"Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Греттон Тесса - Страница 61

– Девятая…

Она позволила себе пронестись мимо Стража и побежала по коридору со скоростью ракеты. Так себе способ уходить от вполне нормального разговора, но очень приятный. К тому же она выбралась за рекордное время.

Гидеон побрела по коридору, выковыривая оранжевую дрянь из-под ногтей. Она пребывала в таком хреновом расположении духа, что чуть не сшибла с ног Сайласа Октакисерона, облаченного в легкие стерильно белые одежды Восьмого дома. Колум из Восьмого дома автоматически поддержал его. В одежде того же цвета он выглядел совсем зеленым.

– Выходит, они мертвы, – заявил его дядюшка вместо «здравствуйте».

Единственным, что удержало Гидеон от немедленного нападения, стала мечта о возможности засунуть ногу Октакисерона так глубоко ему же в задницу, чтобы пятка вышла изо рта.

– У них имена были, говно малахольное! И если ты захочешь поднять шум, то я сразу предупреждаю, что я сейчас в таком настроении, что не успокоюсь, пока тебя не прибью.

Колум заморгал. Некромант – нет.

– Я слышал, что ты теперь разговариваешь. А жаль. Прибереги свое сквернословие для кого-нибудь другого, Гидеон Нав. Меня не интересуют обиженные крики рабов Девятого дома.

– Как ты меня назвал?

– Рабом, – повторил Сайлас. – Холопкой. Служанкой.

– Меня не интересуют синонимы, тухлая ты дрянь. Ты сказал: «Гидеон Нав».

– Виллан, – продолжил некромант Восьмого дома, копаясь в своем мысленном словаре. Колум смотрел на Гидеон, не веря своим глазам. – Подкидыш. Я тебя не оскорбляю. Я лишь говорю, кто ты есть, замена Ортуса Нигенада, жалкого сына зловонного Дома предателей и мистиков.

Мозг Гидеон забуксовал. Она словно вернулась в Дрербур и сидела, надув губы, потирая фрикционные ожоги на запястьях. Крики несчастной верной. Зеленые вспышки в рассыпчатой темноте. Жирный запах ладана. Женский плач. Кто-то крадет ее предназначенный для побега шаттл. Даже двое. Грустный и еще более грустная, чужие в Девятом доме. У нее оставались родственники на Восьмой…

– Ты говорил с сестрой Глаурикой, – медленно сказала она.

– Я говорил с Глаурикой после ее возвращения в родной дом, – сказал Сайлас, – а теперь хочу поговорить с тобой.

– Со мной. Рабыней, служанкой и всеми остальными словами, которые ты придумал.

– Да. Потому что ты выросла, служа убийцам, в племени убийц. Ты жертва Девятого дома еще в большей степени, чем другие.

Крошечная косточка в душе Гидеон перестала трепыхаться. Гидеон не бросилась, не влепила оба кулака куда-нибудь в белоснежную ткань или кольчугу. Из-за его слов, а еще из-за того, что пока еще не сталкивалась с Колумом из Восьмого дома напрямую и не горела желанием приближать это интересное занятие. Она сделала шаг вперед. Сайлас не отступил, но слегка отвернул голову, как будто у нее изо рта воняло. Глаза у него оказались очень темные, а ресницы густые и белесые.

– Не притворяйся, будто знаешь, что со мной было, – сказала она. – Глаурика не в силах была запомнить, что я жива, не думала обо мне, если вспоминала, и сказать тебе ничего не могла. Ты ничего не знаешь обо мне и ничего не знаешь о Девятом доме.

– Ты ошибаешься в обоих случаях, – сказал Сайлас, обращаясь к кому-то у нее за плечом.

– Докажи.

– Мы с братом Эштом приглашаем тебя выпить с нами чаю.

Она протерла глаза грязными кулаками и чуть не укусила один из них вместе с оранжевой жижей – такой гадкой, что из-за нее костяные осколки выпрыгивали из тела сами. Глаза тут же защипало от запаха.

– Прости, не расслышала. Мне показалось, что ты сказал: «Пошли попьем чаю», но это просто максимально тупо.

– Мы с братом Эштом приглашаем тебя выпить с нами чаю, – повторил Сайлас с выражением кроткого терпения, как будто в своей бледной башке он постоянно себя уговаривал. – Не приводи дочь Запертой гробницы, приходи сама и будь готова слушать. Никакой платы. Никаких скрытых мотивов. Просто приглашение стать большим, чем ты являешься сейчас.

