Барин-Шабарин 8 (СИ) - Старый Денис - Страница 10

Проехав вдоль шеренги пленных, я нарочито неторопливо спешился. Следом за ним покинули седла полковник Горбатов и подъесаул Куренной. Мы подошли к хмурым офицерам, которых стерегли казаки с обнаженным шашками.

Рослый худой полковник в форме Британской армии протянул мне свою шпагу, но я не стал к ней прикасаться. Кивнул своему адъютанту, поручику Мещерскому, чтобы тот принял у пленного его оружие и вообще собрал все офицерские клинки.

— Ваше имя, полковник! — обратился я к британцу на английском.

— Генри Фрэнсис Уолден, сэр! — отчеканил тот.

— Вы командовали десантом?

— Так точно!

— А где же генерал-майор Хейс?

— Генерал-майор Хейс болен, сэр!

— Струхнул значит, — произнес я по-русски и снова перешел на язык Туманного Альбиона, уже обращаясь ко всем офицерам. — Отныне вы все находитесь в плену у армии его императорского величества Александра II. Надеюсь, вы будете вести себя достойно офицерского звания. И впредь дадите зарок, нападать на Россию.

Апрель 1855 года

В Бельведерском дворце Варшавы, превращенном, верными правительству войсками, в крепость, генерал-лейтенант Рамзай вслух читал донесения, которые доставлялись вестовыми, чудом умудрявшимися пробираться в окруженный врагом гарнизон. После каждого лицо Эдуарда Андреевича все больше каменело.

— Люблин — гарнизон уничтожен…

— Радом — комендант повешен на балконе ратуши…

— Кельце — вырезаны все русские семьи…

— Сандомир — осада продолжается…

Адъютант вбежал с новым сообщением:

— Ваше превосходительство! Из Бреста-Литовска доставлен пакет!

— Наконец-то!

Рамзай схватил депешу. Прочитал. Побледнел. Бумага выпала из его пальцев.

— Ваше превосходительство?

— Сообщение от военного министра… — голос генерала-лейтенанта внезапно стал старческим, — «Столица все еще в опасности. Держитесь своими силам. Подкреплений в ближайшее время не будет…»

За пределами дворца загремели взрывы. Посыпался мелкий горох ружейных выстрелов. Где-то совсем близко запели: «Боже, царя храни…» и тоже началась пальба. Неужто мятежники снова пошли на приступ? И не станет ли он последним?

С боеприпасами у защитников Бельведера было туго, а с провиантом и того хуже. Хлеб и консервы давно кончились. Ели конину, забив для этого всех оставшихся лошадей. Генерал не пощадил даже своего вороного.

Рамзай выглянул в окно, вернее — в щель между сшитыми из досок щитами, ибо стекла давно были выбиты, и не поверил своим глазам. По улицам Варшавы шли регулярные русские части с развернутыми знаменами двух пехотных полков. И над столицей Царства Польского катился орудийный грохот шабаринок, трескотня пашек, винтовочных и револьверных выстрелов. Но откуда?

— Пора сдаваться, генерал!

Командир варшавского гарнизона обернулся. В дверях стоял глава польских мятежников Вержбицкий, который только что прибыл во дворец для переговоров о сдаче русского гарнизона. Стрельбу он, видимо, расценил по своему. Потому что на руке у него красовалась бело-красная повязка, а на лице сияла улыбка победителя.

Рамзай усмехнулся, взял револьвер, лежащий поверх карт и разрядил обойму в грудь мятежника и кровавого палача русского населения Польши.

Несколькими днями ранее

Капитан Артамонов проснулся от странного шума за окном. Его штаб-квартира в доме польского помещика казалась неестественно тихой. Особенно — после вчерашнего боя, когда мятежники пытались прорваться в усадьбу, занятую выведенными из Кельце остатками русских частей. Даже часы в гостиной остановились. Их циферблат был разбит пулей. Артамонов потянулся за револьвером — и в этот момент стекло окна разлетелось вдребезги.

— Ваше благородие! — в дверь ворвался денщик с лицом, забинтованным наискосок. — Они идут!

— К польским бандитам прибыло подкрепление? — деловито осведомился капитан.

