Я не Сэм (ЛП) - Кетчам Джек - Страница 2

Я знаю, что это такое.

Она снова взяла свою игрушку.

Зои в смокинге, как и ее старая мягкая игрушка. Я уже не помню, кто ей его подарил, наверное, какой-то наш друг, который любит кошек, но это было давно, очень давно... И хотя с левого плеча вылез небольшой клок набивки, онa чудом осталaсь целой, после многих лет между не всегда нежными челюстями моей очень старой кошки.

Она защищает эту игрушку. Она лелеет ее.

И снова этот вой.

Я смотрю на Сэм рядом со мной и вижу, что она тоже проснулась. Она зевает.

- Опять? - спрашивает она и улыбается.

Сэм появилась в моей жизни почти на девять лет позже, чем Зои, но она любит эту кошку так же сильно, как и я.

- Опять, - говорю я ей.

Я встаю и шаркаю по холодному паркетному полу, а в коридоре стоит Зои и смотрит на меня своими большими золотистыми глазами, ее игрушка лежит у ее ног лицом вверх.

Я наклоняюсь, чтобы погладить ее, и она поднимает голову, чтобы встретить мою руку. Я использую эту возможность отвлечь ее, чтобы украсть игрушку свободной рукой и засунуть ее за пояс пижамы.

Я глажу ее по голове, по длинной костлявой спине. У нее ужасный артрит, поэтому я очень нежен с ней. Я точно знаю, как прикоснуться к ней, чтобы ей понравилось, точно знаю, с каким усилием должны давить мои руки на ее тело.

Я всегда умел это делать. И с животными и с людьми. Всегда знал, как прикоснуться.

А вот и мурлыканье. Теперь тихое. Когда она была моложе, мурлыканье было слышно во всех комнатах.

- Привет, девочка. Доброе утро, малышка. Ты проголодалась? Кушать хочешь?

Явно хочет.

Кошки реагируют на слово "кушать". Будь я проклят, если знаю почему, просто реагируют, и все.

Она бежит впереди меня на кухню, немного шатаясь, но всегда готовая к завтраку.

Я вытаскиваю ее игрушку из-за пояса и бросаю в гостиную. Рано или поздно она ее найдет, но сейчас ей не до нее.

Эта игрушка. Этот смокинг с ее многочисленными отметинами. В этой мягкой игрушке есть какая-то тайна. Я знаю, что никогда ее не разгадаю.

Это единственная игрушка, над которой она плачет. Все остальные - это мимолетные увлечения. Некоторое время она их потаскает, а потом теряет интерес. Я находил их пылящимися под диваном, в углу под моим рабочим столом в кабинете, а однажды - за каминной решеткой. Как она туда попала, знает только Зои. Однажды холодным мартовским субботним вечером Зои поскреблась в мою дверь. Попросилась в дом. В это время я рисовал на чертежном столе в кабинете. Я открыл дверь и увидел тощую кошку, которой, по словам ветеринара, было, наверное, шесть месяцев от роду, с клещами в ушах, милым нравом и явно голодную.

Мне всегда было интересно, откуда она взялась.

Мы ведь живем у черта на куличках.

Она попала ко мне стерилизованной. Значит, жила у людей. Кто-то заботился о ней.

Были ли там и другие кошки, хотелось бы мне знать. Может, ее мать? Была ли она частью помета?

И в какой-то момент я начал задавать себе вопрос, может ли быть связь между игрушкой и кошкой? Неужели этот маленький неодушевленный предмет может ей что-то напоминать? Семью, в которой она жила? Может, именно поэтому этот обычный, не набитый кошачьей мятой смокинг-котенок, напоминал ей о чем-то, будоражил что-то глубоко запрятанное внутри? Мне это казалось вполне возможным. И до сих пор кажется.

Если бы вы услышали тоску в звуках, которые она издает, вы бы поняли, почему.

Прошло много лет с тех пор, как я впервые задумался об этом. Помню, в тот момент я почувствовал, что приблизился к тайне, ступил в царство непостижимого.

Я никогда не пытался ее разгадать. Она всякий раз возвращает меня в прошлое.

* * *

На кухне я беру ее миски и ставлю их в раковину, и пока она терпеливо ждет, открываю банку "Фрискис" с тунцом и яйцом, выкладываю содержимое в чистую миску, наливаю ей свежей воды, ставлю миски на пол и смотрю, как она набрасывается на еду.

