Герои умирают - Стовер Мэтью Вудринг - Страница 161

И. Ну, кроме тех случаев, когда это им по кайфу. Хотя Гитлер никогда не считал себя злодеем, скорее наоборот. Но есть ведь другие, те, кто сознательно встает на сторону зла и даже готов сделаться его воплощением. Как там сказано: «Лучше царить в аду, чем служить в раю…»

А. Ну, это уже из области аберрантной психологии, а не метафизики. Твоя цитата – из «Потерянного рая», а там Люцифер – трагический герой, мощный характер, но с большим дефектом. В чем он? Да в том, что герой отказывается делать то, что ему велели. Но для сознания более современного, чем у Мильтона, это скорее достоинство, чем порок. А в свете трагического опыта двадцатого века и вовсе добродетель. Вспомнить хотя бы отговорку, которую так часто повторяли на Нюрнбергском трибунале: «Я только выполнял приказы». Так вот, я в моей книге хочу показать одно: у реальности нет морального измерения.

Мораль – это сугубо человеческая придумка, призванная поддерживать общественный порядок в рамках определенной культуры. Я не говорю, что мораль не нужна, нет, она нужна и полезна, просто не надо притворяться, будто она проистекает из указаний некоего сверхъестественного существа. Если мы говорим себе: это плохо потому, что так говорит мой папа (Бог, Иисус, Мохаммед или кто угодно), то мы ведем себя как дети. И если поведение другого не нравится нам потому, что оно отвратительно, или потому, что мы сами не позволяем себе подобного, притворяться, будто оно продиктовано им какой-то злобной суперсилой, значит просто переводить стрелки: «Дьявол заставил меня так поступить».

Не считая кучки психов, которые оправдывают свои поступки влиянием мирового зла, все остальные, кто поднимает так называемое зло на щит, на самом деле видят в нем лишь оппозицию неким действующим социальным нормам; это такой персональный бунт, причем не против Бога, или Истины, или Справедливости как таковых, а против ограниченных взглядов общества на то, что этими вещами является, а что нет. Поболтайте как-нибудь с сатанистом: в большинстве своем они нормальные парни.

И. Кто из писателей повлиял на тебя особо? О Хайнлайне и Лейбере ты уже говорил; роман «Герои умирают» во многом напоминает мне Муркока. И не только тем, что там есть волшебный меч и много магии, но и положенной в основу научно-фантастической идеей – хотя теперь, благодаря квантовой теории, скорее уже научно-теоретической – о том, что во Вселенной существуют разные реальности, более или менее гармонично соотнесенные друг с другом.

А. Майкл Муркок – один из моих героев. Конечно; декадентский, морально двусмысленный мир его историй об Элрике… Кирендаль со своим борделем в «Герои умирают», по сути, прямая отсылка к Муркоку. О Фрице Лейбере. Нет никакого совпадения в том, что события моего первого романа «Iron Dawn» помещены в Тир, туда же, где разворачивается сюжет «Гамбита адепта», единственной, насколько я помню, истории из саги о Фафхрде и Сером Мышелове, которая происходит на Земле, а не в Невоне. Роджер Желязны… Первая версия «Герои умирают», написанная много лет назад, была вдохновлена его «Островом мертвых»… ну и «Девятью принцами Амбера», разумеется. Другой мощный источник вдохновения – книги Стивена Дональдсона о Ковенанте; их я прочитал еще в колледже, именно они сформировали мое представление о возможностях фэнтези как жанра для взрослых. Дональдсон показал мне, что герой фэнтези может быть совершенно не похож на тех, кого обычно признают героями, но в то же время способен захватывать воображение, вызывать эмоции своей искренностью. За пределами жанра наибольшее влияние на меня оказал Джозеф Конрад. Он убедил в том, что человек только тогда понимает, чего он стоит, когда обнаруживает, что правил не существует; мои герои часто оказываются в ситуации, когда правила, которые они сами для себя установили, вдруг становятся несущественными. И тогда им приходится действовать – причем действовать быстро – без опоры на ту стратегию, которая поддерживала их всю жизнь. Побеждает тот, кто раньше других находит верное решение в вакууме морали.

