Ледяные объятия - Брэддон Мэри Элизабет - Страница 12

– Должно быть, ты просто обознался, – сказала она мне, – и видел вчера в партере вовсе не Джо.

– Я видел его так же отчетливо, как вижу сейчас тебя, дорогая, – возразил я. – Ошибки быть не может. Джо вернулся в город вчера вечером и присутствовал на представлении.

На этот раз Каролина перепугалась не на шутку: внезапно схватилась за сердце и, задрожав, вскричала:

– Почему он не пришел сразу ко мне? И где он прятался всю ночь?

– Думаю, он просто решил напиться, дорогая.

– Джо не пьет, – возразила Каролина.

Пока она, бледная и перепуганная, смотрела на меня, к нам подбежал один из молодых артистов и коротко бросил:

– Тебя зовут, Уотерс.

– Куда?

– Наверх, в мастерскую.

– Это же мастерская Джо! – воскликнула Каролина. – Значит, он действительно вернулся. Я пойду с тобой.

Она пошла было за мной, но когда я пересек арену, артист, что позвал меня, попытался ее остановить:

– Вам лучше пока туда не заходить, миссис Уэйли. Наверх звали только Уотерса.

Каролина не собиралась останавливаться, и тогда он взял меня за руку и еле слышно прошептал:

– Не пускай ее в мастерскую.

Но все было без толку.

– Я знаю, что тебя зовет мой муж. Они что-то против меня замышляют, и ты не можешь запретить мне с ним увидеться.

К этому времени мы оказались у подножия узкой лестницы, что вела на второй этаж. Я не смог удержать Каролину, и, прежде чем мы смогли ее остановить, она оттолкнула нас в сторону и вбежала в мастерскую.

– Так ей и надо, – пробормотал стоявший рядом со мной парень. – Все случилось из-за нее.

Уже у самой двери я услышал душераздирающий крик. В мастерской собралась небольшая группа цирковых, а в центре на скамье неподвижно лежала фигура, на полу под которой виднелась жуткого вида лужа крови. Джозеф Уэйли перерезал себе горло.

– Должно быть, трагедия случилась прошлой ночью, – сказал управляющий. – Вон там, на столе, письмо, адресованное его жене. Это ведь вы, миссис Уэйли? Плохо дело. Бедный Джозеф.

Каролина опустилась на колени возле скамьи и стояла так, неподвижно, точно изваяние, пока из мастерской не вышли все, кроме меня.

– Они считают, что я это заслужила, Уотерс, – произнесла она, подняв бледное как мел лицо, которое прятала на плече своего мертвого мужа. – Но ведь я никому не желала причинять вреда. Дай мне письмо.

– Тебе лучше немного обождать, дорогая, – посоветовал я.

– Нет-нет. Пожалуйста, дай мне его поскорее.

Я передал ей письмо. Оно оказалось очень коротким. Вернувшись в театр, художник успел услышать обрывок разговора капитана Джослина с его женой. Очевидно, он поверил, что она виновна в предательстве гораздо больше, чем было на самом деле.

«Хочу, чтобы ты знала, как сильно я тебя любил, Каролина. Не вижу смысла жить, зная, что ты была мне неверна».

Конечно же, было проведено расследование. Мы дали такие показания, что присяжные вынесли вердикт: временное помутнение рассудка. Вскоре беднягу Джо с почестями похоронили на кладбище в окрестностях города. Каролина продала часы и браслет, подаренные ей капитаном Джослином, чтобы оплатить похороны мужа. Успокоилась она быстро, и уже спустя неделю как ни в чем не бывало выступала со своими номерами. Цирковые обходились с ней очень сурово, обвинив в смерти мужа, и она впала в немилость, но при этом выглядела так же ослепительно, как и прежде, и продолжала выступать в своей прежней дерзкой и смелой манере. Пожалуй, только я один нисколько не сомневался, что она искренне горевала по мужу и что у нее никогда не было намерения причинить ему боль.

Все следующее лето мы гастролировали по стране, а в конце ноября вернулись в Хомерсли. Вдали от дома Каролина выглядела чуточку счастливее, и сама призналась мне в этом, когда мы уже собирались возвращаться.

– Мне страшно вновь увидеть это место. Постоянно снится мастерская и бездыханное тело на скамье в то холодное январское утро. Эта ужасная картина не выходила у меня из головы с тех самых пор, как мы уехали из Хомерсли, и теперь я страшусь возвращаться, потому что мне кажется, что оно все еще там.

