Академия №13. Без шанса на отказ - Никольская Ева - Страница 9

Привязка к острову, усиление за счёт стороннего источника (в народе именуемое «паразитом»), и три спящих метки-якоря на связующей нити, способные в будущем заточить душу Мэй… да в чём угодно. Тело в коме, какая-нибудь свеженькая нежить или рыцарские доспехи – всё подойдёт. Даже примитивный медальон или шкатулка!

Во что вложит душу девушки маг, поставивший эти метки, тем моя призрачная соседка и станет. Я бы тоже бесилась, оказавшись после смерти «на цепи». Но возможность отпустить дочь на перерождение, господин Эверетт, похоже, совсем не рассматривает. Зато, судя по якорям, он активно ищет другие варианты.

Три года уже ищет, угу… и до сих пор не нашёл.

Поверх действующих магических оков виднелся тусклый след от чар безмолвия, которые с Мэй давно сняли. Я проверила его первым делом, но никакой остаточной магии, мешавшей разблокировать голос, не обнаружила.

А потом мне, словно намёк от мироздания, попались в архиве схемы двух стареньких заклинаний, которые родились из-за случайного воздействия сторонней магии.

Но главное было не это. Оказалось, что подвергшиеся изменениям нити элеора в редких случаях могут мимикрировать под прежний узор. И обнаружить при таком раскладе сбой будет практически невозможно – проще новое плетение сделать, чем починить старое.

– Считаю, что проблема тут, – сказала я, указав на заклинание, которое увеличивало силу Мэйлин.

Прилично так увеличивало! Судя по всему, господин Эверетт сам создал себе монстра, который теперь периодически заглядывает к нему и громит кабинет, чтобы жизнь мёдом не казалась.

Вот только мне его ничуть не жаль. Заслужил! Мэй ему не игрушка. И не собственность. Она могла бы уже родиться в новой семье и заново познавать мир, а не сидеть на привязи у отца-эгоиста.

Ректор, судя по кислой мине, хотел мне возразить, однако декан опередил:

– Почему именно здесь, Эйвери?

– Остальные чары наложены профессионально – чувствуется рука мастера. Или мастеров.

– А усиление, значит, недостаточно профессиональное? – возмутился господин Эверетт.

Так и знала, что он его делал. Хотя Мэй – поганка бледная! – это не подтвердила. Сложно с ней работать. А общаться ещё сложней. Надеюсь, когда к ней вернётся голос, станет полегче.

– Не в этом дело, господин Эверетт.

– А в чём? – Ректор хмурился и нервно постукивал пальцами по краю стола.

Тук, тук… тук-тук-тук… тук… Это раздражало!

– В эмоциональности, – сообщила я, и стук, нервирующий меня, редко смолк, когда отец Мэйлин сжал руку в кулак. Аж костяшки побелели. В воцарившейся тишине мой голос прозвучал громче, чем я рассчитывала: – Напоминаю, магистры… это всего лишь одна из моих догадок, которую господин Танненбаум предложил проверить прямо сейчас.

– Думаешь, из-за эмоций заклинание криво легло? – спросил Макс, подходя к нам с привидением.

Мэй напряглась, что было заметно по позе, но с места не сдвинулась, продолжая покорно стоять, демонстрируя сеть своих заклинаний. Вернее, трёхмерную конструкцию, которая выглядела как многослойная геометрическая фигура, отдельные части которой не соприкасались.

Ювелирная работа!

И только самая нижняя вязь была переплетена с белёсой дымкой души. Не с образом, который привидение проецировало, а с едва заметной струйкой живой энергии внутри этого самого образа.

– Да, – кивнула я. – Из-за эмоций мага, который ставил «паразита», чтобы усилить призрака, и из-за эмоций самой Мэйлин. Думаю, я не ошибусь, если скажу, что это магическое плетение было сделано вами, господин Эверетт, в первые часы после её гибели. Так?

Ректор кивнул, опустив глаза, будто чувствовал свою вину.

Хотя почему будто? Конечно, чувствовал! Не уберёг дочь, не разглядел беспринципных тварей в её близких друзьях. Но… он ведь не виноват! Вернее, виноват, но точно не в этом.

