Новый путь истории (СИ) - Ежов Сергей - Страница 29

— Видишь, мой мальчик, господь бог любит Анджело, раз позволил погибнуть в бою. — прохрипел он, сплёвывая кровь — А ты беги, спасай своих учёных, Йорген тебя проведёт к ходу. Жаль я не увижу…

Голос старого рыцаря всё слабел, и наконец, он замер: жизнь покинула старого воина. Я протянул руку и закрыл глаза Анджело, но для скорби просто не было времени. Рыцарь, что принёс листовку с моей физиономией, тронул меня за плечо:

— Мессир гроссмейстер, надо бежать, форт скоро падёт.

По лестнице мы спустились на первый этаж, прошли по коридору до какой-то подсобки, а там, под сдвинутой бочкой обнаружился узкий люк, в который мы едва протиснулись. По отвесному колодцу мы спустились в туннель и двинулись по нему. Кругом царила абсолютная темнота, я следовал за своим провожатым, ориентируясь на его дыхание и голос: Йорген на ходу рассказывал мне о происходящем. Наконец, добрались до конца туннеля, и Йорген предупредил:

— Мессир гроссмейстер, здесь выход в колодец, крепко держитесь за скобы.

Глянул вниз, и не увидел дна: со временем ствол колодца искривился из-за движения платов камня. Уцепился за кованые скобы, причём, не железные, а бронзовые и полез вверх: мне ещё спешить до дому и спасать учёных, их и свою семьи, ну и себя заодно.

Уже у парадной двери моего дома, Йорген поклонился:

— Приношу свои извинения, мессир гроссмейстер, но я обязан вернуться к своему отряду.

— Благодарю за услугу, мессир рыцарь, я ваш должник. Ступайте, дальше я уж сам.

Все мои, по счастью, оказались дома, потому я быстро повёл их вниз, в катакомбы, надеясь, что учёных успели предупредить, и они сумеют не заблудиться в подземных галереях. Впрочем, тут недалеко не больше полкилометра по прямой, да и путь не слишком извилистый.

По коридору, ведущему к нам, раскидали шипы, скрученные из сталистой проволоки. Подошву солдатского сапога такие шипы прокалывают запросто, так что первый рубеж обороны нами создан. Там же натянули парочку верёвочек с привязанными консервными банками, а в банках — по горсточке камушков. Это ненадёжная, но тоже защита. Какая-никакая, а сигнализация.

Наконец все собрались, вздохнули спокойно, даже решили покушать. В дозоре оставили двух мужчин из обслуживающего персонала, еду им выдали с собой. А нам надо бы посовещаться.

Я смотрю на детский стол, там верховодит мой старшенький, а рядом с Пашей, находится Аня Рогожина. Казалось бы, странно, девочка старше моего сына на три года, и в этом возрасте такая разница обычно предстаёт пропастью, но не в этом случае. Паша парень сильный как физически, так и характером, при этом вдумчивый, внимательный, осторожный, но способный и рискнуть: прирождённый лидер. Умные девушки, пусть они ещё девочки, таких ребят чувствуют и очень ценят. Аня — очень умная девочка, и свой выбор она сделала. А Паша ей покровительствует.

Обед, что у нас на столе, приготовлен ещё наверху, а при эвакуации доставлен сюда: не пропадать же добру, в самом деле?

— Юрий Сергеевич, не сочтите за труд, расскажите, что происходит? — просит Пафнутий Львович — Жили себе спокойно, а потом сигнал тревоги, и мы уже в подземелье.

— Справедливо. Сейчас я расскажу вам всё, что знаю.

И взрослые, и дети внимательно меня слушают.

— Третьего дня в Валлетту пришел джалбаут с нашими людьми, и они сообщили, что в Тунисе собраны огромные силы вторжения: двадцать восемь тяжёлых кораблей, имеющих на борту морскую пехоту. Кроме того, в Сфаксе собрались несколько тысяч туарегов, а это очень серьёзные бойцы. Сегодня крупный отряд линейных кораблей пришел к Валлетте, но их не допустили даже на расстояние их выстрела, потому что наши пушки намного дальнобойнее. Великий магистр руководил обороной из своего дворца, а я с Анджело Ломбарди, как лица, не задействованные в боевых действиях, но любопытные, расположились на смотровой площадке форта Святого Эльма. Всё шло прекрасно, ударный отряд английского флота был разгромлен, но тут поднялась стрельба, и из глубины острова повалили отряды туарегов и английских абордажников. Очень быстро они дошли до нашего форта, и здесь мы стали свидетелями страшной измены: бастион форта был взорван, и путь внутрь оказался открыт. Анджело Ломбарди, мой учитель, при этом случае получил смертельные ранения и скончался у меня на руках. Перед смертью он велел мне ретироваться и спасать вас, чем я и занят.

