Одно незабываемое путешествие в Тартарары - Корнелюк Алексей - Страница 2

Так… а где тут ручка, чтобы опустить спинку…

Вот она. Потянул – и спинка без скрипа, без заедания пошла вниз, и я размяк, как печенюха, вымоченная в стакане тёплого молока.

Боже, тут удобнее, чем дома в кровати!

Место для ног – ВО!

Место для рук – ВО!

Что-то подсказывало: поездочка мне обойдётся в приличную сумму.

Но… сон…

Ааау… – я зевнул и, как воробушек, вжался в кресло.

Мягкое, пахнущее карамелью сиденье.

На таком автобусе хоть в медовый месяц с красавицей-женой!

Медленно и верно, на 37-й овце, я уснул.

Не мне вам объяснять, как это происходит: внутренний диалог смолкает, кто-то выключает внутренний бубнёж – и ты проваливаешься в Нигделяндию (овцы, кстати, тоже).

Снов не было. Или, по крайней мере, я их не запомнил, а проснулся внезапно.

Колесо подпрыгнуло на колдобине, и мою сонную башку откинуло на чужое кресло.

Веки открылись. Потирая ушибленное место, я хлопал глазами, не соображая, где это я. Кости ныли, спина затекла…

Зевнул. Посмотрел в окно – и рот так и застыл в раззявленном состоянии.

Святые-пресвятые!

Мы петляли по просёлочной дороге, прорываясь сквозь джунгли!

Я вскочил и побежал к водителю. Слова не поспевали за действиями. Не добежав, я рухнул между кресел. Отлёжанная нога просто отключилась, и я, как на ходулях, бабахнулся с воплем:

– АЙБЛЕАЙ (тут три слова, но получилось одно)!

Растянувшись в проходе, я взглянул на водилу и увидел лишь краешек локтя. Пёстрая, вырви-глаз рубашка сползала по его загорелой коже.

У меня был один вопрос:

– ЧТО ТУТ, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, ПРОИСХОДИТ!?

(Был и второй вопрос: где он взял такую рубашку?, но я приберёг его на потом.)

Сейчас нужно было встать – пока автобус на полном ходу несётся по просёлочной дороге.

И я встал, дрожа всем телом. Медленно, придерживаясь за подлокотники кресел, подошёл к водиле…

Для ясности – Колывань находится в Новосибирской области. Это там, где холодно. Ага. У нас не растут пальмы, а хотелось бы. Кипарисы, лианы доступны только по телеку. Но сейчас я собственными глазами наблюдаю это буйство зелени.

ЧЁРТ! ЧЁРТ! ЧЁРТ!

Я щипаю себя, тяну за мочку уха, набираю в лёгкие воздух и держу заряд до колик в животе. Что там ещё нужно сделать, чтобы проснуться? Посмотреть на руки? Ну, смотрю… Ладони стиснули подлокотники соседних кресел. Меня трясёт – мы поднимаемся по серпантину.

Я прям чувствую, как на лбу набухает и пухнет-пухнет-пухнет венка!

А водила насвистывает знакомую мелодию.

– Эй!

В зеркале заднего вида встречаемся глазами. Его губы, сложенные трубочкой, растягиваются в широкую улыбку:

– Привет, соня!

Он ещё и лыбится – уму непостижимо! Я переношу вес тела вперёд и, как орангутан, перемахиваю на следующий подлокотник… Ещё каких-то четыре ряда… Чуть-чуть…

Автобус берёт резко налево, и меня тянет вбок – на кресла.

Я заваливаюсь в дырку между спинками кресел. Выругиваюсь и головой ударяюсь о сидушку. Выползаю… Работаю ягодицами и плечами по-пластунски, в режиме дождевого червя. Волосы взъерошены, на затылке зреет шишак.

– Ты бы пристегнулся!

Я не отвечаю. Ещё три ряда… два… ай-яй-яй – снова заворот. Но на этот раз я намертво вцепился руками в кресло.

Сажусь за водилой. Пригибаю шею и ищу зелёный фон, кронштейны, студийные камеры, рельсы, на которые установили этот автобус! НО НЕТ! Всё взаправду. Из приоткрытого окна на меня дует вполне такой настоящий ветер. Пахнет цветами, летит пыльца… или что это жёлтое такое?

– Ты спал как убитый, я решил тебя не будить!

Зачем он так орёт? Я пригибаюсь к поручню и вижу, что у него в правом ухе наушник.

Ну ясно – видимо, режиссёры дают команды, что сказать и когда… Неясно только, почему настолько правдоподобные джунгли.