Слышу, как в ванной льется вода. Сэм уже встала. Надеюсь, она быстро выйдет оттуда. Мне надо в туалет. Когда я завариваю кофе, она уже стоит у меня за спиной, положив руку мне на плечо, и мы оба смотрим в окно над раковиной на реку.

Сегодня чудесное весеннее утро. Ни малейшего дуновения ветра в кронах деревьев. Над водой скользит в восходящих потоках белоголовый орел. Он ударяется о ее поверхность и поворачивает к пастбищу за дальним берегом, он поймал рыбу. Чешуя искрится золотом на солнце.

Не проходит и дня, чтобы мы не увидели какую-нибудь живность. Здесь водятся лисы, койоты, дикие свиньи. Зои не выходит из дома. Иначе она вряд ли доживет до двадцати лет.

Я поворачиваюсь, чмокаю Сэм в щеку и направляюсь в ванную. От Сэм пахнет сном и свежим мылом.

Очень даже ничего.

Я не очень люблю завтракать - утром предпочитаю кофе и сигареты. Считаю, что еда может подождать, пока я не оторвусь от чертежного стола. Но Сэм ждет. Кофе готов, и она уже налила себе чашку со сливками и сахаром, и я чувствую запах хлеба с изюмом в тостере.

Я тоже наливаю себе чашку и сажусь за большой дубовый стол. Мне он очень нравится. Купил на аукционе в Джоплине. Черт возьми, мне нравится весь мой дом. Мы окружены пятью акрами густого леса и рекой, словно ждем внезапного нападения.

Гостиная вся из травленого дерева с высокими дубовыми резными балками ручной работы, возможно, столетней давности. Там есть старинный камин, выложенный из камня. Комната выходит на кухню, так что вся открыта для обозрения.

Наблюдая за тем, как моя жена, которую я встретил восемь лет назад, намазывает тост маслом и клубничным джемом, мне приходит в голову, что мы занимались любовью практически на каждом квадратном дюйме этой комнаты. По всему паркетному полу. На диване и в мягком кресле.

А однажды ночью я вовсю жарил ее в прелестную попку на камине. Воспоминание об этом заставляет меня улыбнуться.

- Что? - спрашивает она и проглатывает мне тост.

- Я просто задумался.

Она косится на меня.

- У тебя такой взгляд, Патрик...

- Разве?

- Угу. А мне нужно закончить завтрак, пописать, принять душ и за сорок пять минут доехать до Талсы, чтобы сделать вскрытие Стивена Бахмана и решить, почему он оказался в морге - из-за таблеток, скотча, непробиваемой тупости или любой комбинации из этих составляющих. У меня нет на тебя времени.

- А-а-а...

- Не акай, мистер.

- А-а-а...

- Как продвигается работа над Самантой?

- Она вот-вот вышибет себе мозги из дробовика по приказу своих мучителей. К завтрашнему дню я должен ее воскресить. Завтра или в субботу.

Она делает большой глоток кофе и улыбается.

- Я до сих пор не знаю, должна ли я быть польщена или огорчена, тем, что ты назвал ее в мою честь. Господи, ты же разбрызгиваешь ее мозги по всей стене.

- Да, но потом она воскреснет. И я бы никогда не разбрызгал тебя.

Мне нравится, когда она так выгибает правую бровь. Она встает, подходит ко мне, наклоняется и целует. Поцелуй затягивается.

После стольких лет все еще такой долгий поцелуй.

Затем она перестает меня целовать.

- Понимаю, понимаю, - говорю я ей. - Иди, прими душ, пописай, почисти зубы и отправляйся к своему голландскому покойнику^[1]. Кстати, тебе нужна компания? В душе, я имею в виду. Только не этот чертов голландец.

- Я так не думаю. Может, сегодня вечером, после работы. Я буду вонять, как обычно. Что у нас сегодня на ужин?

- Говядина по-бургундски с соусом терияки. Тебе она позавчера понравилась.

- Вкуснятина, - говорит она и исчезает за углом в спальне.

* * *

Полчаса спустя я слышу, как ее "Xонда Аккорд" отъезжает от дома, и думаю, как же мне повезло. Я делаю то, что хочу, рисую графические романы - и на этом довольно прилично зарабатываю. У меня есть дом, который я люблю, любимая кошка и судебный патологоанатом, которая достаточно безумна, чтобы любить меня.