Муля, не нервируй… Книга 5 (СИ) - Фонд А. - Страница 4
- Предыдущая
- 4/54
- Следующая
Мы все аж обалдели. И было отчего.
Сейчас Букет стал уже полностью оранжевым, но по рыжему шёл крупный зелёный горох.
— Мать моя женщина! — тихо сказала Белла и нечутко заржала, позабыв о калошах.
— Боже мой! — пробормотала Раневская и добавила, — удивительно!
— Ярослав! — заверещала Ложкина и принялась извиняться перед Раневской, — извините, я его отмою! Сама отмою! Простите его, пожалуйста!
И тут же набросилась на парня:
— Проси прощения у Фаины Георгиевны, скотина! Она милицию сейчас вызовет и тебя в тюрьму посадят!
Ярослав тяжко вздохнул и отвернулся. Извиняться за содеянное он не снизошёл.
— Вот это да! — послушалось за моей спиной и все обалдели ещё больше.
— Валентина! — всплеснула руками Белла и удивлённо добавила, — ты разве не сбежала с этим гадом Жасминовым в Ташкент?
— Почему в Ташкент? — удивилась Валентина.
— Не в Ташкент, а в Тбилиси! — поправила её Муза, которая пила мало и всё прекрасно помнила, — Аркадий Наумович собирался сегодня с утра ехать тебя искать. Но пока не проснулся. Поедет завтра.
— Папа! — охнула Валентина и побежала в мою комнату.
— Дурдом! — покачала головой Фаина Георгиевна и пошла в свою комнату. За ней, цокая когтями по полу и виляя задом, украшенным лысым хвостом с огромной уже зелёной кисточкой, прошествовал Букет.
Аркадия Наумовича удалось разбудить с третьей попытки. А Павла Григорьевича — с пятой. Они очень удивились, обнаружив Валентину в моей комнате.
Я посоветовал всем одеваться и идти мириться с Надеждой Петровной и Анной Васильевной.
— Она меня никогда не простит, — пробормотал Аркадий Наумович и поморщился — явно болела голова, причём сильно.
— Когда вы приведёте дочь. Да ещё целой и невредимой — она простит, — заверил его я.
— А Надя? — встрял и себе Адияков.
— Скажешь, что ты помогал Аркадию Наумовичу искать пропавшую дочь, — ответил я, мечтая, чтобы они поскорее ушли и я мог завалиться и поспать, — кроме того, скажешь, что хотел обелить имя сына.
Выпроводив гостей, я, наконец, завалился на кровать прямо как был, в одежде. Уплывая с объятия сна, я услышал, как в дверь постучали. Дуси в комнате не было (увязалась вслед за Адияковым, Осиповым и Валентиной. Уж очень ей любопытно было, чем всё в результате закончится), а стучали настойчиво. Поэтому пришлось вставать и открывать. Хорошо, хоть одеваться заново не пришлось.
На пороге стояла… Ложкина. Вид она имела крайне смущённый.
— Муля! — воскликнула она, — Помоги!
Меньше всего я сейчас хотел кому-то помогать. Кто бы мне помог — спать хотелось неимоверно, и голова разрывалась.
— Что? — еле удержал зевок я.
— Муля, я не знаю, что делать, — Ложкина бесцеремонно плюхнулась за стол и я с ужасом понял, что это надолго.
— Варвара Карповна, давайте вечером поговорим, — взмолился я, — голова разрывается и засыпаю я.
— Поняла! — подпрыгнула Ложкина, — Полминуты. Жди. Я сейчас. У меня рассольчик капустный есть.
От этого чудесного словосочетания рот мой наполнился слюной и аж в зобу дыханье спёрло.
Ложкина смоталась в комнату Жасминова и принесла целую банку с капустным рассолом. Я припал к живительной влаге, словно Моисей, который ходил по раскалённой пустыне тридцать лет и внезапно добрёл до Макдональдса с холодной колой.
Ммммм…. Жизнь налаживается…
— Муля! — убедившись, что я чуть воспарял, опять прицепилась Ложкина.
— Говорите, — разрешил я, — только недолго, а то я прямо за столом усну. Двое суток напролёт бухать. Даже я не выдерживаю.
— Муля, я не знаю, что делать с Ярославом, — прошептала Ложкина и её простецкое лицо скривилось. — Пётр Кузьмич сказал, чтобы я решила проблему и без решения обратно не возвращалась.
— Так вы же его в Суворовское училище отдать хотели, — напомнил я.
— Понимаешь, в Москве нет Суворовского училища, — всхлипнула Ложкина.
Я впервые видел её настолько расстроенной.
