Анастас Микоян. От Ильича до Ильича. Четыре эпохи – одна судьба - Рубанов Андрей - Страница 13

2 октября в Тифлисе открылся нелегальный Общекавказский съезд РСДРП. На нем с докладами выступили Шавердян, Шаумян, Корганов. Анастас также участвовал активно: сделал обстоятельное сообщение о настроениях рабочих Алавердинского комбината. В сентябре и октябре Анастас провел несколько митингов в казармах Тифлисского гарнизона.

Агитация среди солдат считалась делом первостепенной важности. В Закавказье стояла войсковая группировка в полмиллиона человек – русская Кавказская армия. К середине 1917 года она полностью разложилась и утратила боеспособность. Солдаты ждали, когда их распустят по домам. Однако было много и решительно настроенных, обозленных, самых бедных. Они готовы были уйти с оружием и повернуть его против своих классовых врагов: помещиков и капиталистов.

Октябрьскую революцию Анастас Микоян застал в Тифлисе. Его усилий, как и усилий других большевиков, оказалось недостаточно для установления Советской власти в Тифлисе.

15 ноября 1917 года в Тифлисе был образован Закавказский комиссариат, отказавшийся признать власть народных комиссаров Советской России. 20 ноября меньшевики, объявившие в городе осадное положение, захватили Тифлисский арсенал, подчиненный большевикам[37]. 22 ноября в Тифлис приехал Шаумян. Он пытался переломить ситуацию, выступал на собраниях комиссариата и на созванном в те же дни съезде Кавказской армии, но результата не добился. Он отправил телеграмму Ленину, однако телеграмма была перехвачена и до адресата не дошла. Шаумяна вполне могли арестовать, но за ним стояла мощная бакинская большевистская организация – в отличие от Тифлиса, в Баку власть Совета рабочих и солдатских депутатов была установлена 2 ноября без вооруженной борьбы.

А. И. Микоян среди других членов боевой партийной дружины, созданной при Бакинском комитете РСДРП в октябре 1917 года. Библиотека Администрации Президента РФ

Это были тяжелейшие дни для Микояна. У него не хватало ни полномочий, ни авторитета для противодействия боевикам комиссариата. В Тифлисе верх взяли националисты и меньшевики. Типографии и редакции большевистских газет были закрыты, большевики подвергались арестам и помещались в Метехский замок – тюрьму. Можно предположить, что Микоян в те дни залег на дно, не предпринимал никаких активных действий. Враг был гораздо сильнее.

В конце ноября 1917 года Шаумян посоветовал Микояну уехать в Баку. Большевики проиграли Тифлис, зато закрепились в Баку, люди были нужны там[38]. Анастас распрощался с Ашхен и уехал.

В те же дни из Тифлиса в Москву по просьбе Шаумяна отправился Камо (Тер-Петросян).

«Шестнадцатого (декабря 1917 года) под председательством Ленина собирается Совет народных комиссаров. Доклад о положении на Кавказе Наркома по делам национальностей. Для Камо он просто земляк-горец Сосо. <…> Ильич сам сформулировал три пункта решения: дать полмиллиона рублей по смете внутренних дел Бакинскому Совету для борьбы с Калединым; учредить пост чрезвычайного комиссара – полномочного представителя центра, назначить Степана Шаумяна; подобрать ему помощника по указанию Подвойского».

Дубинский-Мухадзе И. М. Шаумян. —

М.: Молодая гвардия, 1965. С. 280.

«20 января 1918 года Камо вернулся в Тифлис и встретился с Шаумяном. По Тифлису были расклеены листовки: “22 января с. г., приехав в Тифлис, я получил декрет Совета Народных Комиссаров о назначении меня Временным Чрезвычайным комиссаром по делам Кавказа. <…> Обращаться ко мне по временному адресу: Кочубеевская, 20, кв. 1. Чрезвычайный комиссар С. Шаумян. Секретарь Н. Кузнецов”».

Там же. С. 284.

