Господин следователь 9 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 12

— Был такой врач, а еще химик, астроном и прочее, а жил давненько, в 16 веке. Он, в отличие от прочих медиков, которые все болезни лечили кровопусканием, начал лекарства составлять, — принялся разъяснять я. — Считал, что человек состоит из тех же веществ, что и прочие тела природы — моря, океаны, земля. Значит — внутри человека есть ртуть, свинец, золото, и сера и все прочее. Все перечислять не стану, но вы поняли. Если человек здоров, значит, все вещества в наличии, а заболел, так чего-то не хватает, нужно добавить — может, серы недостает, а может, ртути.

— Эх, Иван Александрович, что за чушь вы несете? — возмутился Федышинский. — Небось, тоже статью Бриера прочли? Заверяю — учение Парацельса гораздо старше самого Парацельса, сам Гиппократ теорию равновесия вывел, а швейцарец все достижения себе присвоил. Думаю,как вспомнили о Парацельсе, так и забудут. Вот, скажите, вам известно его настоящее имя?

Про Бриера не слышал, но настоящее имя Парацельса знал. Историк я, или где?

— Как раз знаю, — хмыкнул я. — Его настоящее имя Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенхайм.

Федышинский с уважением посмотрел на меня, а я не стал излагать известные мне подробности из жизни Парацельса. Ими, в свое время, с нами щедро делился наш профессор, читающий лекции. Например, мы узнали о том, что великий ученый не любил мыться и менять одежду, считая это напрасной тратой времени. Чего доброго, Михаил Терентьевич примет это на свой счет.

А вообще — мне работать надо, а не болтать о великих и выдающихся. Но как тут работать, если телега до сих пор не пришла, а эскулап над душой стоит?

Впрочем, кое-что можно сделать.

— Спиридон, а где слуга? — спросил я у городового.

— Так и стоит, в коридоре, — отозвался Савушкин.

Яков, как стоял, упершись лбом, так и стоит. Осторожно похлопав старика по плечу, добился, чтобы тот повернулся лицом ко мне. Ух ты, а ведь он так и не закончил рыдать. Слезы, как текли, так и текут.

М-да, тяжелый случай. Впечатление, что слуга не хозяина потерял, а близкого родственника.

— Прости, дружище, что отвлекаю, но мне твоя помощь нужна, — мягко обратился я. — Я следователь, расследую смерть твоего хозяина. Зовут меня Иваном Александровичем. Нужно кое-какие вопросы задать.

— Ничего говорить не стану, — ответил старик, едва шевеля губами.

А вот это уже интересно. Такое впечатление, что его кто-то здорово испугал.

— Я пока ничего и не спрашивал, — улыбнулся я. — У меня и протокола нет, я так, из чистого интереса. Выслушаешь, сам решай — отвечать или нет. Узнать хотел — почему в кабинете мебели мало?

Яков похлопал глазами, осмысливая — о чем его спросили, потом, вытащив из кармана носовой платок, громко высморкался. Осознав, что вопрос не страшный, надумал ответить.

— Так это… Часть мебели, если не половину, барин по весне в Ивачево возит, как со времен господ Петраковых повелось. Они, пока в силе были, тоже на лето в имение уезжали, а на зиму в город. И чего мебель покупать, проще перевезти. Чего ей всю зиму в нетопленном доме стоять? А обратно еще не привезли. Барин должен был к середине октября вернуться, а он вчера приехал.

Мебель перевозят в имение, а потом обратно? Сам не видел, но не удивлюсь. Здесь выезд на дачу, словно в экспедицию на Северный полюс. И еду с собой тащат, и постельные принадлежности. Так что, вполне возможно, что хозяева и мебель таскают туда-сюда. Кто-то из наших цариц, переезжавших из одного дворца в другой, тоже возил обозы с мебелью, посудой и прочим. Так что, ничего нового.

— А слуги есть, кроме тебя?

— Слуги есть. Кухарка имеется, но она тоже еще не вернулась, а кроме нее постоянных никого нет. В усадьбе баб деревенских нанимаем, чтобы полы мыли, а здесь две обывательские женки — они тоже со времен Петраковых.

— А конюх есть?

— Так у барина своего выезда нет, зачем конюх? Весной извозчиков нанимает, они отвозят, а по осени обратно привозят. В имении-то он никуда не ездит, то есть, не ездил. Сам Григорий Алексеевич не здешний, знакомых нет. Да он и не желал ни с кем знакомиться. Зато рыбу каждый день ловить ходил. А на рыбалку и пешком можно. В город понадобится — в версте почтовая станция, кареты почтовые по пять раз в день ходят. И здесь, куда ему ездить? В церковь да в Дворянское собрание можно пешком дойти, а в непогоду извозчика нанять.

