Красно-белый. Том 4 (СИ) - Порошин Влад - Страница 23

— А был бы я здоровым как лось, что тогда?

— Играл бы как форвард таранного типа ещё лет пять, — пожал я плечами. — Потолкаться с защитой, вовремя поставить корпус, кивком головы переправить мяч в сетку, для этого нужны габариты и физическая мощь. Ты, Георгий Саныч, и сам это знаешь. «Деду» 77 лет и через год команду должен возглавить другой человек, наш спартаковский, с пониманием всех тонкостей нашей игры.

— Шагай, давай, — легонько подтолкнул меня в спину Ярцев и первым зацокал шипами бутс по бетонному полу лужниковского стадиона.

А в раздевалке Николай Петрович Старостин сделал объявление, что завтра объявляется выходной, а с понедельника команда садиться на базу, и сосредоточено готовиться к матчу с ЦСКА, который состоится уже в среду. А потом плавно начинается подготовка к товарищеской воскресной игре со сборной Румынии.

— Весёленькая предстоит неделька, — шепнул Юрий Гаврилов.

— Весь октябрь весёленький предстоит, — проворчал я, складывая грязную форму в спортивную сумку.

— Так может в ресторан? — хитро усмехнулся Юрий Васильевич. — В «Юности» сегодня опять твои выступают.

— Шо такое, вы шо задумали? — зашептал Саша Заваров, услышав волшебное слово «ресторан».

— Юра предлагает записаться в шахматный кружок, — хохотнул я.

— Аха, где легко меняют пешки на рюмашки, — усмехнулся Гаврилов.

— Так шо и меня записывайте, — захихикал Заваров.

И в этот самый момент в раздевалку вошёл Николай Озеров, который тут же принялся жать руку нашему 77-летнему главному тренеру, поздравляя его с отличной игрой. Затем комментатор так же с жаром принялся трясти руку и начальнику команды, Андрею Старостину.

— У нас на телевидении появилась замечательная идея сделать большой репортаж о «Спартаке», о подготовке к матчам чемпионата и к матчам за сборную, — донёсся до моих ушей голос Озерова.

— Чего это вдруг? — кашлянул Николай Старостин. — Мы ещё не чемпионы союза. И на чемпионат Европы тоже можем не попасть.

— Ну как же? — развёл руки в стороны мэтр тележурналистики. — Ваш подопечный Володя Никонов сегодня повторил рекорд Никиты Павловича Симоняна. Он в 1950 году за один чемпионат наколотил 34 мяча в ворота соперников.

— Вот прохвост, — пробормотал Андрей Старостин, покосившись в мою сторону. — В том смысле, что конечно приезжайте. Встретим всю телевизионную группу по высшему разряду. Накроем хороший стол, посидим, поговорим.

— А ещё будет музыка, песни и танцы народов советского союза! — крикнул на всю раздевалку Юрий Гаврилов, повеселив партнёров по команде, которые были в курсе моей музыкальной деятельности.

— Хорошая у вас команда, с юмором, — по-доброму усмехнулся Озеров, напоследок пожав ещё раз руки братьям Старостиным.

А следом за телевизионным комментатором в раздевалку заглянул и корреспондент «Советского спорта» Юлий Сегеневич, который тоже стал договариваться о большом интервью про нашу красно-белую дружину и о том, как мне удалось повторить рекорд Симоняна.

— Чего такой смурной? — пихнул я в бок Сашку Калашникова.

— Надоело всё, — проворчал он, побросав чистенькую футбольную форму в сумку. — У тебя рекорд, а у меня по всем фронтам полный пи…ец. В состав я не попадаю, голов не забиваю, Олеська от меня сбежала.

— А эта, рыжая, тоже, что ли ушла? — хмыкнул я.

— Да пошёл ты, — обиделся Калашников.

— Не хандри, — приобнял я друга, — сейчас матчи пойдут через два дня на третий. Вдоволь наиграешься.

— Наиграюсь, но в ЦСКА, — упрямо проворчал он.

Николай Петрович Старостин, который лучшие тренерские годы провёл в лагерях, где возглавлял «Динамо» Ухту, «Динамо» Комсомольск-на-Амуре и «Динамо» Алма-Ату, вдруг, судя по газетным статьям, под старость лет стал футбольным специалистом номер один и законодателем новой футбольной моды. А в одном московском издании Николая Петровича сравнили с голландским тренером Ринусом Михелсом, который изобрёл «тотальный футбол». После чего его братья, Андрей и Александр, стали подтрунивать и называть Николая — русский Михелс.

