Новый путь истории (СИ) - Ежов Сергей - Страница 3

Регент сделал мне приглашающий жест, и мы с ним пошли к столу, вокруг которого стояло несколько стульев. Мы расселись: с одной стороны я и мои офицеры, а другой стороны Фредерик, четыре его генерала, и двое мужчин в придворных платьях. Регент ещё раз пошевелил пальцами и все остальные присутствующие, не торопясь, но и не задерживаясь ни на секунду, потянулись к выходам из зала.

— А вы умеете ошеломить, граф Булгаков. — одними губами улыбнулся регент, глядя на меня волчьими глазами — Европейцы неправы. Вы не Аттила, а скорее второй Чингисхан.

— Не во гнев Вашему высочеству, я предпочёл бы остаться первым Булгаковым, чем вторым кем угодно.

— Гордый ответ. Но очевидно, что это ответ человека, знающего цену словам. Итак, граф, с чем же вы прибыли? Как будто речь шла о некой бумаге?

— Именно так, Ваше высочество. Вот у меня с собой проект мирного договора между Российской империей и королевством Дания. Благоволите освидетельствовать. И я выложил на стол два экземпляра договора с текстами на русском и датском языках.

Регент взял в руки один из экземпляров, и принялся внимательно читать. Второй экземпляр, взглядом испросив разрешения, взял мужчина с властным лицом. Одет он не в военную форму, надо полагать, кто-то из важнейших сановников.

— Я вижу, что сей договор, выгоден Дании. — дочитав заговорил регент — Кроме того, он уже завизирован императором Павлом и заверен должным образом. Надо ли полагать, что у Дании нет никакого выбора?

— Ваше высочество, вы только что признали, что договор вам выгоден. Чего же больше? Мы получаем от Швеции нужное нам, вы получаете остальную Швецию.

— Гм… Есть ли гарантии, что Россия не поступит с Данией так же, как со Швецией? — осторожно спрашивает мужчина в штатском.

Вспоминаю, что это глава датского правительства, и отвечаю ему:

— Тому порукой вся предыдущая история наших взаимоотношений. Мы никогда всерьёз не конфликтовали, и даже когда вы вступили в антирусскую коалицию, Россия поступает с вами как с союзником. Есть ли изъян в моей логике?

— Такового не отмечаю. — признал премьер.

— В таком случае не вижу препятствий для заключения взаимовыгодного договора.

— Позвольте, но у нас имеются совершенно конкретные обязательства перед нашими союзниками.

— Воля ваша, но просто посчитайте, сколько раз вы воевали с Пруссией а сколько с нами, и выбор окажется совершенно очевидным. — парирую я — Впрочем, я не собираюсь на вас давить, и с позволения Вашего высочества — поклон в сторону регента — удалюсь. Завтра в то же время прибуду для продолжения переговоров.

На корабле я заперся в своей каюте и рухнул в кровать — спать. Два месяца, пока готовилась эта безумная авантюра и до этого дня, я спал урывками, чаще всего по дороге от одного военного лагеря до другого. Да, спал я на кровати в автобусе, но, чёрт возьми, это совсем не то, что сон в нормальной кровати. Потом, когда я выехал на рекогносцировку пути по Ботническому заливу, то чуть не впал в панику при виде страшных ледяных торосов, иногда высотой до пятнадцати метров. Потом я не раз выезжал проверять процесс разметки трассы движения войск, и волосы на голове шевелились раз за разом — риск неимоверный, запредельный! Не приведи судьба, налетит шторм — и конец моему корпусу, да и мне тоже, потому что я не стану жить после такого позора. Снова и снова я восхищался храбростью и бесшабашностью Аракчеева, Багратиона и Барклая де Толли, настоящих авторов этого безумного похода. И, кстати, в душе своей простил и понял резоны Богдана Фёдоровича Кнорринга, боявшегося не за себя, а за вверенные ему войска. Не было в его душе измены, только тогда я понял это.

Наутро к трапу линкора подъехал роскошный экипаж под конвоем взвода датских кирасир, и давешний генерал-адъютант пригласил меня на аудиенцию.

На этот раз разговор оказался длиннее, впрочем, начался он с вручения мне подписанного и должным образом заверенного договора о разделе Швеции между Россией и Данией. А разговор был о том, как нам удалось мгновенно и практически без потерь уничтожить Шведское королевство.

