Муля, не нервируй… Книга 5 (СИ) - Фонд А. - Страница 1

У Дуси, между прочим, тоже была своя тайна. И даже две!

И не хуже, чем у других. А то вишь, поразводили тут секреты на пустом месте!

Первая тайна досталась Дуси ещё от прабабушки, Мавры Харитоновны. Говорят, Дусин прадед привёз жену откуда-то аж чуть ли не из Болгарии. А возможно даже и из Гомеля. Но болгаркой прабабку на селе не считали. А вот цыганкой — запросто. Хорошо хоть дети все получились похожими на прадеда, но всё равно были они все «цыганчатами». Даже после того, как в рабочий посёлок с матерью переехали. Так вот от Мавры Харитоновны достался Дусе по наследству большой секрет. Секретный секрет. Рецепт фаршированной рыбы. И сколько лет Дуся живёт на белом свете, но никогда и никому она этот секрет не выдавала. Уж сколько её и хвалили, и гостинцами задаривали, а она — ни в какую. А там всего-то и надо, что вместо хлеба брать манку в правильной пропорции, а вместо яиц в фарш добавлять только белки, перец и щепотку сахара. И всё потом хорошенечко взбивать.

Второй секрет был ещё секретнее. Касался он одного случая из Дусиной юности. Но об этом ещё больше никому. И никогда.

Вот и всё. А больше скрывать Дусе было и нечего. Потому что она — порядочная женщина. А эти, что ни день — то всё какие-то тайны у них и загадки. Вот где это видано, живут с тем же Жасминовым в одной квартире, считай, через стенку, котлеты и блины Дусины есть он забегает, а вот про то, что с Валентиной, гад такой, сбежал, Дуся узнала чуть ли не самая последняя! И где справедливость?

И главное, вчера эта самая Валентина к ним сама лично заходила. Муленьке новости порассказывала, а про побег — ни словечка. А Жасминов, скотина какая, так вообще весь вечер сидел со всеми соседями за столом. Водку жрал, как порядочный, а рассказать, что опять побег планирует — не рассказал.

Ну вот как можно от соседей такие вещи скрывать⁈

Дуся вытащила из таза и сердито принялась вытряхивать простыню. Сегодня она затеяла стирку. Сама затеяла. Так-то Муленька её бережёт, деньги на хозяйство хорошие оставляет, говорит, чтобы она бельё и одежду в прачечную сдавала. Да знает Дуся ту прачечную. Там такие девки рукожопые работают, что белье после двух-трёх стирок аж серое становится. Вон Белла ленивая и носит туда. И что? Ерунда, а не бельё! Людей стыдно!

А вот Дуся не такая!

Дуся аккуратно развесила простыню на верёвке во дворе и полюбовалась: ровненько ли висит. Висело хорошо, ровненько, простыня сверкала на солнышке кипенно-белой поверхностью. Соседки опять завидовать будут. Пусть!

Честно говоря, любила Дуся маленько удариться в амбицию. У неё всё должно быть лучше всех: и еда самая вкусная, и чисто выстиранные и открахмаленные вещи, и чистота в комнате.

Дуся довольно улыбнулась и взялась за пододеяльник. Сейчас всё развесит, а там как раз и тесто подойдёт. Решила Дуся сегодня печь пироги. Да не простые, а с особой начинкой. Ярослав чтобы попробовал. Хороший мальчик. Творческий…

— Рассказывай, Муля, всё! — потребовала Анна Васильевна и с негодованием посмотрела на меня. Вид у неё был решительный и грозный.

А Аркадий Наумович поджал губы. На скулах его заходили желваки, но он промолчал. В общем, вся святая Инквизиция была сейчас в сборе: чета Осиповых и Мулины родители сидели в гостиной Адияковых и с осуждением взирали на меня.

— Да что рассказывать. Я с работы вернулся, и соседка сказала, что они сбежали, — рассказал всё, что знал, я и для дополнительной аргументации развёл руками.

— И это всё? — глаза Анны Васильевны налились слезами, — Муля! Я тебе не верю! Не верю! Расскажи нам правду, какой бы она ни была!

— Наша дочь не такая! — уверенно заявил Аркадий Наумович и с вызовом посмотрел сначала на меня, потом на Мулиного отца, — Валентина — очень трезвомыслящий человек. Она правильная девочка! И воспитанная! Она бы никогда даже не посмотрела бы на этого вашего… как его там? Певуна!

