Герои умирают - Стовер Мэтью Вудринг - Страница 99

Отбившись от медийных акул в госпитале Студии, Хари даже не поехал домой: он знал, что́ его там ждет, – съемочные группы с камерами, софитами и микрофонами наперевес наверняка окружили Эбби так, что и близко не подойдешь. Марк Вайло не отвечал на звонки: он покинул Студию вечером, пока Хари валялся без сознания в госпитале. Хари решил, что он, должно быть, уединился со своей Доул в каком-нибудь заповеднике Свободных и они вместе ловят кайф. Да и что от него толку – ну прикрыл бы он Хари от прессы, а дальше что? Ему ведь не выскажешь всего, что накопилось на сердце, не выложишь все, чем так необходимо поделиться хоть с кем-нибудь.

К тому же многое из того, что ему надо рассказать, опасно: за такие слова, если их услышит Социальная полиция, ему не поздоровится – быстро перешьют в киборга, и дело с концом. И Вайло не поможет, да Хари и не стал бы подвергать Патрона такому риску.

Вот почему он выбрал то единственное место, куда мог поехать всегда, и того единственного человека, который все выслушает и никому не расскажет. Этим местом был социальный лагерь Бьюкенен, точнее, его изолятор для немых, где ни одно слово не записывалось на пленку и даже не прослушивалось, а человеком там был безумный отец Хари.

– Как ему удалось так ловко собрать все в одну кучу? Получается, он знал, как все будет, еще когда отправлял Ламорака в Надземный мир, чтобы тот предал Шанну? Или когда давал согласие на ее Приключение? Если так, то с чего все началось? С Тоа-Фелатона, что ли? И что для него важнее – уничтожение Ма’элКота или рейтинги?

Дункан Майклсон бессильно лежал в постели, слушал Хари и молчал, только хрипло кашлял время от времени. Тогда вены на его лбу выступали жгутами, и Хари, как всегда, не знал, понимает его отец или нет, пока тот не заговорил:

– Какая… разница?

Бледный призрак отцовского лица отражался в заплаканном окне, и Хари ответил ему, не поворачивая головы:

– Никакой, конечно. Все равно я уже труп.

– Нет…

Тело Дункана сотряс конвульсивный кашель, рот наполнился слизью. Хари подошел к кровати, ослабил ремни на отцовских запястьях и поднес к его рту бумажный платок, чтобы он мог сплюнуть. Потом осторожно обтер ему губы.

– …не труп… – Слова давались Дункану с болью. – Ты выиграешь…

«Чокнулся ты, что ли?» – чуть было не ляпнул Хари, но вовремя сдержался и подавил горький смешок.

– Выиграю? Пап, да я еле ноги передвигаю. Шанна умрет через пару дней. Она влюблена в ублюдка, который собирается ее убить, а я разрываюсь между Студией и гребаной Империей Анханан. Даже если я успею к Шанне вовремя, если доживу, все равно… она не хочет, чтобы ее спасали…

– А как же… – слова давались отцу с неимоверным усилием, – Кольберг?

Хари понурил голову:

– Он слишком умен для меня, пап. Он с самого начала опережает меня на несколько шагов. – Хари переплел пальцы рук и хрустнул ими так, словно раздалась пулеметная очередь. – Когда я очнулся в госпитале, мне потребовалось полчаса, чтобы действительно поверить, что я собирался убить его. Мне потребовался еще час, чтобы прийти в себя после неудачи.

– Глупый… глупый мальчик. Помнишь, я говорил… объяснял тебе, в чем твоя проблема?

– Еще бы. Ты часто мне это говоришь. Проблема в том, что я – Раб, да?

Еле заметная улыбка искривила бескровные губы Дункана.

– Больше нет…

– В смысле?

– Он… Кольберг не умнее тебя, Хари. Таких людей мало… Он просто… Он идет к цели, понимаешь? Сокращает дистанцию, крохотными шажками подбирается к тому, чего он хочет. Он делает шаг, даже если не знает, куда он его приведет… Но если быть упорным и все время бить в одну точку, рано или поздно все сложится так, как тебе надо… и тогда все будут считать тебя гением, как будто ты все знал наперед…

– Все равно не понимаю…

– Слушай… – Трясущиеся пальцы Дункана на удивление сильно сжали запястье сына. – Поступай как он – не останавливайся. Будь как Кейн; он ведь все время делает одно и то же, и ты вместе с ним. Кейн побеждает – это и твоя победа. Шаг за шагом иди на свет, а когда все сложится так, как тебе надо, ты только протянешь руку – и все, ясно?

