Муля, не нервируй… Книга 5 (СИ) - Фонд А. - Страница 13

Она схватилась за голову и застонала.

— Вы бы ещё на Колыму его отправили! — свирепо набросилась на Адиякова Дуся (когда дело касалось Мули, она тут же начинала пренебрегать любыми авторитетами).

При слове «на Колыму» в комнате мгновенно установилась звенящая тишина. Затем все, не сговариваясь, поплевали трижды через плечо. Даже Дуся. И даже Модест Фёдорович, который всегда был атеистом и имел научное мировоззрение. Причём он даже перекрестился. Очевидно, на всякий случай.

— Надя! — возмущённо сказал Адияков, — парню пора становиться мужчиной. Он просто обязан посмотреть жизни в лицо. За мамкиной юбкой этого не сделаешь!

Он посмотрел на Дусю и добавил:

— И нянькиной.

Как ни странно, Дуся благосклонно ему улыбнулась, ей это явно польстило.

— Я всё решу, сын, — резко сказал Адияков, — не беспокойся. Ты когда сможешь ехать?

— Мне две недели отработать надо, — задумчиво сказал я и спросил Мулину мамашку, — а можно как-то не отрабатывать? Больничный опять сделать?

Не успела Надежда Петровна ответить, как Модест Фёдорович тоже решил вставить и свои пять копеек:

— Нельзя, Муля. Разве ты не знаешь, что согласно Трудовому кодексу, если ты возьмёшь больничный, то после него, всё равно придётся отработать две недели…

— По обоюдному согласию можно, — ввернул ехидно Адияков.

— Это если по обоюдному, — не менее ехидно вернул подколку Бубнов, — но Муля, насколько я понял, ты же решил назло руководству свинтить? Я правильно понял, сын?

Я не успел кивнул или ответить, как Адияков при слове «сын» из уст Бубнова прямо весь аж взбеленился и вдруг едко брякнул:

— Кстати, сын, — слово «сын» он произнёс подчёркнуто-демонстративно, — а что там с фамилией нашей? Когда, наконец-то, поменяешь? Ведь ты — Адияков!

Ба-бах!

Тишина прямо грохнулась на комнату. Тихо охнула Дуся, а Надежда Петровна побледнела и казалось, вот-вот упадёт в обморок. В воздухе запахло скандалом.

— Да, конечно, — вежливо кивнул я.

— Что конечно? — дрожащим голосом переспросил Модест Фёдорович и посмотрел на меня, как на предателя. А Адияков, наоборот, торжествующе поджал губы.

— Конечно, я буду менять фамилию, — спокойно сказал я, — как раз до отъезда должен успеть.

Павел Григорьевич с видом победителя злорадно посмотрел на Модества Фёдоровича. Тот побагровел. Надежда Петровна побледнела ещё больше. Дуся сидела тихо-тихо, как мышка и боялась даже вдохнуть.

— Вот это правильно! — радостным бизоном взревел Павел Григорьевич, — будешь теперь Муля Адияков!

— Нет, я не буду Адияковым, — ответил я.

— В каком смысле не будешь? — не понял Павел Григорьевич. — Ты о чём?

— Чем тебе вдруг разонравилась фамилия Бубнов? — со своей стороны возмутился Модест Фёдорович, — всю жизнь был Бубнов, а теперь не пойми что! Что люди про тебя скажут, Муля⁈

Я обвёл взглядом присутствующих, дождался, когда эмоции чуть поутихли и ответил:

— Я беру фамилию — Шушин!

Тихо ахнула Надежда Петровна, икнула Дуся. Изумлённо вытаращился Модест Фёдорович. А Адияков вдруг рассмеялся:

— Каков шельмец! Прям настоящий Адияков! Наша кровь!

— Муля, объясни, — слабым голосом потребовала Надежда Петровна и промокнула слезинку надушенным кружевным платочком.

Дрожащими руками Дуся торопливо отсчитывала капли в стакан с водой. В комнате остро запахло валерьянкой.

— А что тут говорить, — пожал плечами я, — раз вы начали борьбу за мою фамилию, то мне больше ничего не остаётся. Если возьму фамилию Адияков — обижу человека, который меня вырастил. Если оставлю фамилию Бубнов — обижу человека, который дал мне жизнь. Ни один из вас этого не заслуживает.

— Но почему ты взял фамилию деда? — озвучила за всех общий вопрос Дуся и протянула стакан с валерьянкой Надежде Петровне.