А насчет квантовой теории… да, тоже интересно… Дело было так: пару лет назад я впервые взял в руки «Гиперпространство» Митио Каку. Сижу читаю и вдруг говорю Робин: «Вот это да! Ты не поверишь: оказывается, Надземный мир существует в теории!»

И. Как бы ты сам описал роман «Герои умирают»?

А. Это агрессивное развлечение в форме размышления об агрессивном развлечении как концепции и одержимости современной культурой. Это история о любви: романтической, отцовской; история о подавленном гомоэротическом влечении, любви к деньгам, к власти, к стране, о любви преданной и любви в роли кнута и пряника одновременно. Это роман о разных героях и разных способах умереть. Короче, это крутая вещь, первоклассное попсовое чтиво с порнообертонами, гарантирующими стопроцентный стояк!

И. Йех-ху! Даже захотелось перечитать! А скажи, много ли своего актерского, драматургического опыта и опыта мастера боевых искусств ты вложил в события и характеры «Героев»?

А. В этом романе я касаюсь темы творческого напряжения, которое существует между актером Хари Майклсоном и Кейном, его персонажем. Я сам был когда-то актером; я знаю, что, когда вечер за вечером ты играешь одного и того же персонажа на сцене, его личность заражает твою личность вне сцены. Причем не так прямолинейно, как об этом обычно говорят: «актер заблудился в своей роли», нет, все куда тоньше. Просто в один прекрасный день ты ловишь себя на том, что ты стоишь, как твой персонаж, жестикулируешь, как он, даже говоришь иногда его голосом, причем совершенно непроизвольно. А когда твой герой еще и совпадает до какой-то степени с тобой настоящим, вот тогда ты обнаруживаешь, что поступаешь так, как поступил бы в данной ситуации он, думаешь, как он. Так происходит и с Хари; часть романного конфликта состоит в поиске героем способа освободиться от саморазрушительной манеры поведения Кейна, сохранив при этом связь с положительными чертами его личности. Один из уроков, который накрепко усваивают все актеры, состоит в том, что выдуманное бывает более реальным, чем настоящее. В этом, собственно, и состоит актерство. Ну а для драматурга нет ничего хуже, чем, сидя в театре на показе собственной пьесы, обнаружить, что ты «потерял» зрителя. Это всегда слышно: когда публике перестает быть интересно, театр вдруг наполняется шорохами, скрипами, шелестом – люди начинают ерзать, кто-то кашляет, кто-то сморкается, кто-то открывает пакетик с мятными леденцами… Вот почему моя книга выстроена как приключенческий роман. В прессе «Герои умирают» называли энергичным, бодрым повествованием и даже яростной, кровавой мясорубкой. А как иначе? Хочешь, чтобы зритель смотрел тебя, не отрывая пятой точки от кресла, будь добр, обеспечь драйв.

Что до боевых искусств, то ими я занимаюсь последние двадцать лет, то одним, то другим. Перепробовал около дюжины разных стилей, но профессионалом не стал ни в одном. Зато накопил огромный багаж теоретических знаний об искусстве рукопашного боя – и да, самому мне тоже приходилось драться, на ринге и вне его. Мне не понаслышке знакомы ощущения человека, которому крепко напинали; знакомо мне и то, что испытывает боец, вступая в единоборство с заведомо сильнейшим соперником и все-таки побеждая. Именно эти ощущения хотелось передать читателю через Кейна; Кейн, разумеется, не Брюс Ли, не Ремо Уильямс и, уж конечно, не сэр Ланселот. Он не мифический непобедимый воин. Все, что Кейн делает на страницах моего романа, – это вполне обычная драка, приемы которой может воспроизвести любой мало-мальски подготовленный человек. Кейн – не чемпион, среди героев моего романа найдутся бойцы и получше. Но в настоящей драке мастерство зачастую оказывается не главным.

И. Актер Хари Майклсон живет в капиталистическом обществе, подчиненном жестким кастовым законам. Как ты думаешь, у нас возможно такое?