Хари нахмурился:

– Ну, в целом да…

– Так ты его и победишь.

Хари сосредоточенно прищурился – у него возникла мысль.

– Видишь? – не умолкал Дункан. – Ты не Раб. Ты думаешь о том… как победить. Раб о таком даже не думает – Рабы не сопротивляются, не позволяют себе сопротивляться. Ты – не вещь… ты это понял. Значит, ты сможешь его победить. Уже победил.

– Вряд ли…

– Нет, нет, нет. Думай. Я мало чему тебя учил, но одному старался научить всегда – думай. Побьешь Ма’элКота – придет другой Ма’элКот. И другой Кольберг, много Кольбергов. А ты уже победил своего злейшего врага – свой внутренний голос… Он твердит тебе, что твой бой проигран… Шепчет: ты ничего не можешь сделать… Заставь его замолчать – и этой победы никто у тебя не отнимет. Может быть, ты умрешь, но умрешь сражаясь.

«Или попаду сюда, в соседнюю с тобой камеру», – подумал Хари. Дункан ведь тоже делал свои крошечные шажки. Он победил свой внутренний голос – и за это его раздавили как таракана.

Хари вздохнул и покачал головой:

– Никого я еще не победил, па. Я пытаюсь, но пока он от меня уходит.

Веки Дункана опустились, и он осторожно засмеялся. Смех вышел скрипучим, точно заржавленным.

– Ничего… знать врага – уже половина победы… Иди вперед, Хари. Сделай первый шаг и не останавливайся.

– Легко тебе говорить, – прошептал Хари, отворачиваясь. – Для тебя-то все кончено. Ты свое отыграл много лет назад.

– Ничего не кончено, – ответил Дункан. В голове у него, может, и был туман, зато со слухом полный порядок. – И ничего я еще не отыграл. Я еще на поле, Хари.

Хари взглянул в истерзанное лицо отца и увидел, что тот улыбается. Улыбка была еле заметной, но в ней сквозила такая уверенность в своих силах, совершенно неуместная в этом бараке, в этом слабом, изможденном человеке, что оставалось лишь верить каждому его слову.

– Я еще иду, малыш, – продолжил Дункан и искалеченной рукой смахнул пену с губ. – И только что сделал еще один шажок.

В тот день Хари провел с Дунканом много времени; больше его нигде не ждали. Возвращение в Анхану Кольберг запланировал на завтрашнее утро, а до тех пор у Хари оставалось всего одно обязательство перед Студией: интервью с ЛеШаун Киннисон в ее программе «Сказки драконов».

Отцу и сыну было о чем поговорить. Хари не раз доводилось слышать от других мужчин, что те сближались со своими отцами, когда сами уже становились взрослыми, то есть лет в двадцать или даже позже. Но у него такой возможности не было: сначала Дункан сошел с ума, а потом начался его, Хари, стремительный карьерный взлет. Прошлого, конечно, не вернуть, и упущенного не наверстать, и все же в тот день Хари впервые понял, каким видели Дункана его студенты тридцать пять лет тому назад.

Он, конечно, понимал, что дальше начала им с отцом не продвинуться: слишком долго он ждал. Болезнь Дункана необратима и усиливается день ото дня.

И все же они провели вместе весь день, ища ответ на вопрос: как Хари и Шанне спастись от молота, который навис над ними и вот-вот обрушится им на головы. В тот день Хари пришлось дать немыслимое количество автографов, пообещать килограммы кокаина, и все ради того, чтобы ему дали побыть с отцом, а медбрат, обходя палаты с инъекциями, проходил мимо.

Ясность сознания то возвращалась к Дункану, то снова покидала его – таково было обычное действие лекарств, – и Хари выслушал немало отцовских фантазий на тему прошлого, той жизни, которая была у него до декастации и в первые годы после, когда еще не умерла мать и они жили одной семьей. В бреду Дункан то заставлял Хари отвечать урок геометрии, то посылал измерить температуру матери. Хари даже испугался того, как легко ему далось это погружение в отцовские фантазии, как точно он соответствовал малейшему его желанию.