Дилемма Золушки - Логунова Елена - Страница 3

– Вы просто слишком быстро убежали с места съемки. Еще и утащили с собой реквизит. – Марфинька кивнула на картину.

– Вообще-то в Китае очень популярны разные шоу со съемками скрытой камерой, да и в быту всяческая шпионская техника чрезвычайно распространена, – припомнил Колян. – У них там школьники, когда сдают экзамен, пытаются использовать ультратонкие наушники, беспроводное видео и очки со скрытой камерой, микрофоны-«жучки», крошечные приемники…

– А я о чем? Возможно, китайский юноша просто хотел пошутить, – улыбнулась Марфинька. И скаламбурила: – И это было никакое не свинство, а такая шутка по-пекински.

– Точно! – Тетя Ида вдруг просияла и громко хлопнула в ладоши. – Вот что будет главным блюдом нашего праздничного ужина!

С признательностью посмотрев на картину, она вежливо поблагодарила фрагментарно изображенного на ней незнакомца:

– Большое спасибо за подсказку!

– Ты приготовишь утку по-пекински? – уточнила Марфинька.

– Нет, свинину по-китайски, – объявила тетушка.

– Не иначе с хреном, – проворчал Колян и все-таки накрыл бумагой спорное живописное полотно.

Ночевать мы с супругом остались у тетушки в светлице, решив назавтра, в субботу, быстренько сгонять в ту фастфудную и наскоро обойти окрестные галереи. Из нашего спального района такой марш-бросок занял бы намного больше времени, чем с Петроградки.

Чтобы не таскать с собой картину сомнительного содержания, я сфотографировала ее камерой смартфона. При этом клятвенно пообещала мужу удалить компрометирующий снимок сразу же, как только отпадет нужда хранить его как вещдок.

В фастфудную мы нагрянули вскоре после ее открытия. По счастью, бригада сотрудников уже сменилась, так что ни дядечку-охранника, ни тетеньку-уборщицу мы не встретили. Новые люди об истории с забытой накануне картиной ничего не знали, но мы оставили им номер моего телефона на случай, если китайский юноша или кто-то другой наведается в заведение в поисках пропажи.

Ближе к полудню стали открываться окрестные художественные галереи. Мы обошли те, адресами которых нас снабдил поисковик, но то ню, фото которого мы стыдливо предъявляли кураторам выставок и менеджерам салонов, никто не опознал как свое. В смысле, нам ничего не смогли сказать о картине или ее авторе.

– Я же говорил, что ее место на свалке, – резюмировал Колян, заодно высказавшись и о творческом беспорядке в квартире нашего друга-художника.

В жилище Кружкина, если честно, царит вечный хаос. Время от времени Василий пытается его как-то упорядочить, но энтропия вселенной в отдельно взятой квартире непобедима.

Я сообщила Кружкину, что картина кисти неизвестного коллеги останется у него на ответственном хранении на неопределенный срок.

– Ну и ладно, – легко согласился Василий. – Я ей уже прекрасное место подобрал.

Я не стала выяснять, что это за место, потому что наши с Василием представления о прекрасном нередко расходятся. Свободно могло оказаться, что художник приспособил чужую картину в раме вместо крышки унитаза, например.

– Мы сделали что могли, и теперь остается только предоставить это ню его судьбе, – заключил Колян, ставя точку в истории с шуткой по-пекински.

И на некоторое время спорный шедевр был забыт.

– Где вы? Я вас уже потеряла! – возмущенно сообщила я тетушке.

– Пока не на веки веков, аминь, – успокоила меня она, но не сдержалась, добавила драматизма: – Хотя, боюсь, тот день уж близок.

– Почему? Что случилось? – пуще прежнего встревожилась я.

Три часа назад тетя Ида и ее лучшая подруга Марфинька отправились на какое-то развивающее мероприятие, в суть которого я не вникала, потому как неистово самосовершенствоваться не стремлюсь.

Тем более что по нынешним временам интенсивное развитие обходится дорого, за него организаторы семинаров, практикумов, мастер-классов и прочих относительно честных способов отъема денег у мирного населения берут немаленькую копеечку.

На это, кстати, не далее как вчера сетовала сама тетушка, с нежностью припоминая бесплатные творческие кружки и спортивные секции времен СССР.