«Ну, какой я — Михелс? — вспылил как-то Николай Петрович. — Его тотальный футбол основывается на игроках-универсалах, где каждый может и в атаку пойти, и в защиту встать, и поменять свою позицию на поле. А у меня Мирзоян и Пригода — домоседы, Гаврилов и Черенков — в отборе почти не работают, и Шавло с Заваровым в редкие минуты уходят со своих бровок. В чём-то мы на „Аякс“ похожи, так как играем, опираясь на тотальный контроль мяча, но не более».

— Ну, Никонов и прохвост, — хохотнул Андрей Старостин, сидя на переднем сиденье клубного спартаковского автобуса. — Я тут бегал, пробивал его песни, а он, оказывается, наколотил уже 34 мяча. Большая статья, большой сюжет, ну, прохвост. Коля, скоро мы тронемся?

— Сейчас последние футболисты из раздевалки выйдут, и двинем в Тарасовку, — отмахнулся Николай Старостин. — Все пришли? — спросил он, окинув взглядом задние ряды автобуса.

— Все, нет только Никонова, Гаврилова, Заварова и Калашникова, — отчитался Женя Сидоров.

— Черенков, Фёдор, будь другом, сбегай, подтолкни их под одно место, нам уже всем пора ужинать, — проворчал Николай Петрович.

— А их в раздевалке нет, — ответил за друга Сергей Родионов. — Они ещё раньше куда-то за газировкой выскочили.

— Я же тебе, Коля, говорил, что твой Никонов — это первостатейный прохвост, — захохотал Андрей Старостин. — Теперь они за этой газировкой до утра ходить будут. Ха-ха.

— Двигай, Матвеич, — обратился Николай Старостин к водителю клубного автобуса, махнув рукой. — Я им завтра устрою газировочку.

«Музыка на-а-ас связала / Тайною на-а-ашей стала», — пели со сцены ресторана гостиницы «Юность» девчонки: Маша, Олеся и Кристина. И моя танцовщица Маша сегодня солировала, так как после подписания соответствующих документов роли в музыкальной группе «Мираж» поменялись. Кстати, в ресторан в этот субботний вечер я, Гаврилов, Заваров и Калашников пробились с большим трудом. Вахтёр на дверях признал в нашей маленькой компании футболистов московского «Спартака», который, по его словам, сейчас играет сильнее, чем сборная СССР. Естественно, все столики к тому моменту были уже заняты, и мы скромно разместились на барных стульчиках около барной стойки.

— Ох и вставит нам «диду» по первое число, — проворчал Саша Заваров, хмурясь, но посасывая молочный коктейль, ибо алкоголь я ему пить запретил, отлично осознавая, что он всё равно втихаря хряпнет.

— «Дед» — мужик мудрый, — возразил Юра Гаврилов. — Он горячку пороть не станет. Пожурит немного, покричит, погрозит пальцем или кулаком. И чё теперь, из-за этого в самоволку не ходить?

— Юрий Васильевич, прав, — поддакнул я. — Нас с понедельника запрут на базе вплоть до воскресенья, до матча с румынами. Так что сегодня мужики гуляем, сегодня можно. Но в пределах разумного. И ты встряхнись, — пихнул я в бок Сашу Калашникова, который тяжело вздыхая, искоса поглядывал на танцовщицу Олесю. — Вон смотри барышня в твоём вкусе, — я указал на один из ближайших к бару столиков.

— Самое главное обрати внимание какие у неё большие глаза, третий размер, не меньше, — захохотал Гаврилов.

— Отвалите, — прорычал Калашников и, залпом опрокинув стопку коньяка, попросил у бармена ещё.

— Не нравится мне наш Калаш, — шепнул на ухо Юрий Гаврилов.

— Пусть сегодня как следует нарежется, завтра проспится, а послезавтра в Тарасовке будет пахать как вол, — прорычал я. — Надумал после завершения сезона в ЦСКА свалить. Я ему свалю.

— Правильно, нам самим «волы» нужны, — хохотнул неунывающий Гаврилов. — Кстати, а это идея. А если Клаша перевести в опорную зону? Давай посоветуем «деду»? — огорошил меня наш штатный балагур.

— Если учесть, что впереди еврокубки, а у нас всего три толковых защитника, то это имеет смысл, — закивал я. — А Хидя перейдёт в центр защиты с опцией — подключения в атаку.

— А шо, это идея, — хитро улыбнулся Заваров. — Кохда центральный защитник прибехает к воротам соперника — это всехда сюрприз.