Рядом с регентом сидела юная женщина, его супруга, Мария София Фредерика, не слишком, на мой взгляд, красивая женщина. Впрочем, женщина она оказалась умной, и вопросы задавала правильные, иногда весьма неожиданные. В любом случае было понятно, что образования, опыта и здравого смысла королеве не занимать.

Я, не жалея красок живописал трудности и опасности перехода зимнего моря по неверному льду, ужас от ожидания жуткой катастрофы, когда ветер неожиданно переменился и льды затрещали.

Однако вернусь в уютную гостиную, где мы с Павлом и нашими супругами сидим у приятно потрескивающего дровами камина, и говорим о текущей ситуации в мире.

Делаю глоток из бокала и говорю:

— Главное, что я хочу сказать, любезные мои друзья, это то, что будущее неопределённо, и каждый шаг вперёд мы должны тщательно продумывать.

Люблю дорогу, особенно если она не тяжела. А что может быть лучше прекрасно построенной чугунной магистрали? Я вырос рядом с железной дорогой, и много раз слышал, как путейцы хвалили свежепостроенный или капитально отремонтированный участок: «Бархатный путь». Это означает, что основание пути выровнено идеально, что перепады высот и уклоны сведены к классическим значениям, балласт отсыпан, как мама муку не сеет, а шпалы уложены безупречно. Рельсы, разумеется, установлены с минимальным зазором, костыли забиты, как так, что ни один проверяющий не придерётся.

Присовокупим к этому основание полотна из искусственного базальта, и в результате построен путь такого качества, о каком даже там, в высокотехнологичном будущем, никто не мечтает. Да и то сказать, нынешний вариант истории основан на другой базе. Там, где я родился и прожил до старости, мир был по преимуществу механическим. Да, другие отрасли развивались, но те же химия и биология были в загоне. Химия была глубоко второстепенной отраслью промышленности, если, конечно, не считать металлургию, а о биологии и биотехнологиях вспоминали настолько редко, что далеко не все, даже образованные люди могли вспомнить что даёт та самая биотехнология. Вспомнят дрожжи, вспомнят спирт, наиболее продвинутые выскребут из сусеков памяти лимонную кислоту… Да и всё, пожалуй.

В этом мире химия заявила о себе даже не громко — оглушительно.

Из практически случайно оброненного мною слова — торфохимия — создалась сначала научная школа, а потом и ведущее направление промышленности. В России уже работают как бы, не три сотни крупных заводов, превращающих торф и продукты его гниения в искусственный базальт, утеплители, полимерные нити и тысячи других вещей, о которых я и думать не догадался. Торфяных болот в России более чес достаточно, и их освоение в законодательном порядке урегулировано. Ещё в самом начале развития торфохимии, были изданы законы, защищающие болота от хищнической эксплуатации. Если коротко, то законом предписывается эксплуатируемое болото использовать полностью, и только после этого переходить к следующему.

Что такое болото? Болото есть умершее озеро или речная старица. Растительность тростник, ряска и прочие водные и полуводные растения год за годом отмирая заполняют ложе озера и, в конце концов, из растительности остаётся разве что мох да неприхотливые кусты да чахлые деревца.

Имперский закон предписал вычерпывать донные отложения до песка, глины или каменного основания, благоустраивать берега, высаживать деревья в водоохранной зоне, находить и расчищать ручьи. Кстати, за ручьи доплачивали отдельно из казны, так что искали их со всем тщанием. Естественно, рекультивацией созданных водоёмов занимались не сами предприятия, а их дочерние, почти независимые структуры.

Как один из результатов, неподалёку от Петербурга взялись очищать от донных отложений Лахтинский разлив и прилегающее к нему Юнтоловское болото. Горожане полюбили приезжать сюда, на расчищенный песчаный пляж, купаться в тёплой воде прекрасно прогреваемого неглубокого озера. В полукилометре от берега стояла длинная линия землечерпалок, а вдоль строя к берегу бежала транспортерная лента, а по ленте на берег, к заводу, доставляли донный осадок. Отдыхающие часто подплывали на своих лодках к линии землечерпалок, наблюдая, как чистейшая у берега вода, по мере приближения к замлечерпалкам, превращалась сначала просто в мутную, а потом и вовсе откровенно грязную воду.