– Это было тяжёлое время. И огромное эмоциональное потрясение для вас и Мэйлин, – сказала я, пытаясь мягко подвести его к признанию собственной оплошности. – Вы могли не то чтобы ошибиться… просто не рассчитать силу, вложенную в заклинание, или что-то ещё. А если в плетении есть какая-то погрешность…

– Под воздействием сторонних чар в него легко встраивается новый элемент, – закончил за меня ректор и опять поморщился. Но теперь, видимо, из-за допущенного промаха.

Неужели так был уверен в безупречности своего «паразита», что даже не удосужился всё тщательно перепроверить? Или дочь просто не подпускала его к себе, боясь, что он на неё навесит очередную «цепь»?

Я бы боялась.

– Нашла точное место, Эйвери? – спросил декан, подавшись вперёд, будто хотел встать, но так и остался сидеть в кресле, сцепив в замок пальцы.

– Три, вообще-то, – призналась я.

– Как вычислила? – в один голос поинтересовались магистры. А Макс спросил:

– Где?

– Тут, тут и, вероятно, здесь тоже, – указала я на разные части магического узора, благодаря которому первокурсница с бытового факультета после смерти стала призраком класса «А», или, как выражается дракон, «Ашкой».

Это самый высокий класс. С ходу его достигают лишь могущественные маги. Есть, конечно, шанс постепенно накопить силу, но… не в случае моей соседки.

– А вычислила я подозрительные участки плетения по слабому искажению и едва заметным оттискам заклинания безмолвия. Рисунок чар на первый взгляд идеальный – я несколько раз перепроверила, только нити элеора в трёх местах будто чуть истончились, а узелки, наоборот, самую малость разбухли. Невооружённым глазом такие изменения не видны, но у меня с недавних пор обострённое магическое зрение. Конечно, эти метаморфозы могут быть вызваны связью заклинания с духом Мэйлин, но также есть вероятность, что причина их появления кроется в случайном воздействии одних чар на другие. Я думаю, что части заклинания, лишившего Мэй голоса, встроились в схему «паразита», насыщающего её силой, и продолжают активно работать, подпитываясь вашей, господин Эверетт, магией. Именно эту догадку я и хотела проверить в ближайшие дни.

Взглянув на лича, заметила на его губах улыбку: вполне себе довольную. Ректор же продолжал хмуриться, разглядывая заклинание, которое сосало из него силу и самовольничало при этом. Подойдя к нам, он вместе с Максом принялся изучать подозрительные участки собственного плетения.

Если ещё и декан присоединится, можно будет водить хоровод вокруг призрачной «ёлочки», пока она трясёт своими магическими «гирляндами».

– Я ничего тут не вижу! – заявил господин Эверетт разочарованно. – Где оттиски?

– Ну вот же… – начала показывать я.

– Не спорь с ней, Рэн. Просто переплети участки, на которые указывает. А лучше замени «паразита» целиком, если это ещё возможно. У Эйвери тирсова печать и маго-ментальная травма. Как следствие, первый уровень магического зрения. Больше скажу – это комбинация «1-Д», – добавил он многозначительно.

«1-Д»? Это ещё что? Магистр Левиафорт ничего такого не говорил.

– Тирсова печать и маго-ментальная травма, мешающая работать с нитями элеора? – Макс рассматривал меня с тем же пристальным вниманием, с которым только что изучал чары на Мэйлин. – И зрение «1-Д», угу. – Он кивнул собственным мыслям. А потом вскинул голову и со странной улыбкой спросил: – Аля, радость моя… Как ты связана с Серым миром?

Когда мы с Максом покинули ректорат, часы показывали шесть вечера. Парень предложил пойти вместе поужинать, но я отказалась, так как не было аппетита. Да и вымоталась я сильно, перенервничала. Хотелось просто немного отдохнуть, ни о чём больше не думая.

Не вышло!

Дракон заявил, что нам надо срочно поговорить, и отвертеться, ссылаясь на усталость, мне, увы, не удалось.

В комнату, из которой мне больше не надо переезжать, потому что ректор своё решение отменил, я звать дракона не стала, ибо там бардак. Начнёт опять моё нижнее бельё в неположенных местах находить – ну его в бездну!