КиберLove. Поцелуй за тысячу парсек от Земли - Абалова Татьяна - Страница 2

В отличие от подруг я, как истинная северянка, была белокожей. Густые светлые волосы, голубые глаза и женственная фигура мне достались от мамы. Так говорил отец. Увы, я не знала ее. Она умерла при родах. С нами жила мачеха, оказавшаяся бесплодной, но во мне она никогда не видела дочь.

Я была напоминанием, что первая жена отца смогла подарить ему ребенка, а вторая оказалась «бракованной». Не знаю, почему она так болезненно воспринимала свою неспособность к деторождению. С каждым годом детей становилось меньше, что говорило о глобальных проблемах нашего мира. Еще несколько поколений, и мы неминуемо вымерли бы.

Мачеху злило, когда отец оказывал мне внимание. Словно я нарочно отвлекала его своими проблемами. Галина работала медсестрой на консервном заводе и всякий раз напоминала мне, что мое место в лучшем случае на конвейере. Пора, мол, забыть о своих несбыточных мечтах.

– Мы отпразднуем день рождения на звездолете, – успокоила Зиру я. – Я думаю, у них там найдется что–то вроде бара. Видела в одном из старинных фильмов. Там пассажиров обслуживал робот, похожий на человека.

– О чем вы? – Алеля, как всегда, не дала помечтать. – Нас ждут камеры анабиоза, в которых мы проведем все время полета. Видела в том же фильме. Успеть бы попрощаться.

– Но это же, наоборот, отлично! – Зира улыбалась. – Закрыл глаза, открыл глаза, и ты уже на месте.

– Если только полет пройдет в штатном режиме, – не унималась Алеля.

– Что может случиться? – я нахмурилась. Прекрасное настроение как рукой сняло.

– Столкновение с космическим телом, сбой системы навигации, разгерметизация корабля. Да мало ли что может произойти в космосе? Он непредсказуем.

– Да ну тебя, – отмахнулась Зира. – Вечно ты со своей правдой. Все будет хорошо. Они же как–то долетели до нас.

Мы пришли на наше излюбленное место между двумя теплицами. У ног тихо несла черные воды река. Она брала начало где–то в недрах земли. Отдавала нам девственную чистоту и покидала город, наполненная отработанной водой и жидкими отходами. Все это она тащила на поверхность. Говорят, после катастрофы река изменила русло и теперь протекала через разрушенную АЭС, отравляя своими водами землю ниже по течению.

Школьниками нас водили на экскурсию к обзорному стеклянному куполу. Чтобы добраться до него, приходилось долго подниматься, а свинцовые фартуки и шлемы, способные защитить от радиации на верхних уровнях, были невероятно тяжелы. Но зато мы воочию убедились, что природа, оставшись без человечества, выжила. Она просто изменилась.

Нам, пришедшим на экскурсию, повезло. Мы разглядели стадо диких оленей, которые в учебниках выглядели несколько иначе. На воле они оказались гораздо крупнее. Как сказал учитель, волки, медведи и прочие хищники были им под стать.

Животный мир мутировал только первые восемьдесят лет, порождая уродов и монстров. Потом произошло необъяснимое – процессы мутации прекратились. Природа приспосабливалась к новым условиям. Только человеку этого не было дано. Он оказался слишком слаб, из–за чего десятилетиями прятался в городе–бункере.

Да, смельчаки сделали несколько попыток выбраться наружу и жить на воле, надеясь, что природа примет еще одно свое создание. Но все закончилось неудачей. Люди или пропадали, не сумев защититься от диких животных, или быстро умирали.

– Мне страшно, девочки. А вам? – вопрос Зиры отвлек меня от воспоминаний.

Из парников пробивался слабый свет, но нас именно это и устраивало. Хотелось тишины и уединения. Здесь, у реки, не были слышны звуки города. Никаких ссор соседей за фанерной стеной или надоедливого шума радио, которое бесконечно что–то вещало или крутило одну и ту же набившую оскомину музыку.

Новые песни давно не создавались. Среди сорокатысячного населения больше не рождалось ни талантливых композиторов, ни одухотворенных поэтов. Да, нас учили, распределяли по местам, где мы могли принести пользу, но подземелье будто высасывало из нас стремление к творчеству.

