Кальдорас (ЛП) - Нони Линетт - Страница 19

Раэллин отошла от кровати, и через несколько секунд камин с ревом ожил, наполнив комнату фиолетовым светом. Эйвен был настолько ошеломлен тем, что продолжал удерживать Нийкс и подавлять собственную агонию, что не сразу понял ее намерения. Но затем он увидел лезвие в ее руке, кончик которого пылал от жара фиолетового пламени, и в следующее мгновение…

Нийкс и Эйвен вскрикнули, когда целительница прижала плоский край своего обжигающего лезвия к ране, прижигая плоть поверх оранжевой мази.

— Звезды! — прохрипел Нийкс. Или, может быть, это был Эйвен. Или они оба, вместе взятые.

— Самое худшее уже позади, — заявила целительница Раэллин, с удовлетворением глядя на обожженную рану. — Все, что нам остается делать, это ждать.

Эйвену никогда в жизни не было так больно. Он весь дрожал, его тело было покрыто потом, и он видел, что Нийксу было еще хуже, они вдвоем сражались вместе благодаря проклятым узам, связывавшим их вместе.

— Клянусь звездами, если из-за тебя мы оба умрем здесь, я убью тебя своими руками, — процедил Эйвен сквозь зубы, прерывисто дыша от боли.

Нийкс все еще яростно бился в объятиях Эйвена, настолько поглощенный своей потребностью в облегчении, что Эйвен решил, что его слова не дойдут до него. Поэтому для него было неожиданностью, когда предатель прохрипел в ответ:

— Ты же понимаешь, — судорожный вздох, — в этом нет, — стон боли, — никакого смысла.

У Эйвена не было сил ответить ему.

Проходили секунды, затем минуты, и каждый дрожащий выдох приносил больше мучений, а не меньше, и конца этому не было видно.

Раэллин попыталась заговорить с Эйвеном, спросить его о чем-то, но он не был уверен, ответил ли он ей или нет, его восприятие реальности постепенно угасало, пока он продолжал удерживать все еще сопротивляющегося Нийкса, пока тот продолжал кипеть внутри, пока он продолжал удивляться, как такая боль может существовать по эту сторону смерти.

Но потом, наконец, как раз в тот момент, когда он был уверен, что больше не сможет этого вынести, мучения начали ослабевать. Сначала это было незначительно, едва заметное охлаждение крови, намек на облегчение в животе, а вместе с этим и борьба Нийкса начала ослабевать.

— Э, это то, что мы хотели увидеть, — пробормотала Раэллин, когда Нийкс перестал сопротивляться и затих под руками Эйвен.

Эйвену потребовалось несколько затуманенных, ошеломленных мгновений, чтобы понять, о чем говорит целительница, но затем он увидел это… синие вены начали исчезать.

«Слава свету», подумал Эйвен, и его внутренний голос прозвучал так же сокрушенно, как он себя чувствовал. Жар не прошел полностью, но энергия вернулась. Он был удивлен, что все еще стоит на ногах.

— Думаю, теперь можно дать ему это. — Раэллин взяла один из флаконов, которые ранее поставила на прикроватный столик. — Это поможет облегчить любую затяжную боль.

Эйвен почти молил ее поторопиться, но она уже успокаивающими словами уговаривала Нийкса, который был почти без сознания, открыть рот и проглотить бледно-розовый тоник. Она повторила свои действия с прозрачной жидкостью, похожей на сироп, бормоча при этом Нийксу еще какие-то заверения.

— Ну вот, теперь закрой глаза, — сказала она ему убаюкивающим голосом, и через несколько мгновений он отключился, как свет. Эйвену она указала на пустой пузырек из-под сиропа и добавила: — Успокоительное. Он быстрее поправится, если поспит.

Эйвена так и подмывало спросить, нет ли у нее запасного сиропа, который он мог бы использовать сам, но ему не хотелось объяснять о запретной связи подчинения. Вместо этого он спросил:

— Значит, лекарство сработало?

— Похоже на то, — сказала Раэллин, разглядывая все еще исчезающие синие вены. Теперь они исчезали быстрее, как и боль.

Эйвен невольно содрогнулся от того, какое облегчение он испытал. Будто его тело наконец-то справилось с травмой, на него накатила волна головокружения, и он, спотыкаясь, сделал несколько шагов, прежде чем рухнуть в кресло у кровати Нийкса.