Отданное под мастерскую помещение было не слишком удобным и после смерти Джо использовалось в качестве кладовой. Заменивший его художник не собирался работать там все дни напролет. И в первое же утро после нашего возвращения Каролина поднялась наверх, чтобы взглянуть на покрывшуюся пылью груду вышедшей из употребления сценической мебели и прочей рухляди. Я столкнулся с ней, когда она спускалась по лестнице.

– О, мистер Уотерс! – воскликнула она с чувством. – Если бы только он подождал и позволил мне объясниться! Все вокруг считают, что я это заслужила, и, вероятно, так оно и есть. Да, я заслуживаю наказания за свое фривольное поведение, но Джо такой участи не заслужил. Я знаю, что виной всему грязные злобные сплетни.

После этого разговора мне стало казаться, что она подурнела и как-то слишком нервно правила лошадьми, как если бы у нее была лихорадка. О ее номерах с тигром я судить не мог, поскольку не находился в это время на арене, но хищник, казалось, подчинялся ей так же беспрекословно, как прежде. В последний день года Каролина попросила управляющего дать ей выходной, пояснив:

– Завтра годовщина смерти моего мужа.

– Не знал, что вы так сильно им дорожили, – презрительно усмехнулся управляющий. – Нет, миссис Уэйли, я не могу позволить себе отказаться от ваших услуг. Номер с тигром пользуется большим успехом, и в новогодний вечер в цирке ожидается аншлаг.

Каролина со слезами на глазах умоляла ее отпустить, но управляющий был непреклонен. Репетиции на следующее утро не было, поэтому она отправилась под ледяным дождем на маленькое кладбище за три мили, где нашел свое успокоение Джо. Вечером за кулисами меня немало обеспокоил лихорадочный блеск ее глаз и сотрясавшая тело дрожь.

– Должно быть, простудилась сегодня на кладбище, – пояснила Каролина, когда я высказал ей свои опасения. – Мне бы очень хотелось посвятить этот единственный вечер памяти мужа, ибо мысли о нем весь день не выходили у меня из головы.

Она пошла на сцену, а я остался за кулисами. Публика бурно аплодировала, но Каролина забыла о своем привычном поклоне и начала номер слишком вяло и апатично, что было на нее совсем не похоже. Зверь, должно быть, почувствовал перемену настроения, и примерно в середине номера начал упрямиться и обнажать клыки, что мне совершенно не понравилось. Упрямство тигра рассердило Каролину, и она пустила в ход хлыст.

Номер завершался прыжком тигра через венок из цветов, который Каролина держала в руках. Она опустилась на колени в центре сцены, подняв венок над головой и приготовившись к прыжку тигра, когда ее взгляд скользнул по зрительному залу, и она вдруг вскочила с пронзительным криком, раскинув руки в стороны. Не знаю, что там произошло: возможно, хищник решил, что Каролина собиралась его ударить, – но уже в следующее мгновение он с рычанием бросился на нее и повалил на пол, в то время как зрители завизжали от ужаса. Я и еще с полдюжины артистов бросились на арену и в мгновение ока скрутили зверя и надели на него намордник, только поздно: он успел порвать когтями щеку и плечо Каролины. Она была без сознания, когда мы уносили ее с арены, и потом три месяца не покидала постели, страдая помутнением рассудка. Когда же она вновь вернулась в строй, от ее былой красоты не осталось и следа, а на лице застыло выражение ужаса, какое вы уже могли лицезреть.

– Всему виной пережитый шок от нападения тигра, – заметил я. – Ничего удивительного.

– Вот тут вы ошибаетесь, – возразил старый клоун. – И это самая любопытная часть истории. Стычка с тигром была тут ни при чем, хотя и лишила ее красоты. А вот что действительно ее напугало, так это лицо мужа, сидевшего в партере, как и год назад, в вечер своей смерти. Конечно, вы скажете, что он ей просто привиделся, и я с вами совершенно согласен. Но Каролина утверждает, будто он действительно сидел среди остальных зрителей и при этом не был одним из них, ибо его выделяло из толпы какое-то странное призрачное свечение. Именно эта жуткая картина заставила ее выронить венок, вскрикнуть и взмахнуть руками, тем самым напугав тигра. Видите ли, она слишком долго тяготилась мыслями о смерти мужа, и без сомнения вызвала его образ перед своими глазами. После того временного помешательства она уже не стала прежней. Впрочем, у нее словно прибавилось храбрости, и нет на свете такого трюка, какого бы она не могла проделать со своим тигром, которого любит больше, чем любое человеческое существо, несмотря на оставленную им отметину на ее лице.