— А ты чем занимаешься?

— Так я летом дом сторожу, а с осени по весну дрова колю, печки топлю. Если надо — гостей приму. Хозяин меня иной раз дворецким величает, для смеха. Летом, если срочного ничего нет, один раз в неделю в Ивачево езжу — газеты вожу, письма, если приходят. Но не упомню, когда хозяин последний раз письма получал. Может, в тот год, а может и поза тот.

— А не проще почту в Ивачево переадресовывать? Чего тебе самому болтаться? — слегка удивился я.

Знаю, что дачники так и делают — оставляют на почтамте свой новый адрес, газеты с журналами туда и шлют. Какой интерес читать устаревшие новости?

— Хозяину виднее, — туманно отозвался Яков. — Да он и газеты-то не слишком любил читать. Некрологи рассматривал, радовался, если кто из знакомых встречался.

Обычно люди огорчаются, встретив в газете некролог на своего знакомого или сверстника. А этот радовался?

— То есть, постоянных слуг только двое? — решил уточнить я. — А личный слуга у хозяина был? Все-таки, отставной генерал, кто-то ему тапочки подавать должен, трубку набить, за водкой бегать. Генералы привыкли, чтобы у них денщики были.

Не факт, конечно, что у генерала имелся денщик. В армии денщику казна жалованье платит, и числится «военный» слуга нижним чином, а уходит в отставку нередко с унтер-офицерскими лычками.

Старый слуга притих, поджав губы. Кажется, не желает отвечать на этот вопрос.

— Яков, если не ты, то кто-то другой скажет, — слегка надавил я. — Никакой тайны ты мне не выдашь. Был у Григория Алексеевича денщик или нет?

Яков подумал, но все-таки решился.

— Был у него камердинер. Никитой зовут. Барин его недавно нанял — с месяц всего.

— И куда пропал?

— Вот про это не могу знать. Приехал с барином на почтовых, а потом пропал. Вечером оба приехали, мне Григорий Алексеевич велел к себе идти, во флигель. Я и ушел. Утром пришел, чтобы печь протопить, в доме пусто, а барин в петле висит.

Вот, значит как. Имеем мы теперь подозреваемого.

— Фамилия у Никиты есть? Приметы какие?

— Фамилии не помню, а приметы такие, самые обычные. Среднего роста — чуть пониже вас, в кости крепкий, волосы русые.

Как говорится — без комментариев. С такими приметами пять человек на дюжину.

— Сможешь определить — пропало что-то из дома? Деньги, скажем, драгоценности? Что там еще? Посуда серебряная, картины? Оружие какое?

— Из оружия только сабля парадная, позолоченная, вот и все. Но она в шкапе висит, вместе с мундиром. Посуда с картинами тоже в усадьбу уехала, когда привезут — тогда и смотреть надо. Особых драгоценностей у хозяина не было — кольцо, да пара сережек после покойной супруги. Они в столе, вместе с деньгами. А денег из пенсиона Григорий Алексеевич на месяц по двести рублей брал — на дом,на провизию и прочее. Все остальные в банке хранились.

— А летом как?

— А летом я на почте пенсион за него получал, двести рублей хозяину отвозил, триста в банк относил. Всегда расписку предъявлял от кассира. Те деньги, что я ему отдавал, он в бумажник складывал. А где нынче бумажник не знаю, надо смотреть.

— Яков, сколько у твоего хозяина денег в банке?

— А вам зачем? — насторожился слуга.

— Если спрашиваю, то положено отвечать, — спросил я, подпустив металла в голос. — Опять-таки — в банке могу справиться, мне скажут.

Старик вздохнул, призадумался, потом ответил:

— Здесь, в Череповце, на счете двадцать тысяч лежит, а еще в Петербурге — видел как-то расписки, там еще сорок.

Итого, значит, шестьдесят тысяч. Теоретически, генерал может иметь такие сбережения. Жалованье большое, шесть тысяч в год. Если с «боевыми», так и все восемь. Станем исходить из шести тысяч. Выйдет, что генерал копил десять лет. Еще дом и имение. Приплюсуем… пусть еще тридцать тысяч. Лучше сорок. Значит, все про все, тысяч сто. И за сколько бы он накопил? Лет так… за шестнадцать. Не пил и не ел, а копил и копил. И когда Григорий Алексеевич стал генералом? Генералы, конечно, жалованье и пенсию достойные получают, но сто тысяч… Не много ли?