— Вы, должно быть, заботитесь о своем… компаньоне… очень, — заметила Раэллин.

Эйвен был слишком измучен, чтобы поправлять ее.

Ее голос звучал мягко, когда она продолжила:

— С ним все будет в порядке. Возможно, ему понадобится день или около того, чтобы полностью восстановиться, но он встанет на ноги раньше, чем вы заметите.

Эйвен устало кивнул, но ничего не сказал.

— Вам нужно будет дать ему это, когда он проснется в следующий раз. — Раэллин указала на один из флаконов, все еще стоявших на прикроватном столике, прежде чем указать на остальные. — И убедитесь, что он примет и это. Первое — это облегчить оставшуюся боль, а остальные ускорят заживление любых повреждений, которые яд мог нанести его внутренним органам.

Эйвен скривился, снова осознав, насколько ужасной была их ситуация. Но прежде чем он успел задержаться на этой мысли, раздался щелчок, и он бросил взгляд на целительницу, увидев, что она только что закрыла свою кожаную сумку и собралась уходить.

— Вы уходите? — спросил он, не в силах скрыть тревогу в голосе. — Что, если…

— Я больше ничего не могу здесь сделать, — сказала она беззлобно. — Вы более чем в состоянии позаботиться о нем сами.

— Но…

— И если я вам понадоблюсь, вы знаете, где меня найти. — Многозначительно посмотрев на него, она добавила: — Хотя, возможно, мы могли бы пропустить ту часть, где вы тащите меня через весь город, как мешок с зерном. Я слишком стара для таких беспричинных приключений.

Эйвен открыл и закрыл рот, не зная, что ответить. В глубине души он думал, не стоит ли ему извиниться за свои прежние действия, но если бы он не вытащил ее из дома, то Нийкс, скорее всего, был бы мертв, а Эйвен — вместе с ним. Кроме того, она была смертной, и Эйвен не мог смириться с мыслью о том, что придется извиняться перед такой низшей расой.

Но, с другой стороны, она спасла им жизни. Так смертна она или нет…

— Спасибо, — заставил себя произнести Эйвен, неуверенно поднимаясь на ноги. Он подошел к ней со всей грацией, на какую был способен в своем шатком состоянии, достал из кармана мешочек с монетами и протянул их. — За ваши услуги, как и обещал.

Раэллин покачала головой.

— Оставь золото себе. — С дерзостью, которая ошеломила его и заставила замолчать, она по-бабушкиному погладила его по щеке своей морщинистой блестящей рукой. — Считай, что это подарок на Кальдорас. Счастливых праздников, молодой человек.

У Эйвен дернулся глаз, но на этот раз в ее тоне не было насмешки, несмотря на издевательское прозвище, которым она в очередной раз наградила его. Будто она знала, как сильно это его раздражает, Раэллин усмехнулась и подмигнула, затем повернулась к двери и исчезла за ней, не сказав больше ни слова.

Неуверенный — по многим причинам, в которых он никогда бы не признался, — Эйвен оглядел комнату, не зная, что ему делать теперь, когда угроза смерти миновала. Фиолетовое пламя весело потрескивало в камине, а за окном падал снег, и это заставило Эйвена задуматься, не следовало ли ему вернуть Раэллин домой, а не оставлять ее идти гораздо медленнее. Теперь, когда она ушла, он мог признать, что она не была такой уж бесполезной… по крайней мере, для смертной.

Но потом он понял, что, должно быть, устал больше, чем думал, раз способен на такое милосердие, и быстро поплелся к своей кровати напротив кровати Нийкса. Немного вздремнув, он снова почувствует себя самим собой, возненавидит Нийкса, возненавидит смертных, и все отвратительные эмоции, которые он испытал за последние несколько часов, запрутся навсегда, как и должно быть.

Когда Эйвен проснулся, за окном было темно. Он быстро сел, сбитый с толку долгим сном.

— Самое время.

Эйвен повернулся так резко, что у него хрустнула шея.

— Я и забыл, как громко ты храпишь, — продолжал Нийкс, приподнявшись на кровати с веселым выражением на бледном, но в остальном выглядящем здоровым лице. — Неудивительно, что ты всегда стараешься проснуться раньше меня. Тебе следует обратить на это внимание… звуки, которые ты издаешь, не могут быть нормальными.