— Нет… Наши!

Со двора донеслись дикие выкрики на польском и беспорядочный треск ружейных и револьверных выстрелов. Артамонов подбежал к окну. Еще неделю назад он видел в него, как при свете факелов, толпа с вилами и топорами волокла к фонарю тело русского фельдфебеля. И женщина в ночной сорочке лупила по трупу кочергой. А теперь поляки ворвались во двор, но не для того, чтобы убивать, а словно спасаясь от чего-то страшного.

— Как — наши? — удивленно переспросил капитан, торопливо натягивая сапоги. — Откуда?

— Не могу знать, ваше благородие, — денщик задыхался от радостного волнения. — Должно быть — из-под Брест-Литовска прислали подкрепления…

Раздался грохот, будто вышибали парадную дверь, но это заработали пушки. Русские пушки, осыпающие мечущихся в панике поляков шрапнелью…

Еще несколькими днями ранее

Полковник Григорьев тщательно выстраивал оборону вокруг ратуши. Его отряд в восемьсот человек действовал слаженно. Внезапность, на которую так рассчитывали мятежники, давно была утрачена. И науськанные британскими военными советниками, они перешли к тактике жесточайшего террора.

Список убитых до сих пор лежал среди бумаг полковника, но он помнил его наизусть. Семьдесят три человека. В том числе жены и дети офицеров. Прорвавшийся из-под Кельце с казаками ротмистр Волынский рассказывал страшные вещи.

Польские уланы рубили в полях беженцев, не обращая внимания на казачий разъезд, который вклинился в их ряды, стремясь защитить женщин, детей и стариков. И теперь улицы городка, где Григорьев держал оборону, были усыпаны воззваниями, нарочито написанными на двух языках — польском и русском: «Смерть москалям!». И подпись: « Народный трибунал».

— Ваше высокоблагородие, — Волынский указал на площадь, — опять они наших ведут!

Из переулка вывели связанных русских солдат — человек пятнадцать. Их гнали ударами прикладов, прикрываясь их телами, как живым щитом. Солдаты были ранены. Судя по перевязке, их взяли из госпиталя еще три дня назад, тогда как остальных сожгли вместе с самим госпиталем.

— Огонь! — скомандовал Григорьев своим офицерам. — Бой на полное истребление мятежников, господа. Пленных не брать.

Вдруг со стороны рынка раздался новый шум, ласкающий слух защитников ратуши, ибо до них донеслось громовое «Ура-а-а!».

За две недели до этого

— Поезжайте, Алексей Петрович, — сказал император. — В Петербурге мы уже управимся и без вас. Вопреки опасениям самых закоренелых скептиков, адмирал флота Нахимов сумел добраться до Финского залива. И теперь англо-французская эскадра заперта. Общее контрнаступление флотов согласовано. Супостатам придется либо умереть, либо сдаться на милость победителя… На мою милость.

Александр II улыбнулся, но хмурая складка озабоченности тут же пересекла его лоб.

— Горчаков развивает наступление, а вот из Польши приходят донесения самого тревожного свойства. Отправляйтесь, господин вице-канцлер, я готов предоставить вам столько частей и оружия, сколько позволит обстановка.

— Разрешите мне, ваше императорское величество, взять мое специальное подразделение?

— Жаль, конечно, расставаться со столь бравыми воинами, особенно перед решающей битвой за Святой Град Петров, но вы вправе от меня требовать этого.

— Тогда еще одна просьба, ваше императорское величество.

— Слушаю вас, Алексей Петрович.

— Дозвольте мне действовать по своему усмотрению, не согласовывая свои решения и действия с Генеральным штабом.

— Дозволяю. Вы заслужили такое право, господин вице-канцлер… Хотя, в случае вашего провала вся ответственность тоже ляжет на вас.

— Безусловно, ваше императорское величество. Разрешите идти?

— Ступайте, Алексей Петрович. И да благословит вас Бог!

Поклонившись самодержцу, я покинул его покои и Зимний дворец, в который вновь возвращалась жизнь. Носились лакеи, наводя лоск на императорскую резиденцию. В столицу возвращалась семья Александра II и весь двор.