— Да разве это беда? — удивился я, — в других городах они есть. Я не помню в каких точно, но можно в любом военкомате спросить.
— Я спросила, — вздохнула Ложкина, но мы начали сегодня медкомиссию проходить и обнаружили плоскостопие. Сказали, его не возьмут. Что мне делать?
— Мда. Проблема, — я задумался, прикидывая варианты, и тут Ложкина горячо зашептала:
— Муля! Мулечка! Придумай что-нибудь! Давай я тебе его на перевоспитание оставлю⁈ На месяц всего! А потом заберу. Ты с ним легко справишься. Он тебя будет слушаться, Муля! Иначе он совсем от рук скоро отобьётся…
— Уже отбился, — хмуро заметил я. Перспектива получить на иждивение малолетнего неуправляемого хулигана меня совершенно не радовала. Да я в принципе детей не очень люблю и не умею с ними особо ладить.
— Мулечка! Век благодарной буду! И Пётр Кузьмич тоже! — Затараторила Ложкина, — я буду вам их деревни продукты пересылать. Свеженькие. Или, может, ты денег хочешь? Хочешь денег, Муля? У нас есть деньги!
Я замотал головой. Сейчас я хотел только спать. Поэтому сказал, чтобы она отцепилась:
— Ладно, что-нибудь придумаем.
Счастливая Ложкина ретировалась, буквально кланяясь на ходу.
А я, наконец, завалился спать. И моментально отключился, когда голова ещё даже не коснулась подушки.
Проснулся аж вечером. Чувствовал я себя заново родившимся. Вот что сон животворящий делает. Плюс молодой организм.
С подвыванием я потянулся, размышляя, чего я сейчас больше хочу — капустного рассолу или крепкого кофе.
И тут же поперхнулся от изумления — за столом сидел… Ярослав и читал мою книгу про графа Монте-Кристо.
— Ты что здесь делаешь? — спросил я.
— Читаю. Не мешай, — хмуро ответил Ярослав и перелистнул страницу.
— Я вижу, что читаешь, — сказал я и решил прояснить ситуацию, — а почему здесь сидишь?
— А где мне ещё читать? — удивился Ярослав и даже соизволил оторваться от книги и посмотреть на меня.
— У себя читай, — предложил я, — или на кухне.
— На кухне на меня Белла ругается, — отмахнулся Ярослав, — а ту комнату баба Варя заперла.
— Так пусть отопрёт, — зевнул я и велел — дуй к себе давай.
— Так нету её, — ответил Ярослав.
— Кого нету? — не понял я.
— Бабы Вари нету. Уехала домой, — пояснил Ярослав и тут же нелогично добавил, — я конфет хочу.
— Перебьёшься, — автоматически ответил я, размышляя, что мне теперь делать. Я брякнул что-то, чтобы она отцепилась. Даже подумать не мог, что Ложкина подкинет мне малого и сама слиняет. И главное, так хитро всё провернула, не подкопаешься.
— Где я спать буду? — хмуро спросил Ярослав и добавил, — у тебя в комнате две кровати только.
— В коридоре на коврике, — буркнул я. — Вместе с Букетом.
— Букет — вонючка! — возмутился Ярослав.
— Ты зачем его перекрасил? — поинтересовался я.
— Для красоты и дезинфекции, — ответил тот, — он воняет.
— А калоши Беллы зачем приклеил к полу?
— А как бы я их прибил? — удивился Ярослав, — я же тебе говорил. что пол бетонный и прибить невозможно. Пришлось клеить.
Я не придумал ещё, что ответить, как в дверь постучали и в комнату вошел, не дожидаясь разрешения… Завадский.
Он был угрюм и мрачен.
Войдя в комнату, он скривился — видимо почувствовал перегар.
— Мальчик, пойди погуляй, — велел он Ярославу, — нам с твоим папой поговорить надо. Нечего тебе взрослые разговоры слушать.
— Это не мой папа, — ответил Ярослав и его глаза блеснули предвкушением.
— Ярослав, выйди, — сказал я и посмотрел на режиссёра, — чем обязан?
— Иммануил Модестович, — с крайне независимым видом сказал Завадский, — я считаю, что нам нужно закопать топор войны и начать сотрудничать.
Я удивился и без слов посмотрел на него.
— Мы взрослые люди…
— Юрий Александрович, — криво усмехнулся я, — когда вы влезли в мой проект и по сути отняли его у меня, вы этим вопросом даже не задавались. Что теперь изменилось?
— Сценарий исчез, — нахмурился Завадский.
- Предыдущая
- 4/54
- Следующая