– А кем?

– Инструментом своих угнетателей. Замком на собственном ошейнике.

Это уже становилось невыносимым. Она и без того провела очень длинную ночь и пережила несколько эмоциональных пыток, а еще таинственное убийство и мелкую личную драму. Гидеон скинула капюшон, сунула свободную руку в карман и пошла по коридору подальше от дядьев и племянников.

Сзади доносился голос некроманта:

– Придешь ли ты выслушать, что я тебе скажу? Прими решение.

– Иди в жопу, моль бледная, – сказала Гидеон и завернула за угол.

Она услышала слова Колума:

– Кажется, это «да», – но не услышала тихого ответа.

Гидеон потеряла способность сопротивляться ночным кошмарам. Ей хотелось, чтобы ее подсознательное ограничилось быстрым сном, после которого ей не приходилось бы просыпаться в холодном поту, но, как и многое в ее жизни, подсознательное разучилось работать и реагировать. Она оставалась наедине со своими ошибками, и мозг отказывался как-то скрывать их. Гидеон нужно было просто закрыть глаза, чтобы увидеть какую-нибудь дикую больную хрень.

Магнуса Куинна, спокойно пьющего травяной чай, а потом превращающегося в груду фарша, потому что она не находит сил закричать «Сзади!»

Кипящий котел с ароматной кашей и безвольным трупом Абигейл Пент, плавающим под поверхностью воды, пока Гидеон, обваривая пальцы, пытается выловить ее…

Исаак Теттарес, переворачивающий на себя бак с кислотой, который она не успевает вырвать из его слабых дрожащих рук…

Жанмари Шатур, чьи разбросанные руки и ноги продолжают двигаться, пока Гидеон застилает постель, которая становится все более мокрой, липкой и горячей…

Старый сон о матери, которая жива, которая существует в жизни Гидеон, чего никогда не было, и кричит: «Гидеон! Гидеон», а Гидеон смотрит, как карги из Девятого дома отрывают ее череп от шеи и раздается громкий треск…

И Харроу, которая ее будит. Это случилось только однажды: некромантка Девятого дома сидела в темноте, закутавшись во влажное одеяло, как в плащ, а лицо ее без двухцветного макияжа казалось голым и пустым. Гидеон почти сразу же снова провалилась в беспокойный нос. Она не могла решить, приснилось ли ей это: Харроу не взрывалась, у нее из ушей не лезли кишки, она не сдирала с себя кожу – она просто смотрела на Гидеон угольно-черными глазами и, кажется, жалела ее.

Ее взгляд был очень усталым и мягким, его можно было бы назвать понимающим, не будь он таким измученным и циничным.

– Это я, – нетерпеливо сказала она, – спи.

Все признаки указывали на галлюцинацию.

Спать все равно приходилось, потому что последствия бодрствования были ужасны. Но теперь она спала с рапирой, положив на грудь кастет, как тяжелое обсидиановое сердце.

– Давайте поговорим, – сказал Паламед Секстус.

Харроу и Гидеон сидели в покоях Шестого дома – ситуация до хрена странная. Шестых разместили в высоких просторных залах, запрятанных в центральной башне. Их окна открывались на морскую гладь. Точнее, открывались бы, если они не закрыли окна плотными черными шторами. Весь Шестой дом теснился на полярных шапках планеты, расположенной так близко к Доминику, что воздействие лучей просто бы сожгло дом. Великая библиотека хранилась в огромной консервной банке станции, созданной в расчете на суровые испытания. Она не должна была перегреваться или переохлаждаться, поэтому окон в ней не было вовсе никаких. Паламед и Камилла изо всех сил постарались воспроизвести этот эффект и здесь, получив комнату, открытую и светлую, как шкаф.

Ничуть не улучшало ситуацию и то, что каждый квадратный дюйм этих комнат покрывали бумажки. Записки Паламеда громоздились на всех свободных поверхностях. Они лежали на столах, они валялись на зеркале, толстые книги были стопками разложены на подлокотниках кресел и опасно кренились. Кажется, никто не садился в эти кресла, не прихватив с собой очередную книгу. Через открытую дверь Гидеон заглянула в спальню, в мрачное логово, где огромная доска для записей нависала над древней кроватью с балдахином, очень, очень аккуратно застеленной. Вопроса, живет ли Камилла в жутковатой кроватке, приставленной к большой кровати, даже не возникало. Во-первых, это была типичная рыцарская кровать, во-вторых, она прогибалась под свалкой оружия и полироли для металла.