделки.

— Золотые операции? — спросил я.

О’Мэлли достал отдельную папку:

— Босс, мы создаем сеть для международной торговли драгоценными металлами. Партнеры в Лондоне, Цюрихе, Амстердаме, Йоханнесбурге. Merchants Farmers Bank становится посредником между золотодобытчиками и промышленными потребителями.

Схема выглядела амбициозно, но реалистично. Золото оставалось основой международной валютной системы, а мы получали возможность участвовать в самых прибыльных операциях.

— К концу 1930 года, — подвел я итог, — мы должны стать первым американским банком с полноценной трансатлантической сетью. Представительства в Цюрихе, Лондоне, Каракасе. Партнерства с ведущими европейскими финансовыми институтами.

Бейкер и О’Мэлли кивнули. Мы обсуждали детали еще полчаса: размеры первоначальных инвестиций, кадровые назначения, юридические формальности.

— Джентльмены, — сказал я в завершение, — через год Merchants Farmers Bank должен контролировать финансовые потоки между Америкой и Европой. Это наша стратегическая цель.

Когда сотрудники ушли, я остался один в кабинете. За окном сгущались вечерние сумерки, а огни финансового района зажигались один за другим.

Я открыл ящик стола и достал фотографию Элизабет, сделанную в Cotton Club в один из совместных вечеров. Ее улыбка, ее умные глаза, ее вера в справедливость — все это погибло из-за моих амбиций. Каждый новый офис, каждый международный договор, каждый доллар прибыли напоминал о том, что я не сумел защитить самое дорогое.

Империя росла, но сердце оставалось пустым.

Ночной дождь со снегом барабанил по окнам моего кабинета в здании Merchants Farmers Bank на Стоун-стрит. Часы на каминной полке показывали половину девятого, а я все сидел в кожаном кресле, глядя на вечернюю газету. Заголовок на третьей полосе «New York Herald» жег глаза: «Трагическая смерть известной журналистки».

Элизабет погибла позавчера. Сегодня ее похоронили на кладбище Вудлон в Бронксе. Я не пошел на похороны, слишком много любопытных глаз могли заметить мое присутствие. Но цветы я отправил. Белые розы без подписи.

На письменном столе из красного дерева лежали разложенные веером документы. Архивные находки из старой библиотеки «Харрисон и Партнеры», записи покойного Чарльза Риверса, финансовые отчеты Continental Trust. Рядом стоял хрустальный стакан с виски «Old Forester», нетронутый уже второй час.

За окном редкие прохожие спешили под черными зонтами по мокрому тротуару. Фонари отбрасывали желтые круги света на асфальт, а вдали мигали красные огни радиомачт на крышах небоскребов. Автомобильные фары скользили по Уолл-стрит, несколько поздних «Паккардов» и «Кадиллаков», везущих домой банкиров и брокеров после долгого рабочего дня.

Я взял в руки машинописный лист, отчет Маккарти о смерти Элизабет. Каждая строка была как удар ножом.

«Соседи вызвали полицию в 18:45, почувствовав запах газа в коридоре четвертого этажа дома №47 по Восточной 73-й улице. Элизабет Кларк найдена мертвой в гостиной, сидящей за письменным столом. Предварительная причина смерти — отравление угарным газом из-за неисправности газового водонагревателя в ванной комнате».

Но я знал правду. Я уже говорил, что у Элизабет в квартире была полностью электрическая система, она гордилась этим, называла газовые приборы «пережитком прошлого». Более того, Маккарти выяснил, что гибели девушки сопутствовали весьма странные обстоятельства.

Continental Trust убили ее за статью о тайных связях с европейскими банкирами, опубликованную в «New York World» неделю назад. За нашу операцию «Гарпун» против Manhattan Commercial Bank. За меня. Скорее всего, эта статья стала последней каплей.

Я перелистнул документы Риверса, найденные в камере хранения №742 на Центральном вокзале. Операция «Анакондо», план Continental Trust по контролируемому краху независимых банков с последующей скупкой активов. Список из пятнадцати целей, включая мой банк. Схемы финансирования через швейцарские счета в Union Bank of Switzerland и Credit Suisse. Общая сумма европейских инвестиций двадцать пять миллионов долларов.

Элизабет поплатилась жизнью за то, что пыталась раскрыть эту паутину. А я, зная об опасности, не сумел ее защитить.

Дождь усилился, струи воды стекали по стеклу, размывая огни города. В камине потрескивали дрова, а тиканье напольных часов марки «Chelsea Clock» отсчитывало секунды в пустой тишине. Даже ночные звуки Уолл-стрит, шум грузовиков, стук копыт полицейских лошадей, далекие гудки пароходов в гавани, казались приглушенными.

Я поднял фотографию Элизабет со стола. Она смеялась, стоя у входа в библиотеку Колумбийского университета. Умные зеленые глаза, каштановые волосы, собранные в модную прическу «боб», элегантное пальто от «Bergdorf Goodman». Женщина, которая могла бы изменить мир своими статьями.

Время для горя прошло. Настало время для мести.

Я открыл сейф за картиной Джона Сингера Сарджента и достал кожаную папку с планами уничтожения Continental Trust. Финансовые схемы, списки активов, досье на руководство. Все, что собрал за месяцы расследования.

Джеральд Восворт, шестьдесят два года, председатель совета директоров. Потомственный банкир из Бостона, выпускник Гарварда 1889 года. Личное состояние около восьми миллионов долларов. Слабое место — пристрастие к азартным играм и долги игорным домам.

Генри Форбс, срок семь лет, финансовый директор. Бывший офицер артиллерии в Первой мировой войне, награжден Крестом за отвагу. Контролирует европейские операции через счета в Цюрихе. Слабое место — содержит любовницу-француженку в дорогой квартире на Парк-авеню.

Чарльз Кембридж, пятьдесят четыре года, вице-президент по операциям. Выпускник Принстона, бывший партнер в «Morgan Company». Курирует подкуп чиновников Департамента банковского надзора. Слабое место — тайное пристрастие к опиуму.

У каждого своя ахиллесова пята. И я собирался использовать их все.

В девять вечера в дверь постучали. Я быстро убрал документы Continental Trust в сейф и принял деловой вид.

— Войдите.

Мисс Ребекка Левински, наш главный аналитик, вошла с папкой отчетов под мышкой.