Правда, у нас существовала небольшая отдушина: народный театр, хор и студия танцев, куда мы с подругами изредка наведывались. Если оставались силы и желание творить после десятичасового рабочего дня, то это были те самые места, где горожане могли выплеснуть эмоции.

В общем, наш город представлял собой огромный человеческий улей, где привычным фоном шло бесконечное дребезжание стареньких генераторов. Прилет звездных спасателей нарушил хрупкий мир. Мы все боялись нового будущего, но вместе с тем жаждали перемен.

– Давайте поклянемся, что бы ни случилось, где бы мы ни оказались, останемся верны своей дружбе, – Зира протянула ладонь. Ее глаза в темноте блестели.

– Если жизнь нас разлучит, то мы не успокоимся, пока не убедимся, что каждая из нас находится в безопасности, – Алеля положила ладонь на руку Зиры.

– Всегда придем на помощь, даже если пройдет много лет, и мы превратимся в дряхлых старушек, – моя ладонь легла сверху. – Клянемся!

– Клянемся! – хором ответили девочки.

– Омоем руки в Священном Стиксе, – загробным голосом произнесла Алеля.

Наша река называлась Купель, и уже никто не помнил, почему ей дали такое название. Но Алеле нужно было внести нотку мистики в наше действо, поэтому она вспомнила реку, описанную в мифологии Древней Греции.

Мы присели на корточки и пополоскали в ледяной воде руки, а потом умыли лица. Домой возвращались одухотворенные клятвой. Когда расходились по своим проулкам, долго прощались. Обнимались и даже плакали. Наша жизнь круто менялась, и мы это чувствовали.

А утром по радиоприемнику сообщили, что у выхода из города–бункера приземлились на парашютах несколько ящиков с браслетами. Мэр просил не приходить в мэрию и не создавать толчею. Браслетов всем хватит. Старосты секторов получат необходимое количество и раздадут согласно спискам. Надо будет только поставить подпись в получении иноземного устройства.

– Помните, – вещал мэр по радио, – за свой браслет каждый несет личную ответственность. Если потеряете или будете обращаться неподобающе, рискуете не попасть на борт космического корабля. Считайте, что это ваша новая идентификационная карточка, дающая право вступить в новую жизнь.

Получать браслеты мы отправились всей семьей. Чтобы не было сутолоки, староста присылал мальчишку, который выкрикивал номера домов, жителей которых ждали в конторе.

– Распишись, – старик Гриф пододвинул журнал со страницами в линеечку и ткнул пальцем в нужную строку.

Мы вернулись в «каменный» век, где все дела велись на бумаге. Благо ее здесь было много, поскольку бункеры начали строить задолго до природного катаклизма. Еще при Советском Союзе. Здесь всюду можно было видеть свидетельства несуществующей страны – звезды, знаки, барельефы прежних вождей. Даже на мясных консервах, которые выдавались по праздникам, стояли таинственные слова «Сделано в СССР».

Браслет оказался тоненькой стальной лентой, отполированной до блеска. Стоило приложить ее к запястью, как она «оживала» и обхватывала руку. Как я ни искала замок или хотя бы место соединения двух концов, так и не нашла. Чудо развитой цивилизации.

– Мочить можно? – спросила я, пробуя повертеть браслет. Но он сидел так плотно, словно сросся с кожей.

– Можно, – устало ответил Гриф. – Нельзя пытаться снять.

Старик был похож на некрасивую птицу из учебника по зоологии. Лысый плешивый череп, крючковатый нос, тощие, вечно задранные плечи, будто он мерз или боялся получить подзатыльник.

– Какой дурак попробует снять? – отозвались из очереди. – Остаться здесь в одиночестве, когда всех заберут, похуже смерти.

Вечером я сравнила с девчонками свой браслет. Никакого различия. Нет ни цифр, ни инициалов. Стальная лента, присосавшаяся к коже.

– Теперь осталось только ждать, – Зира опустила рукав вязанной кофты, закрывая браслет. – Слышали, на звездолет нельзя проносить личные вещи? Никакого багажа, кроме того, что надето на тебе.