Ледяные объятия - Брэддон Мэри Элизабет - Страница 18

Сьюзен Лортон не пыталась оспаривать справедливость этого заявления, ибо Стивен Прайс был не по душе и ей, несмотря на привлекательную внешность и выдающийся ум, позволившие ему снискать популярность в определенных кругах.

Джон Грейнджер постоял еще немного у залитого солнцем окна, вдыхая полной грудью аромат тысячи роз, витавший в теплом летнем воздухе. Он медлил, словно не желал прерывать эту беседу, хотя конец близился и последние слова должны были быть сказаны очень скоро.

– Что ж, Сьюзи, – произнес он с неохотой, – мужчина должен учиться стойко переносить невзгоды, даже если ему кажется, что они сломают ему жизнь и положат конец надеждам и мечтаниям. Не передать словами, как сильно я люблю тебя, моя дорогая… и буду любить до конца своих дней. Боб Эшли хороший парень и, даст бог, станет тебе хорошим мужем! Только я не верю, что он способен любить тебя так же сильно, как я. Он с удовольствием относится к жизни: только и думает о том, как преуспеть, – и заботится о матери и сестрах. У меня же есть только ты и моя любовь к тебе. Я одинок как перст с тех самых пор, как был ребенком, и ты стала для меня целым миром. Мне горько принять правду, ну да ничего не поделаешь. Не плачь, моя дорогая Сьюзи. Лишь такой самовлюбленный и эгоистичный болван, как я, мог навлечь слезы на твои прекрасные глаза. Но чему быть, того не миновать. Так распорядилась судьба, и мы должны смиренно принять неизбежное. До свидания, моя дорогая.

Он протянул девушке свою большую честную руку, и она сжала ее в ладонях и поцеловала со слезами на глазах.

– Нет таких слов, чтобы я могла выразить, сколь искренне тебя уважаю, Джон, – произнесла девушка. – Но не прощайся со мной вот так. Мы ведь навсегда останемся друзьями, верно?

– Друзьями? Да, дорогая. Но друзьями на расстоянии. Кое-что видеть попросту невыносимо. Я могу желать тебе счастья и искренне за него молиться, но я не в силах оставаться во Фрайарсгейте и видеть тебя женой Роберта Эшли. Срок аренды старой фермы подошел к концу, и сегодня днем я должен был нанести визит мистеру Волле, чтобы продлить договор. Я представлял, как ты станешь хозяйкой дорогого моему сердцу дома, Сьюзи, мечтал об этом последние три года. И не вынесу вида пустых комнат теперь, когда моим мечтам не суждено осуществиться. Я немедленно освобожу ферму и отправлюсь в Америку. Мне удалось скопить достаточно денег, чтобы устроиться на новом месте, да и работы я не боюсь. В Америке у меня есть старые друзья: кузен Джим Ломакс с супругой, обосновавшиеся в Новой Англии пять лет назад и сотворившие со своей фермой настоящее чудо, – так что я не буду чувствовать себя на новом месте чужаком.

– Поезжай в Америку, Джон, и никогда не возвращайся назад! – печально проговорила Сьюзен. Она искренне уважала этого честного йомена и была до глубины души опечалена мыслью о том горе, что принесла ему бесплодная надежда стать для нее кем-то большим, нежели просто другом.

– «Никогда» слишком грустное и исполненное безысходности слово, Сьюзи, – произнес Джон в своей серьезной и прямой манере. – Может статься, по прошествии многих лет, когда твои дети начнут подрастать, я смогу вернуться, устроиться возле твоего камина и выкурить трубку в компании твоего мужа. Нет, я не перестану любить тебя, дорогая, но время притупит боль старой раны, оставив в душе лишь легкую грусть сродни той, что охватывает при воспоминании о давно почившем друге. Да, я вернусь в Англию спустя лет десять-пятнадцать, если доживу, хотя бы для того, чтобы увидеть твоих детей, и готов биться об заклад, что среди них найдется тот, кто привяжется ко мне всем сердцем и станет для меня на закате жизни как родной. Я знаю, так бывает. А теперь я должен попрощаться, Сьюзи, ибо к трем часам мне нужно быть в городе, чтобы повидаться с мистером Волле, да и дел перед отъездом немало.

– Как скоро ты уедешь, Джон?

– Как только управлюсь с делами: освобожу ферму и все такое, – но непременно зайду попрощаться с тобой и твоим отцом.

– Непременно, Джон. Было бы очень невежливо уехать, не повидавшись с ним. До свидания!

