Герои умирают - Стовер Мэтью Вудринг - Страница 141

Берн нахмурился и даже забыл про Ламорака, который болтался в его железной хватке.

– Не понял?..

– Да ты что? Ламорак – один из них! Он не может сказать, что Кейн – Актири, ведь он знает, что это правда!

– Нет! – заверещал вдруг Ламорак. – Клянусь! Я ничего не знаю, клянусь! Это неправда, это все ложь, я не…

– Заткнись, – рассеянно бросил ему Берн и так встряхнул его, что у того запрокинулась голова. Ярость покинула Графа без всякого перехода, оставив его спокойным, расслабленным и даже слегка раскрасневшимся, как после секса. – Ну и ну. Вот, значит, оно как. Между собой, стало быть, не поладили. Недаром, видать, сказано: вор у вора дубинку украл.

Тоа-Ситель угрюмо кивнул:

– Недаром. Но ты понимаешь, что это значит?

Берн пожал плечами. Ламорак скулил, и Берн ладонью звезданул его по опухшей щеке:

– Цыть!

– Это значит, что мы нашли тест. Посади-ка его.

Берн опустил пленника в кресло.

– Возьми его за руку, – продолжал Тоа-Ситель.

Ламорак пробовал сопротивляться, но с Берном любое сопротивление было бесполезно.

– Будешь отрывать ему пальцы, – сказал Герцог, – один за другим, пока он не повторит за тобой: «Я – Актири». Что-то подсказывает мне, что он потеряет все десять.

Ламорак взвыл, но стиснутые зубы приглушили вой раньше, чем Берн успел оторвать ему мизинец. Кости зашуршали, как смятая бумага, мускулы лопнули с треском, словно кто-то разорвал кусок парусины. Берн бросил палец себе за спину так, словно это была обглоданная куриная косточка. Кровь брызнула ему в лицо, и он, ухмыляясь, облизнулся.

Тоа-Ситель подошел и ремнем перетянул Ламораку запястье. Алая струя иссякла, остались багровые капли.

– Может, все-таки скажешь? – предложил Берн. – А то я могу проделать то же самое еще девять раз. Это ведь просто, ну? Скажи: я – Актири. Я – Актири, и все.

Ламорак затряс головой и набрал побольше воздуха, готовясь заговорить, но Берн зажал ему рот своей окровавленной ладонью:

– Думай, прежде чем сказать, Ламорак. Любое твое слово будет стоить тебе еще пальца, и так до тех пор, пока ты не скажешь: «Я – Актири».

И он убрал свою руку. Ламорак молчал, устремив молящий взгляд на Тоа-Сителя. Герцог пожал плечами – какая от Ламорака польза, если он будет в шоке от боли или от потери крови?

– Мы узнали все, что нам нужно, Берн. Ламорака надо отвести к Ма’элКоту. Только так мы сможем доказать ему, что Кейн опасен. Ламорак – живое подтверждение истинной природы самого Кейна.

Берн кивнул:

– Вот и иди туда сам. Мои парни тебя проводят. А я займусь вот чем: чтобы осуществить свой план, Кейну понадобится та сетка. Я поставил четверых своих парней стеречь ее и проследить за Кейном, когда он появится. Думаю, они теперь знают, где он. Пойду-ка спрошу.

Он закинул руки за плечи и огладил широкую гарду меча так, словно ласкал бедра любовницы.

– И если я смогу его поймать, то все наши проблемы решатся одним махом.

– Времени мало, – сказал Тоа-Ситель, кивнув в сторону окна: солнце стояло уже высоко над крышами. – Не трать его понапрасну.

Берн протянул ему окровавленную руку:

– Удачи тебе у Ма’элКота.

Тоа-Ситель без колебаний пожал протянутую ладонь:

– И тебе удачи, Берн. Доброй охоты.

Каждое движение век причиняло Кирендаль такую боль, словно изнутри их припорошили толченым стеклом. Осторожно расширив и углубив свою Оболочку так, чтобы натяжение Потока оставалось незаметным, она впустила в себя немного его энергии, подавляющей усталость. Сейчас главное – дожить до конца представления, а там время на отдых будет.