Судя по лицу Надежды Петровны ей как раз было-таки что сказать по этому поводу, но Павел Григорьевич вовремя наступил ей на ногу. Мулина мамашка чуть слышно охнула, зашипела, но зато хоть дровишек в огонь подкидывать не стала. Лишь осуждающе посмотрела на Адиякова, мол, гад, всю малину перебил. Погубил такой славный срач буквально в зародыше!

Ставлю червонец против пятака, что спать сегодня Адияков будет в гостиной на диване (если не на коврике под дверью). И завтра тоже.

— Но ведь это ты, Муля, её с этим… как его там? С Гладиолусом познакомил! — обличающий перст Анны Васильевны уставился на меня, — если бы не ты, она бы с ним никогда не сбежала!

— С Жасминовым, — автоматически поправил я.

Анна Васильевна демонстративно закатила глаза.

— Ой, да сбежала бы с кем-нибудь другим! — фыркнула Надежда Петровна, правда тихо. Но Анна Васильевна всё равно услышала:

И понеслось.

— Да ваш сын…! — заверещала она.

— Не смейте наговаривать на Муленьку! — в свою очередь заверещала Надежда Петровна, — она ему в подмётки не годится!

— Да моя Валентина…!

— Она ночевала в комнате Мули! У молодого мужчины!

— Там Дуся эта ваша была! Вы сами говорили!

— Мало ли кто что говорил! Вы что, свечку держали⁈

— И Вера эта тоже была!

— Вера — шалава и профурсетка!

— Так почему у вашего сына профурсетки и шалавы ночуют⁈

— И ваша Валентина в том числе!

— Да вы посмотрите…

Бабы сцепились и принялись верещать не своими голосами, пытаясь переорать друг друга. Я понял, что это надолго. Поняли это, очевидно и Адияков, и Осипов.

— Думаю, нам можно пока покурить, — тихо сказал Павел Григорьевич, — пусть женщины по-матерински пока разберутся.

Осипов был вполне солидарен. А я — тем более.

Мы осторожно, чтобы не отвлекать дам от экспрессивного разговора, устремились на кухню. Это был не побег, а временное тактическое отступление. Надежда Петровна на кухне курить, как правило, запрещала, делала исключение только на Новый год. Но сегодня было событие похлеще Нового года. Поэтому закурили там.

— Мдаааа… — сказал, глубоко затягиваясь, Адияков, — Делааааа…

— Валька, дура, учудила! — печально вздохнул Осипов и добавил, аккуратно выпуская дым в форточку, — лучше бы за Мулю замуж пошла. Так нет, амбиции у неё!

— Может, по пятьдесят? — предложил Адияков, которому эта тема была неприятна.

Предложение было встречено одобрительно. Адияков взял табуретку и полез на верхнюю полочку массивного немецкого буфета красного дерева. Оттуда он достал начатую бутылку коньяка. Коньяк явно был надёжно припрятан от Надежды Петровны. Потому что Адияков воровато посмотрел на кухонную дверь и торопливо плеснул нам в рюмки янтарную жидкость.

— Ну! За всё хорошее! — торопливо прошептал он и также торопливо выпил. За ним повторили и мы с Осиповым.

Адияков чутко прислушался к воплям за дверью и гостеприимно предложил по второй.

— Для морального духа, — веско аргументировал он.

— И чтобы всё закончилось хорошо, — горячо поддержал Аркадий Наумович.

Выпили и по второй. Потом покурили. Говорить особо не хотелось. Пауза затягивалась.

— А давайте, чтобы наша пропажа поскорее вернулась? — вдруг предложил Аркадий Наумович и мазнул жаждущим взглядом по бутылке, в которой оставалось ещё примерно четверть коньяку.

Отказывать отцу в горе было неудобно, поэтому гостеприимный Павел Григорьевич радостно пошёл навстречу и плеснул всем ещё. Мне, как представителю молодого поколения и по совместительству сыну и несостоявшемуся зятю, наливали на полпальца меньше. Мал потому что ещё.

Бахнули по третьей.

— Как думаете, куда они подались? — закуривая очередную сигарету, спросил Осипов.

— Я бы на их месте махнул в Якутию, — поделился сокровенным Адияков, немного помолчал и затем глубокомысленно добавил, — ну, или в Тбилиси.

— Почему в Тбилиси? — удивился Осипов.