Не то чтобы моя родная старушка была стеснена в средствах, нет: у нее и пенсия приличная, и дети из своих Америк помогают. Просто тетушка, как коренная ленинградка-петербурженка, скромна в потребностях и экономна в расходах. Собственно, потому и поддалась на уговоры подруги вместе сходить на мероприятие – оно было бесплатным.

И что, скажите, могло случиться с двумя очень взрослыми девочками в каком-то развивающем кружке?!

– Марфа совсем плоха уже, – буркнула тетушка, отвечая на мой вопрос.

Я не стала спорить. У Марфиньки периодически случаются провалы в памяти, причем происходит это по какой-то непонятной системе, типа день через три-пять, но непременно от рассвета до заката. То есть однажды утром она встает, ощущая и уверенно позиционируя себя молодой и прекрасной, как семьдесят лет назад, и до самого вечернего отбоя живет в прошлом, называя окружающих чужими именами.

– И это я не про ее деменцию. – Тетушка будто подслушала мои мысли. – Оказывается, у нее снова село зрение, а она это игнорировала, не выписала себе вовремя новые очки, и вот результат – мы приперлись, как дуры, на вязальные посиделки!

– А куда должны были припереться? – уточнила я.

– Тоже на посиделки, но визуальные! А Марфинька не так прочитала анонс.

– Пардон, а что такое визуальные посиделки, я не знаю?

– И никто теперь не узнает, раз на деле они всего лишь вязальные!

– А какая была версия?

– У Марфиньки-то? Она полагала, это будет сеанс любования чем-то очень красивым.

– Например, вами? – Я наконец догадалась, почему тетушка сердится и досадует.

Нарядились старушки-подружки на эти их вязально-визуальные посиделки так изысканно-затейливо, что даже привычный к перформансам Василий Кружкин, наш сосед-художник, загляделся и споткнулся, встретив их во дворе. Скучные дамы со спицами и клубками, очевидно, оказались не той аудиторией, которая могла по достоинству оценить модное дефиле.

– Это уже неважно. – Тетушка мою догадку не подтвердила, но и не опровергла. – Я звоню, чтобы предупредить тебя: мы немножко задержимся в оптике, но к восьми я вернусь.

– Это поздно! – заволновалась я. – В двадцать десять я должна быть на Московском вокзале.

– Зачем это?! – Тут и тетушка заволновалась. – Ты уезжаешь? Опять? Надолго?!

У тети это идефикс. Она боится, что однажды я последую примеру моей собственной бабушки Антонины Васильевны и уеду из Питера навсегда. Уже много раз ей говорила, что все наоборот: я исправила ошибку, когда-то допущенную бабушкой, перевезя свою семью из Краснодара в Санкт-Петербург. Но всякий раз, узнав, что я куда-то убываю не пешком или на метро, тетя паникует.

– Спокойствие! Это не я уезжаю, это Ирка приезжает, – объяснила я. – А я должна встретить ее на вокзале и отвезти на съемную квартиру…

– Куда?! – Тетушка ужаснулась так, словно я сказала, что увезу свою лучшую подругу прямиком в ад. – На какую еще съемную квартиру? Ирочка всегда останавливается у меня!

Она даже топнула ногой, судя по донесшемуся из трубки мелкому стеклянному дребезжанию. Не иначе в оптике очки на полках подпрыгнули.

– Не в этот раз. Ирка приезжает с детьми, втроем они у тебя не поместятся.

– Это не повод отправлять их на съемную квартиру! – прозвучало как «в адский котел». – Момент…

Голос в трубке сменился шерстяными шорохами – не иначе тетушка отлепила мобильный от уха и прижала к жакету из буклированной ткани в стиле Шанель.

Я ждала, нетерпеливо поглядывая на часы. Мне пора было одеваться, обуваться, бежать к метро и ехать на вокзал. Я бы давно уже вышла из дома, если бы не пообещала тете оставаться на хозяйстве до ее возвращения.

Тетя живет в небольшой квартире на Петроградке. Ее жилище хитро слеплено из двух комнат, расположенных на разных этажах и соединенных деревянной лестницей, слишком крутой, чтобы даме в возрасте 80+ было комфортно по ней подниматься и спускаться. Поэтому комнату наверху – она у нас именуется светлицей – тетя практически не использует, та служит гостевой спальней.