Король Арго, стоя рядом с ней у окна, разглядывал толпу на улице. Его Оболочка переливалась: серебряные спирали то и дело сменялись в ней ярко-розовыми вспышками цвета утренней зари. Вспышки не в последнюю очередь были обязаны своим появлением тому чрезвычайно приятному виду, который Кирендаль придавала себе в глазах Короля. У нее были целые сутки, чтобы добавить своей иллюзорной внешности ровно те штрихи, которые нужно, – нарисовать сочные каштановые блики в изгибах кудрей, придать ореховый оттенок глазам, а на костлявые бока наложить ровно столько кажущейся плоти, чтобы они производили впечатление гибкого, поджарого, в меру мускулистого тела. Она не зря старалась – оттенок Оболочки Короля оставался безупречным.

Любого мужчину проще контролировать, если держишь его за член.

– Те парни, вон там, это же наши? – Голос величества осип от возбуждения. – О, и вон те тоже наши. Видишь? Разве не ты наколдовала парочку в шляпах с плюмажами и в чулках?

Кирендаль изогнулась и бросила ленивый взгляд в окно, не особо интересуясь толпой, текущей в сторону стадиона Победы. Для нее главное действие происходило теперь здесь, рядом с величеством.

– Не знаю, – сказала она. – Я их столько уже наколдовала, что сама не помню, которые мои, а которые сами по себе.

– А ты что, их не различаешь? В смысле, у них что, нет никаких признаков, чтобы ты могла просто взглянуть и сказать, ты их создала или нет? Ты ведь сама накладывала чары.

Кирендаль дернула плечиком:

– Иллюзию питают энергией гриффинстоуны, а они не тянут Поток. Их нельзя обнаружить.

– Вот это хорошо. А то задолбали со своими досмотрами – без твоей магии мы бы туда и зубочистки не пронесли. – Он повернулся к ней, и возбуждение в его взгляде сделало его почти привлекательным. – Уверена, что не хочешь пойти со мной? Чертовски зрелищное будет шоу.

Кирендаль послала ему кошачью улыбку:

– Я – любовница, а не воин.

В этот полдень она готова была оказаться где угодно, лишь бы подальше от стадиона.

А Кейна она вообще предпочла бы не видеть до конца жизни, будь на то ее воля.

Кирендаль пугала энергия, которая окружала Кейна со всех сторон, – струя Потока, могучая, как океанский прибой, шла за ним повсюду, и даже Перворожденная не могла понять, откуда у него такая Сила и как он это делает. В одном она была уверена абсолютно: он сам понятия не имел о своем могуществе. Наверное, это потому, что он человек; может быть, это вообще особенность их вида и под коркой сознания у каждого из них таится больше энергии, чем у любого мага из Перворожденных, а она открыла это случайно, просто потому, что наблюдала за Кейном и его пугающе-черной Оболочкой. Его энергия постоянно росла, точно подпитываясь сама собой, удваиваясь и учетверяясь, набирая сокрушительную мощь, как река, запертая дамбой. Кирендаль догадывалась, что случится, когда река подмоет дамбу и вырвется наружу: она уже видела намек во время его стычки с величеством у нее, в «Чужих играх».

Это будет хаос. Чистое разрушение.

Кирендаль подозревала, что именно черная энергия Кейна накалила тогда ситуацию до предела, едва не выведя ее из-под контроля; она считала, что он самим своим существованием способствует накоплению вокруг себя этой черной Силы; так горы – Зубы Богов, например, – накапливают на своих вершинах снег. И там, где годами царили мир и покой, один громкий окрик Кейна способен вызвать лавину.

А у нее, Кирендаль, не было никакого желания лететь вместе с ней со склона. Не в этот раз.

Но величеству это не объяснишь. Он просто не поверит. К тому же, случись ему сегодня умереть, у нее появится шанс прибрать к рукам все, что останется от Королевства Арго. Хотя, сказать по правде, она предпочла бы, чтобы величество пережил этот день, а задумка Кейна осуществилась без сучка без задоринки. Она была всего в шаге от того, чтобы окончательно скрепить отношения с Королем.

Кирендаль окинула взглядом их окружение из Подданных и Лиц, толпившихся в комнате.

– Знаешь, – протянула она, – я тут подумала, не велеть ли нам очистить комнату, чтобы мы могли продолжить наши… мм… переговоры.

Ладонь, которую Кирендаль положила на его руку, была теплее человеческой и вызвала у него ответный жар.

– Кажется, у нас нет больше времени, – сказал он, улыбаясь.