Паук у моря (СИ) - Валин Юрий Павлович - Страница 8

Анн сомневалась. Ну, она женщина, воспринимает все недоверчиво. Да и привыкла никому не верить, можно понять ее заблуждения.

— Живей, живей, увальни! Брюки подтянуть, улыбаться, ослы безмозглые! В класс!

Перерыв, с учетом установки на места учебного оружия и питьем воды, сократился до пары минут и закономерно истек — часы в коридоре исторгали последние песчинки. Курсанты тяжелой рысцой забегали в класс.

Верн упал на скамью, выхватил из парты учебный планшет — керамический прямоугольник со слоем ровно нанесенного цветного воска был подготовлен еще с вечера. На контрольных зачетах курсанты выпускного курса уже пользовались дорогой бумагой, но на лекциях вот так — привычным с младших классов учебным способом. Планшет был с обгрызенным углом — на первом курсе Фетте на спор откусил, восемь нарядов подряд тогда вместе сортир убирали, было, кстати, не смешно. А пишущее стило теперь уже свое, неуставное, с крошечной серебряной монограммой на колпачке. Подарок понятно от кого.

Полковник фон Рихтер уже стоял у доски.

— Итак, господа курсанты, тема лекции «Герренфольк[4] — задачи текущего периода».

Заскрипел мел, преподаватель начал с обязательного магического знака в углу доски…

Верн сдержал вздох, повторил «паука», стило аккуратно и красиво проминало синий воск.

…— Таким образом, наш великий ученый профессор Ханс Гюнтер убедительно доказал: в Старом мире существовало лишь пять подтипов истинного арийца. Зи ферстеен? — монотонно вещал фон Рихтер.

Немедленно потянуло в сон.

Беда была не в теме лекции — доказательство избранности — вполне важная и необходимая составляющая личных убеждений любого разумного человека[5]. Но преподаватель не очень понимал, о чем говорил, тезисы зияли откровенными провалами логики и бессмысленными холмами патетики, включение весьма смутно-понятных сложных дойч-слов размывало остатки смысла. Ерунда какая-то. Вон — курсанты уже подперли кулаками щеки и откровенно подремывают, Вольц почти открыто положил на колени драгоценный томик Гинденбурга. И как ему, мерзавцу, в библиотеке такие ценности выдают под «честное слово»?

…— Таким образом, гениальный Розенберг был прав в главном, но заблуждался в деталях: тщательно контролируемые смешанные браки вполне способны укрепить органическое единство души и тела народного духа…

Класс неумолимо отвлекался, плевать ему было на народный дух. Только Фетте, трудолюбиво высунув кончик языка, согнулся над планшетом. Девок рисует. Задницы ему удаются почти гениально, над остальными прелестями еще работать и работать.

…— Мы в заднице, — сказала в прошлую встречу Анн. — Ты прав — нужно все равно сражаться, не сдаваться, служить и надеяться. Это верно. Но, может быть, есть и какой-то осмысленный выход? Медицинский и хирургический? Понимать, что мы в жопе, она гниет и нарывает, и не пытаться что-то сделать — глупо.

— Ну и каков выход? Очередной мятеж? Не только преступно, но и безумно. Нет у нас никакого нарыва и внутреннего гноя, просто внешние обстоятельства неблагоприятны. Справимся с ними, и все пойдет на лад. Это же вполне очевидно.

— Не знаю. Это ты учишься и умнеешь. Я-то медицинен-сестра, мне сильно думать — опять преступление. В Хейнате пусть думают, в Ратуше. Там все умные, и большие деньги имеют.

Женщина, что с нее возьмешь. Мигом уворачивается от прямой стрелы разговора.

Но в чем-то Анн права. Даже дважды права: образование у нее почти никакое, и вовсе не ее дела думать о судьбах великой страны. Но она умна, она боится, причем не только за себя, поэтому мучительно думает. А фон Рихтер — наоборот, ничего не думает, поскольку рыцарь, стопроцентный дойч, у него личные покои в замке, отличное жалование, и он ничего не боится. Два Рыцарских Креста на планке форменной кирасы: Боевой — за успехи в подготовке курсантов, и Гражданский Золотой — за многолетнюю и регулярную отдачу долг-ленда.