Они вновь обменялись рукопожатиями, а потом йомен пошел прочь по узкой садовой тропинке, ведущей к поросшей дроком пустоши, на дальней стороне которой виднелась чаща леса, где заросли деревьев перемежались с заброшенными гравийными карьерами и запрудами со стоячей водой. Место довольно дикое, хоть и считавшееся в окрестностях Хиллборо вполне безопасным, ибо, в какой бы части леса ни находился путник, до слуха его неизменно долетал шум большой дороги. Пересекавшая лес узкая тропа представляла собой кратчайший путь от фермы Мэтью Лортона до Хиллборо, и Джон Грейнджер не преминул ею воспользоваться.

Он шагал решительно и твердо, выпрямив спину и расправив плечи, хотя на сердце лежала тяжесть. Он был из тех, кто мужественно переносит какие бы то ни было невзгоды, и посему, когда он переступил порог конторы адвоката, ни лицо его, ни манера держаться не носили печати постигшего его разочарования.

Мистер Волле беседовал с клиентом, и Джона Грейнджера препроводили в кабинет клерков, где он и увидел Стивена Прайса, сосредоточенно склонившегося над столом, в компании менее важного и гораздо более юного клерка.

– Добрый день, Грейнджер, – произнес тот холодным снисходительным тоном, который Джон так ненавидел. – Конечно же, пришли насчет аренды?

– Иной причины для визита сюда у меня нет.

– А, вы я вижу, из тех счастливчиков, коим не требуется помощь закона, чтобы выпутаться из неприятностей. И вам чертовски повезет, если сможете продлить срок аренды фермы по той же цене, что платили прежде. У вас это непременно получится, коль сможете с умом разыграть свою партию.

– Я не собираюсь просить о продлении договора аренды, – ответил Джон Грейнджер, – поскольку намерен уехать из Фрайарсгейта.

– Уехать из Фрайарсгейта! Вот так новость! Приглядели ферму получше?

– Я еду в Америку.

Протяжно присвистнув, Стивен Прайс развернулся на своем стуле, чтобы повнимательнее взглянуть на посетителя, и спросил:

– С чего это вдруг, Грейнджер? С вашими-то деньгами – и в Америку! Всегда считал эту страну прибежищем нищих неудачников.

– Я устал от Англии и жажду перемен. Слыхал, в Америке проще преуспеть тому, кто разбирается в сельском хозяйстве и располагает достаточным капиталом.

– И того и другого у вас с лихвой, – завистливо вздохнул Стивен Прайс. – И вы подумываете отправиться в Америку? Очень странно. Мне-то казалось, вы положили глаз на мою хорошенькую кузину. В последние несколько лет я частенько видел вас околачивающимся возле дома старика Лортона.

Джон Грейнджер ничего не ответил на это замечание. К тому же спустя несколько минут мистер Волле попрощался со своим клиентом, и Грейнджера пригласили в его кабинет. Вскоре выяснилось, что уладить все дела сообразно его желаниям довольно просто. Мистер Волле получил несколько предложений от потенциальных арендаторов, один из которых готов был занять ферму, не дожидаясь окончания предыдущего срока аренды, как только мистер Грейнджер ее освободит. Мистер Волле сообщил Джону, что новый арендатор наверняка захочет оставить себе его мебель, а также остальное сколько-нибудь ценное движимое и недвижимое имущество, и посему Грейнджер покинул кабинет адвоката вполне удовлетворенным, радуясь отсутствию препятствий для его спешного отъезда из дома, который некогда был ему так дорог.

Приготовления Джона Грейнджера к отъезду, включавшие в себя передачу имущества новому хозяину и упаковку нехитрых пожитков, заняли немногим более трех недель. Стояла привычная для середины лета ясная погода, когда он решил в последний раз обойти пастбища Фрайарсгейта и впервые с момента принятия судьбоносного решения осознал, как сильно завладели его сердцем эти до боли знакомые места.

Как же тоскливо будет в чужих краях, думал Джон, облокотившись о ворота, чтобы попрощаться с больше не принадлежавшими ему лениво щиплющими траву коровами, и задаваясь вопросом, будут ли они скучать после его отъезда. Найдет ли он удовольствие в своих попытках разбогатеть? Ведь рядом не будет человека, ради которого стоит трудиться и который мог бы гордиться его успехами. Вероятно, ему следовало бы остаться, хоть и пришлось бы слушать ее свадебные колокола и лицезреть, как она опирается на руку Роберта Эшли и смотрит на него также, как смотрела на самого Джона в несбывшихся мечтах. Господи, как ему хотелось умереть! Ведь смерть – такой легкий способ положить всему конец!