— Что же будет дальше? — спросил Пафнутий Львович.

— Будем ждать подмоги. Ещё третьего дня, по телеграфу мы оповестили Их императорские величества султана Османской империи и императора Российской империи. Думаю, вернее, я полностью убеждён, что боевые отряды для нашего спасения если не вышли в море, то спешно готовятся к походу и бою.

— Чего же хотят англичане?

— Будете смеяться, милостивые судари и сударыни, но хотят меня.

И я достал из кармана, развернул, и пустил по рукам листовку со своим портретом и обещанием награды.

— Воля твоя, Юрий Сергеевич, — осмотрев листовку сказала моя благоверная — Но недооценили тебя, и это обидно.

— Опаньки! — восхитился я — А во сколько бы меня оценила ты?

— Не знаю… — наморщила лобик Лиза — но не менее миллиона за килограмм живого веса.

Пока мы пикировались, листовка достигла стола детей. Паша приосанился: его отец весьма значим для его врагов!

— Я так скажу, друзья мои, — говорю я, кивая на листовку — значительная часть этих денег посулили из-за вас. Это вы создаёте новые, невиданные доселе устройства, которые изменят мир до неузнаваемости. И сумма, на самом деле, совершенно ничтожная. Это тупой британской матросне и диким туарегам, что слаще морковки ничего не едали, триста тысяч золотых немыслимые деньги. А мы с вами, когда дело дойдёт до внедрения разработок, будем получать даже не миллионы, а миллиарды.

Мои сотрапезники с горящими глазами смотрят на меня.

— К чёрту миллиарды! — говорит Рогожин — Главное, что я получил, это свобода творчества, и деньги меня интересуют лишь в смысле: хватит из на опытные и конструкторские работы, или недостаточно!

— Верно говорите, Пафнутий Львович! — горячится Полубешкин — Ах, как верно! Я считаю ровно так же!

Договорить нам не дали. Сначала прибежал дозорный:

— Шаги в коридоре!

Потом мы и сами услышали крики боли — это нападающие ногами прошлись по шипам, а три сантиметра заточенной проволоки в ногу, да неожиданно — очень и очень неприятно.

Встаю из-за стола и командую: в первую смену пойду я, мой сын, Павел Юрьевич и Осип, мой телохранитель. Остальных прошу разместиться здесь, и постараться не волноваться.

Щелчок выключателя, и коридор залит ослепительным белым светом. Больно даже моим глазам, хотя я только что из светлого помещения. А каково английским абордажникам, что преодолели уже пять метров коридора и на ощупь убирают шипы из-под ног, и думать не хочется.

— Спасибо, папа, что взял меня в бой. — тихонько говорит Паша.

— Знаешь, Павел Юрьевич, бой это совершенно недетское дело, но ты Булгаков, ты должен быть первым во всём, особенно там, где трудно. Сейчас ты стрелять не будешь, постоишь на подхвате.

— Так точно, буду на подхвате.

— А теперь я займусь неприятной работой.

Я поднимаю карабин, и через амбразуру выцеливаю английского офицера.

[1] Поезд — в данном случае имеется в виду колонна гужевых повозок и экипажей.

Спустя час, в начале коридора образовался завал из трупов. Воняло как на скотобойне, хорошо хоть сквозняк тянул не в нашу сторону, а на наших врагов, иначе можно было бы сойти с ума от запаха крови, густо замешанного на эманациях злобы и смертельного ужаса. И очень хорошо, что я, сообразив с самого начала, велел стрелять только в головы и в грудь — иначе тут воняло бы ещё и дерьмом из потрохов британцев, желающих быстро разбогатеть. Я стреляю аккуратно, стараясь одним выстрелом вывести противника из строя: тяжёлая десятимиллиметровая пуля делает приличного размера дыры, дробя окружающие ткани, так что хватает и одного попадания. А расстояние тут маленькое, чуть больше, чем в тире пневматического оружия, так что из мощного карабина попадаешь точно туда, куда прицелился.