Нужно признать: регулярные встречи с некоторыми истинными дойч подрывают веру в основы существования государства куда вернее тайных разговоров. Фон Рихтер — один из самых авторитетных и титулованных преподавателей училища Ланцмахта, у него светлые волосы — не очень красиво, но многозначительно прилизанные на костистом черепе. Он окончил училище и Университет, он чертовски состоятелен. Он образец. Идеал. Он сделал немыслимо много для улучшения крови Эстерштайна. И при этом он идиот. Нет, не в чисто медицинском смысле, строго говоря, истинные дойч не могут быть идиотами по определению. Но в бытовом — да, идиот. Об этом все курсанты знают, и наверняка командный состав училища. Там есть умные вояки.

Но это сам фон Рихтер — он-то понятный. Если же подумать о его заслугах в долг-ленде…. Скольких детей он зачал, сколько из них заимели кровь истинных дойч, никто не знает. Но именно они — элита, они будущее Эстерштайна. Естественно, по праву чистоты крови и возможностям в получении образования. В законе сказано, «наследование — есть высший грех, лишь Народ в целом наследует мудрость, дух и общее имущество Предков-Дойч». Это верно и справедливо. Кровь расы — величайшая ценность. Но если смотреть более приземленно…

На практике судьба гражданина Эстерштайна зависит от обстоятельств зачатия. В полнолуние пара людей — несомненно, здоровая, здравомыслящая и сознающая ответственность перед государством, проводит приятные (или не очень) минуты в дойч-гостинице. Исполнив долг, мужчина оставляет партнерше концепцион-жетон с личным номером, дальше от отца-гражданина мало что зависит. Девушка беременеет (или ей в данное полнолуние не везет), регистрирует свое состояние у врача квартал-канцелярии, немедленно получает всемерную заботу и помощь Эстерштайна, включая усиленное питание, регулярные медицинские осмотры и прочее. В положенный срок рождается новый счастливый гражданин, в его первичный «свайс» немедленно вносятся данные о составе крови, малыш остается в Киндерпалас на попечении воспитательниц, а родители получают заверенные знаки об отлично исполненном долг-ленде. Система идеальна: младенец получает отличный уход, родители продолжают трудиться на благо Эстерштайна и готовятся к новой отдаче долг-ленда, собственно, мужчине нет причин и особо прерываться, найдет время для страны в очередное полнолуние. Обоснованная, цивилизованная, гуманная и продуманная схема народного развития.

На практике — работает просто отвратительно. По цифрам, публикуемым Канцелярией, дело не так плохо: доля дойч-крови у граждан растет с каждым годом, количество рождающихся детей стабильно, но в училище осталось всего по одному учебному взводу на курсе, во дворах Медхеншуле тоже стало весьма просторно — это только то, что знает и видит лично Верн. Лучше бы не знал. «Многие знания рождают многие беды», как вычитал Вольц в одной библиотечной книге и потом долго цитировал со смехом. Вольц умнейший курсант и верный друг, но он заточен исключительно на войну — а там любое знание на вес древнего золота, и столь спорная истина насчет «знаний-печалей» для солдата звучит откровенно смехотворно. Но кроме рейдов, боев и стычек, судьбоносных походов и захватов богатых земель, есть еще и огромный город Хамбур, есть форты, сотни ферм и прибрежных поселков, а там…

Собственно, почему только «там»? Везде в Эстерштайне. Жизнь стала глупой, поскольку умерло понимание смысла, нет былой дерзости и смелости, ушел-истаял точный расчет и мужество предков. Годы глупости и расслабленности. Вон — даже Фетте рисует растопыренную на тюфяке откровенную ксану — существо весьма привлекательное (хотя в реальности и не со столь чудовищно вздутыми сиськами), но никчемное. Они же даже гражданами не считаются, бессмысленная большеглазая тупиковая раса. Кстати, деньги на часовое развлечение с такой невольницей Фетте придется копить месяца три-четыре. Бордели хотя и не запрещены, но не одобряются государством. Жалование курсанта наоборот, одобряется, но столь сисястой мясистостью похвастать не может.

…— Итак, мы выяснили — послабления в отношении низших рас приносят крушение единственно верного порядка нашего мира… — бубнил фон Рихтер, монотонно скрипя мелом по доске.