"Современная зарубежная фантастика-4". Компиляция. Книги 1-19 (СИ) - Греттон Тесса - Страница 148

– Почему ты помогаешь мне совершить убийство? – спросила ты.

Он посмотрел в зеркало, проверяя галстук, сдвинул его на волосок и выпрямился.

– У меня есть на то свои причины, милая девочка, – ответил он с ледяной жизнерадостностью, которая была его первой линией обороны. – Когда-то давно, если бы мой младший брат пожелал оставить эту юдоль слез, я не остановил бы его, но я давно понял, что Ортус больше никого не слушает. Он одержим своими навязчивыми идеями, и их не вынуть у него из головы. За последние жалкие сорок лет он причинил мне больше боли, чем я способен вынести. Я не собираюсь тебе мешать. Я полностью завладею вниманием учителя. Вы сможете сражаться. Харроу закончит свое кровавое дело… если она справится, в чем лично я сомневаюсь.

– Она сможет, – сказала Ианта, а потом все испортила словом «наверное».

Ликтор сказал:

– Ну, пусть попытается. Я однажды видел, как этот человек выступил против целого города. Город не выиграл. Он первым выйдет из-за стола и пойдет в тренировочный зал, такая уж у него привычка. Ты уйдешь по условному знаку.

Гадать не было смысла.

– Он уйдет? – спросила ты, а принцесса Иды спросила:

– Условный знак?

– Я не буду вам говорить какой. Если вы будете его ждать, наш император заподозрит неладное. Просто поверьте: если я захочу, чтобы Ортус ушел, он с ума сойдет.

Шутка показалась тебе сомнительной.

В дверь коротко постучали. Ты немедленно прижалась к стене, чтобы тебя не увидели от открытой двери, а Ианта сомкнула костяные пальцы на сверкающей рукояти – яблоке – рапиры Третьего дома. Августин просто сказал:

– Входи, скрепочка.

Скрепочка вошла. Это оказалась святая радости.

Твоя бывшая учительница не обратила внимания на тебя, вжавшуюся в стену, и на твою сестру, бледные брови которой взлетели так высоко, что могли бы покинуть атмосферу. Мерсиморн нарядилась в длинное платье из абрикосового шелка и белый ханаанский плащ, который полностью открывал изящные худые плечи. Волосы она собрала в тугой сверкающий пучок, а на вас обеих она и не посмотрела.

– Ты охренел, – сказала она.

– Ни в малейшей степени, – приветливо ответил он. – Этого никогда не случается. Ты принимаешь мое предложение?

– Скажи мне, что ты…

– Сначала соглашайся.

– Я соглашусь, если ты поклянешься на мече, – сказала Мерсиморн с готовностью.

Он поднял перед собой рапиру в ножнах. Ты увидела ярко начищенную конусообразную рукоять, кажется, медную, покрытую тонкими рисунками.

– Я клянусь мечом Альфреда Квинка, лучшего из людей и рыцарей, что не раскрою и не разглашу подробности твоего, гм, дела, что они не сорвутся с моих губ и с моих пальцев, даже если я буду уверен, что это станет моим концом.

Мерсиморн чуть-чуть расслабилась: это было еще не облегчение, а так, первое семя, из которого облегчение могло бы вырасти.

– Соглашайся.

– Ладно, принято, – сказала она и огляделась. – Ты знаешь, что здесь дети? Мне их убить или как?

– Не обращай внимания, – сказал Августин. – Лучше тебе не знать, зачем они здесь. Слушай, радость, ты нужна мне, чтобы совершить задуманное. Если ты не поможешь, я буду считать себя свободным от клятвы.

– Совершить! Задуманное! – презрительно сказала она. Ты разглядела короткие нитки персикового жемчуга у нее в ушах. Они затряслись, когда Мерсиморн сложила руки на груди. – Хорош трепаться, расскажи мне план.

– Когда ты все услышишь, делай, что хочешь, но только выше шеи. Все остальные старые рубашки неглаженые.

– Хватит тянуть, рассказывай!

Он кашлянул и сказал:

– Обольщение Зевса, малое.

Ты разглядела во всех подробностях, как взгляд мечтательных глаз Мерсиморн становится пустым, как будто в них возникло око бури. Она размахнулась и ударила его в лицо. Удар вышел не таким и сильным, голова только слегка мотнулась назад, но он побелел, будто получил по лицу тараном. Он зажал рот, нагнулся над умывальником и выплюнул кучку зубов, которые застучали по раковине. Он поднес ладонь к окровавленным губам, закрыл глаза и через несколько мгновений выпрямился. Лицо немного посерело, но зубы отросли заново.