– УЧУ АНГЛИЙСКИЙ! АНДЭРСТЭНД? – и пальцами показывает на вставленный наушник.

Я проваливаюсь в кресло. Безнадёжно опоздал. На семейном вечере подадут не говядину, а меня на вертеле. Я же обещал! И что мне прикажете сказать? Сел на автобус до Колывани и оказался в джунглях, да? Что за оправдание пятиклашки? «Я дико извиняюсь, не сделал домашку, так как дневник съела собака»?

Ну… всё. Мне конец. Я уже представил гневное лицо матери, осуждающий взгляд отца и туповатый вид старшего братца. Впрочем, у брательника это перманентное состояние.

– Как мы сюда попали? – выдыхаю я.

– Ехали-ехали – и приехали! Ол райт?

Бляяяяяха-муха… Я опускаю на лицо влажную от пота ладошку и сквозь неё бурчу:

– Вы же говорили, в Колывань поедет автобус!

– Ну, говорил – значит, поедет.

– А КАК МЫ В ДЖУНГЛЯХ ОКАЗАЛИСЬ, ЧЁРТ ВОЗЬМИ?! – взрываюсь я.

– Тихо-тихо, малыш, – водила ногтем подцепляет наушник и кидает его на приборную панель. – Чего раскричался-то так? Ты же сам хотел уехать, куда глаза глядят.

– Я?

– Ну.

Я, скривив лицо, смотрю на него… затем сквозь него. Мой взгляд – тупой луч пронзающего непонимания.

– Тебе напомнить?

– Нечего мне напоминать, я всё прекрасно помню! – сжимаю до побелевших костяшек поручень. – Я зашёл и отчётливо сказал про КО-ЛЫ-ВАНЬ!

– Ай хирьююю, – опять улыбка. На этот раз как у дворецкого, который вместо чаевых получил мятную жевачку. – На, смотри сам.

И, щёлкнув пальцами, он запускает внутренний проектор… Считайте склейку. Когда оператор берёт камерой резко вверх – и накладывается следующий кадр.

ТОЛЬКО ЭТО НЕ КИНО, А ЖИЗНЬ! Спецэффекты остаются в кино, но здесь, господи всемогущий… я попал в жуткий переплёт. Я бы обделался, если бы мог, но прямая кишка встала зигзагом от увиденного.

Стопка с плеском принимает заряд текилы.

Лайм, брызгая соком, щиплет губы.

Слизываю кристаллики соли.

По горлу обжигающее пойло лавиной проскальзывает в желудок.

Я закрываю глаза, запрокинув голову.

– Уффф, ябадабаду!

В клубе играет техно. Надин исполняет коронный номер. Даже отсюда, из-за барной стойки, видны капельки пота на её загорелом теле.

Она идёт крест-накрест по подиуму, и я наблюдаю, как трутся внутренние части её бёдер. Туфли на шпильках. Трусики в стразах. Задние бретельки лифчика расстёгнуты, Надин придерживает груди правой рукой. Подходит к шесту… Я наваливаюсь на барную стойку… Чёрт, локти вляпываются в липкую жижу.

Не спуская глаз с Надин, наблюдаю, как, она хватает шест руками, и её ноги вспарывают воздух и возносятся к потолку.

Сжав бёдрами шест, она выпускает лифчик, и я вижу округлые, силиконовые груди, стоящие точно шарики.

Она проворачивается вокруг шеста. Ещё раз… Ещё раз…

Текила берёт своё, техно глубоким басом массирует грудную клетку.

Все взоры – клерков, банкиров, юристов, политиканов, женатых, гуляющих и неженатых мужиков – прикованы к Надин.

На развороте она вытягивает руку, и волосы спадающим водопадом расстилаются по подиуму.

Она чертовски хороша. Не женщина, а кошка. Она знает себе цену и берёт своё не без сантиментов. Я уже говорил, что она кошка? Если да, то… простите, текила.

Покажи, что ты хочешь… желаешь её – и ты в ловушке. Она выдоит тебя на приват-танцах, на допах и эксклюзивах. Только успевай доставать бабло. Кэш. Исключительно кэш. Придерживай её влажные, разгорячённые бёдра и оставляй Ярославль и Хабаровск в ниточке от трусиков. Даже не думай совать ей Москву – ты погибнешь в её глазах. Перестанешь быть мужчиной, не спасёт густая борода, накачанные бицепсы и счета на Кайманах. Только кэш – хрустящий афродизиак.