— У деда две дочери, — пожал плечами я, — насколько я знаю, тётя Лиза замуж не вышла…

— Вышла! — выпалила Мулина мать и покраснела. Она торопливо хлопнула стакан залпом и аж задохнулась от ядрёного лекарства.

— Даже если и вышла, то детей у неё нет, — ответил я.

— Всё так, — согласилась Надежда Петровна, пытаясь отдышаться. Дуся протянула ей чашку с чаем — запить.

— А моя мама сейчас Адиякова, — сказал я.

Надежда Петровна опять покраснела и с вызовом посмотрела на Модеста Фёдоровича. Тот ничего не сказал. Молча сидел, опустив голову и барабанил пальцами по столешнице.

— То есть род Шушиных прервался, — развёл руками я, — а Пётр Яковлевич слишком многое сделал для страны и мира, чтобы вот так просто взять и предать такую славную фамилию забвению.

Здесь никто из присутствующих не смог возразить ничего. Мулиного деда боялись и уважали даже после его смерти.

— В семействе Бубновых скоро пополнение, так что фамилия не прервётся, — продолжил я, но Модест Фёдорович перебил с возмущением:

— У нас будет девочка!

— Это стопроцентно? — прищурился я.

Модест Фёдорович растерянно пожал плечами, а Надежда Петровна пренебрежительно закатила глаза.

— И даже если девочка, то никто ей не мешает оставить потом девичью фамилию, — вернулся к теме разговора я, — это — раз. Во-вторых, у вас первая будет девочка. Я не думаю, что через пару лет Маша не захочет ещё ребёнка. Ну, и ты тоже…

Модест Фёдорович задумчиво кивнул, выражая согласие, а Надежда Петровна язвительно фыркнула.

— Тогда бери фамилию Адияков, — опять влез Павел Григорьевич. — У нас с твоей мамой пополнения не предвидится. И ты у меня один единственный сын.

— А вот этого я вообще не понимаю, — хмыкнул я, — вы с мамой вполне ещё можете успеть подарить мне братика или сестричку. Но лучше братика. Сестричка у меня скоро будет.

— Мне сорок пять лет! — возмущённо вскинулась Надежда Петровна, — какой там уже братик!

— Да, — поддакнул Адияков, но как-то неуверенно.

— И что из того? — поморщился я, — это же не первый ребёнок у тебя. А второго можно и поздно родить. Так-то ты на сорок пять лет и не выглядишь. Максимум — на тридцать шесть.

Надежда Петровна польщённо зарделась, а Дуся ляпнула:

— В соседнем доме Левонтиха вон пятого родила. Так ей сорок четыре.

— Но не сорок пять! А если рожать, то мне все сорок шесть будет. И даже сорок семь! Куда это годится! Чтобы люди смеялись⁈

— А Левонтиха опять на сносях ходит, как раз в сорок пять родит опять, — невозмутимо заметила Дуся.

Адияков задумался, да так глубоко, что совсем не обращал внимания на возмущённые взгляды, которые бросала на него Надежда Петровна. Модест Фёдорович тоже пребывал в задумчивости.

А Дуся подытожила:

— Молодец, Муля! Дед бы тобой гордился!

На работу я пришёл, как и обещал, на полчаса раньше. Точнее на двадцать восемь минут раньше (вчера пришлось ещё долго сидеть и успокаивать взбудораженных родственников, но ничего, всё в результате утряслось).

— Муля! Ты опаздываешь! Мы тут ждём, ждём! — возмущённо воскликнула Надя при виде меня.

Они вместе с другими девушками уже собрались в Красном уголке. К моему удивлению, народу было много. Набили полный зальчик, да так, что стояли. Как шпроты в банке.

— Всего на две минуты, — примирительно поднял руки я, — приношу извинения. Не мог второй носок с утра найти, представляете? Сами понимаете — холостяк. Жены нету, проконтролировать некому…

Ответом мне была звенящая тишина.

И тут я понял, какую ужасную стратегическую ошибку я только что совершил.

Все присутствующие девушки посмотрели на меня какими-то странными, оценивающими взглядами. Так смотрели, наверное, работорговцы, выбирая невольников на рынке, или светские львицы на шопинге в брендовых бутиках.

— Давайте перейдём к теме нашего сегодняшнего собрания, — попытался перевести стрелки я, и торопливо начал занятие.

Однако слушали меня сегодня невнимательно — все девушки явно витали в облаках. И даже когда я резко прервал сам себя на самом интересном месте, оставив мощный клиффхэнгер, и мотивируя тем, что новая начальница велела приходить на рабочее место на пятнадцать минут раньше — эта новость не вызвала того возмущения, на которое я рассчитывал.