– Малое, – повторил он, когда снова смог говорить. Достал платок и вытер губы: – Малое. Сколько раз повторять?

– Ты сошел с ума, – неуверенно сказала она.

– По-твоему, я шучу, Мерсиморн?

Они смотрели друг на друга. Потом последовала беседа, похожая на ту, которую ты однажды наблюдала между ней и богом. Обмен гримасами, жестами и словами, которые рождались на губах и сразу же замирали. В какой-то момент она сказала:

– Градиент?

– Радиальный, – ответил он, и снова они обменялись взглядами.

Этот разговор был более быстрым и еще менее связным, чем тот, который произошел между Мерсиморн и императором Девяти домов целую жизнь назад, перед уходом с «Эребуса». В конце концов она поднесла ладонь ко рту и почти простонала:

– Платье неподходящее.

– Отличное платье, ты похожа на дыньку.

– Но меня это бесит, – от души сказала она.

Августин посмотрел на нее безучастными глазами и ответил:

– Понимаю. Соберись, радость, это тебя не убьет.

Ты поймала взгляд Ианты. Она зачарованно внимала происходящему. Подняла брови, и ты поняла, что она имеет в виду. «Кто знает». На мгновение ты заволновалась – ведь еще через десять тысяч лет вы с ней тоже сможете вести такие споры, ты узнаешь, что означает ее ухмылка и ее вздох, и вы сможете говорить без слов.

– Мерзость! – сказала Мерсиморн наконец, развернулась на каблуках и вышла. Распахнула двери, злобно выкрикнула:

– Белое вино! – и вышла на этой таинственной ноте.

– Что ж, все прошло намного лучше, чем я мог подумать, – заметил святой терпения, не глядя на окровавленные зубы в раковине, – пойдемте. В этот бой я хочу вести вас обеих под руки. Ианта, становись справа, я не буду трогать эту кость, не люблю тощих. Харрохак, ты же не выросла? Господи! Остаться подростком на целую вечность! Что бы вы ни увидели сегодня, – добавил он, становясь смертельно серьезным, – не вмешивайтесь.

Когда вы вышли в коридор, принцесса Иды произнесла одними губами, так, чтобы он не видел:

– Быстрый. Сложный. Коварный.

Как оказалось, Августин из Первого дома, святой терпения, основатель двора Кониортиса, гений Реки, проживший десять тысяч лет, старейший среди святых, быстрый, сложный и коварный, составил крайне продуманный план, чтобы помочь тебе в убийстве своего верного долгу брата. Продуманный план состоял в том, чтобы напоить всех до полусмерти.

Два часа спустя ты сидела среди руин. Перед тобой лежали остатки еды – ты съела больше, чем ты когда-либо съедала по собственному желанию. Тебе пришлось. Единственной альтернативой было беспамятство. Свечи освещали белоснежную скатерть и столовое серебро, которое святой терпения так тщательно разложил по столу, и тарелку с крошками, где когда-то лежали какие-то хитрые булочки. Их съели или куда-то убрали, ты не знала и тебе не было до этого дела.

Сияющие кости героев Когорты молчаливыми наблюдателями висели по стенам. Тебе чудилась усталость в их безглазых взглядах. Ты не понимала, как это случилось. Начался ужин так же, как и все остальные, хотя казался чуть более официальным. Пожалуй, стряпня Августина была довольно изысканной и щедрой – он имел привычку подавать блюда на стол по очереди, а не все разом. Тебя, привыкшую к столу Дрербура, это удивляло. Ты не смогла толком понять, что ешь. Примерно к третьей перемене ты осознала, что пора двигаться дальше, иначе придется страдать от последствий. Тебе не понравился вкус вина, которое подал Августин, и ты и представить не могла, что вина бывает так много. Он наполнял бокал, не успела ты его опустошить, так что ты ни разу не увидела дна.

Теперь, на дымящихся руинах ужина, он, святая радости, бог и Ианта сдвинули стулья и сидели у одного конца стола. Плащ Ианты из Первого дома валялся где-то на полу, локти она поставила на стол, щеки у нее порозовели, что придавало ей определенную прелесть, пусть и фальшивую. Августин снял пиджак и сидел в белой рубашке. Галстук развязался и безвольно висел под расстегнутым воротничком. Мерси выглядела хуже всех: узел волос распустился, бледные золотистые пряди падали в беспорядке. Она громко хихикала.