Надеюсь, ты это прочтешь - Лян Энн - Страница 8

– Хватит, – бормочу я.

Но он, естественно, меня не слушает. Он, кажется, только начал.

– А эта тирада про мои руки? Целых триста слов. – Он вытягивает перед собой свои длинные пальцы и внимательно их изучает. – Я и не догадывался, что кто-то может настолько пристально следить за тем, как я держу ручку или смычок. Или за тем, как я выгляжу, когда отвечаю у доски.

Я открываю рот, чтобы оправдаться, но ни одно мало-мальски достойное оправдание не лезет в голову. Он прав: все ужасно. Все точно так, как он говорит.

– Знаешь, что я думаю? – спрашивает он и наклоняется так близко, что его губы чуть не касаются моего уха, а жестокое лицо расплывается перед глазами. Я перестаю дышать. Мурашки бегут по коже. – Мне кажется, ты на мне помешалась, Сэйди Вэнь.

Меня бросает в жар. Хочу отпихнуть его, но только ударяюсь ладонями о жесткие подтянутые мышцы и плоскую грудь. Он смеется надо мной, а мне хочется его прикончить. Каждой клеточкой тела желаю ему смерти! Мне много раз хотелось его убить, но никогда – настолько. Я так сильно его ненавижу, что хочется рыдать.

– Уходи, – требую я.

– Не надо смущаться…

Я почти никогда не повышаю голос, но тут не выдерживаю.

– Господи, да уйди ты уже! Оставь меня в покое! Меня от тебя тошнит. – Мой голос звучит намного громче, чем хотелось бы. Слова царапают горло, нарушают покой сада и разносятся под кронами деревьев.

Наконец он поворачивается с непроницаемым выражением лица:

– Не волнуйся, я все равно собирался уходить.

Конечно, обставил все так, будто это его желание, а не я попросила. Не доставит мне даже эту маленькую радость.

Я не смотрю ему вслед. Вместо этого нащупываю в кармане рубашки телефон и загружаю почту. «Может, все не так ужасно? – пытаюсь убедить себя, хоть это и кажется бредом. – Может, пожар еще можно потушить, хотя дом уже пылает прямо перед глазами? Может, я зря волнуюсь? Может, все еще можно исправить?»

Но стоит открыть первое письмо Джулиусу – то самое, написанное девять лет назад, – и прочесть несколько предложений, как я каменею.

В отчаянии открываю другое письмо. Ответ на предложение Джулиуса продать свои конспекты за неприлично большую сумму, разосланное всей параллели всего через день после того, как я выставила на продажу свои конспекты. Тут уже меньше орфографических ошибок. Но содержание… содержание, пожалуй, даже хуже.

Приходится призвать на помощь все свое самообладание, чтобы не швырнуть этот чертов телефон в пруд.

Я зажмуриваюсь, и звездочки вспыхивают перед глазами. Я всегда считала себя умным человеком. Гордилась, что все на свете знаю, вижу, когда график составлен неправильно, замечаю ошибки в ответах и понимаю, какую тему для сочинения лучше выбрать.

Но сейчас даже дурак бы догадался, что я вляпалась.

Звенит звонок на следующий урок, а я уже всерьез думаю о переезде в другой город. С концами.

Можно прямо сейчас пойти домой. Взять паспорт, вызвать такси и забронировать билет на первый попавшийся рейс. На моем банковском счету хватит сбережений, я откладывала деньги, которые мне дарили на китайский Новый год. Я могла бы найти работу на неполный день, устроиться репетитором или официанткой в китайский ресторан – слышала, в таких местах вечно не хватает сотрудников, которые знали бы два языка. Покрашусь в блондинку, намажусь автозагаром, вставлю цветные линзы, сменю имя. Создам совершенно новую личность. Никто из бывших одноклассников меня не найдет…

Пока я мысленно продумываю этот план, ноги сами тащат меня через школьный двор на урок английского.

Это происходит автоматически.

Слишком глубоко укоренилась привычка подчиняться правилам, приходить вовремя, не пропускать ни одного урока. Я как собака Павлова, только при звуке колокольчика не бросаюсь к миске, а ищу свою парту и достаю тетрадки.

Останавливаюсь у двери и чувствую, как мне становится плохо. Меня трясет, зубы так сильно стучат, что, кажется, вот-вот раскрошатся. В нос бьют запахи хлорки и ношеной обуви, гул голосов звенит в ушах. Мне кажется, что все вокруг визжат. Не разбираю отдельных слов среди шума, но знаю, что говорят они обо мне, и от этого начинает подташнивать.

Дрожащими пальцами хватаюсь за дверную ручку. Пытаюсь отдышаться и в итоге делаю такой глубокий вдох, что кружится голова.

Снова звенит звонок.

Просто зайди.

Зайди и покончи с этим!

Стоит мне зайти в класс, как все разговоры прекращаются. Всего на секунду, но не заметить это невозможно. Все от меня отворачиваются и начинают рассматривать классную доску, оконные рамы или старый плакат с надписью: Keep calm and Shakespeare on[4]. Бессмыслица какая-то. Раньше никогда не замечала, насколько это дурацкая фраза.

Сажусь на свое место в первом ряду, и по спине бегут мурашки: я чувствую, что все на меня смотрят. Каждый звук, каждый жест усиливается в тысячи раз: вот я открываю ноутбук; скрипит стул; шуршат рукава блейзера, когда я их подтягиваю.

Потом заходит мисс Джонсон и смотрит на меня так, что все внутри холодеет. Ее губы поджаты, тонкие брови почти сошлись на переносице. Она преподает у нас шесть лет, три года была в декрете; сколько я ее знаю, никогда не видела, чтобы она так сердилась. Тут наши взгляды встречаются, но она смотрит на меня не как обычно – «вот моя любимая ученица, всегда первая во всем», – а совсем иначе – «вот та дрянь, что испортила мне день». Моя растерянность сменяется чистейшим тошнотворным страхом.

Проклятые черновики.

Я зациклилась на том, что писала Джулиусу, и забыла, что у этих писем были и другие адресаты. Моя учительница английского, например.

– Прежде чем мы окунемся в прекрасный мир литературы, хочу сделать объявление, – говорит она и не ставит портфель на стол, а шмякает им со всей силы. – Если кто-то из вас недоволен выставленной оценкой, можете обсудить это со мной цивилизованно.

При этом она бросает на меня резкий взгляд, и больше всего мне хочется, чтобы бездна разверзлась под ногами и поглотила меня целиком.

– Также учтите, что мой стаж как преподавателя намного больше вашего как учеников, – продолжает мисс Джонсон. – И хотя оценки по английскому выставляются более субъективно, чем по другим предметам, у нас тоже есть строгие критерии. Конечная оценка не случайна; если вам кажется, что вы заслуживаете более высокий балл, докажите. Я ясно выразилась?

Все медленно кивают. Слышу, как кто-то шепчет за спиной:

– Кто ее так разозлил?

– Думаю, тот же, кто разозлил остальных, – шепчут в ответ.

Над классом повисает тишина, и мой мозг автоматически додумывает, как все тычут в меня пальцем. Щеки и уши краснеют; кажется, к ним прилила вся кровь.

Прижимаю ладони к горящим щекам, уменьшаю яркость экрана и нажимаю на папку «Отправленные». Заставляю себя прочесть всю переписку с мисс Джонсон, начиная с первого письма. Я помню, что целый час сочиняла его и подбирала синонимы, чтобы тон письма казался как можно дружелюбнее, а потом еще вычитывала до тех пор, пока глаза не заслезились.