«За пять недель до резни консул Смит обнадеживает государственный департамент: “Премьер-министр Закавказья сообщил сегодня, что если правительство не получит шестьдесят миллионов рублей немедленно, то власть может перейти к большевикам. Это будет величайшим несчастьем… Весьма безотлагательно в качестве предварительной меры следует, чтобы я был уполномочен ответной телеграммой предоставить в их распоряжение эту сумму. Я полагаю, что смогу обеспечить разоружение войск, возвращающихся с турецкого фронта, которые целиком являются большевистскими”».

Там же. С. 281.

Зимой 1918 года, когда Анастас уже работал в Баку, в Тифлисе произошел примечательный инцидент, в котором активное участие приняла Вергиния Туманян, тетка Анастаса и мать Ашхен. 10 февраля 1918 года в Тифлисе, в Александровском саду, собрался большевистский митинг, на котором должен был выступать Шаумян. Митинг был расстрелян бойцами «национальных дружин», подчинявшихся Закавказскому комитету. 13 февраля на похоронах жертв расстрела многие тифлисские большевики были арестованы, помещены в Метехский тюремный замок и там объявили голодовку.

Вергиния Туманян явилась к городскому голове меньшевику Элиава, заявила, что представляет интересы Шаумяна, и договорилась о прекращении голодовки. Сама же Вергиния Туманян и отвезла в тюрьму продовольствие для арестованных[39].

В марте 1918 года Анастас находился в Баку и по решению Баксовета занимался созданием боевых дружин[40]. Однако не забывал и об агитации: его статьи на русском и армянском языках появились в «Известиях бакинского Совета», в газетах «Социал-демократ», «Набат», «Рабочий путь».

В Баку было холодно, голодно и тревожно. Азербайджанские националисты объединялись в вооруженные отряды. Английские разведчики, Реджинальд Тиг-Джонс и Рональд Макдонелл, подталкивали эсеров и меньшевиков к активному противодействию большевикам. Со стороны Дагестана на Баку наступал отряд имама Нажмудина Гоцинского, муфтия северокавказских горцев.

19 марта в Баку начался контрреволюционный мятеж, перешедший в кровопролитные боевые действия по всему городу и принявший характер межэтнической резни[41]. Анастас командовал отрядом из нескольких человек и трое суток не выпускал из рук оружия, был ранен и помещен в госпиталь. Впоследствии в своих воспоминаниях Микоян отмечал, что бои носили классовый характер.

Обложка журнала «Огонек» за март 1918 года, посвященного межнациональной резне в Баку

После выписки из госпиталя Анастас по настоянию Шаумяна поселился в его квартире.

«…В Баку тюркские беки восстали против Советской власти. <…> Боевые действия начались вечером 19 марта (в субботу). В воскресенье они продолжались. С вечера субботы бои шли на берегу моря. “Дикая дивизия” со стороны моря стреляла в наших бойцов. Мы тоже вышли на морское побережье. <…> в воскресенье вечером бои возобновились, на этот раз в городе и фактически по всему городу. Были вырыты окопы. <…> Военные действия носили классовый характер, поскольку во главе с нашей стороны был Военно-революционный комитет. Однако неграмотная масса обывателей старалась придать всем этим событиям национальный характер. Между прочим, хочу уточнить, что до воскресного дня партия “Дашнакцутюн” и Армянский национальный комитет объявили о своем нейтралитете. Но многие их солдаты не остались нейтральными, а активно участвовали в боях.

Ты помнишь, я тебе писал, что все мои чувства были против военных действий прежде всего потому, что в здешних условиях гражданская война может приобрести национальный характер. В этом смысле до понедельника все шло нормально, особенно после того заявления “Дашнакцутюна”. Военные действия однозначно носили гражданский характер. <…> В моем отряде были жертвы… Я был легко ранен в ногу, и еще какая-то шальная пуля попала мне в бок. <…> Тюрки все время отступали и предлагали перемирие. В понедельник вечером мы согласились на перемирие».