Герои умирают - Стовер Мэтью Вудринг - Страница 139

Тоа-Ситель низко поклонился послу, выражая свою благодарность и согласие. Вскоре пришли двое послушников, каждый нес массивную книгу в кожаном переплете. Одна оказалась заполненной целиком, вторая – на одну треть. Герцог был поражен: неужели за одну короткую жизнь человек способен совершить так много?

Над этими книгами он корпел всю ночь, а его изумление только росло. Кейн был всюду, участвовал во всем. Ни одно важное событие в Анхане, да и во всей Империи не обошлось без него, он появлялся внезапно и никогда не объяснял, зачем он пришел и даже каким путем. А в перерывах между битвами, заказными убийствами и деяниями, настолько невероятными, что Тоа-Ситель счел бо́льшую их часть просто выдумками, Кейн исчезал. У него не было дома, куда бы он возвращался регулярно, да и в Монастырях он не показывался ни разу с тех пор, как двадцать лет назад вышел за ворота Твердыни Гартана, где прошел послушание; по крайней мере, в архиве никаких записей об этом не нашлось.

Не меньше озадачивало его происхождение. Придя в Твердыню Гартана, он рассказал, что его отец, вольноотпущенник из Паткуана, продал его в услужение в качестве телохранителя торговцу из Липкана в дни Кровавого голода, однако сохранилась запись о том, что он говорил на паткуанском с акцентом, который никто так и не смог распознать. Никто, видимо, не пытался разыскать его семью, по крайней мере, записей об этом не было. Настоятель Твердыни Гартана, кажется, не поверил тогда Кейну, добавив от себя, что парень, скорее всего, беглый раб или крепостной кого-нибудь из местных дворян. Потом ему показалось странным, что Кейн не выказал ни способностей, ни даже простого любопытства к работе с металлом и совсем не интересовался лошадьми – странно для сына деревенского кузнеца, который постоянно подковывал коней.

Зато Герцог начал понимать, почему Император так очарован Кейном: тот походил скорее на стихийное бедствие, чем на человека, он налетал как буря или ураган, крушил и опустошал все вокруг, а потом исчезал, словно и не бывало. Никто не знал, откуда он появлялся и куда пропадал: он не оставлял иных следов, кроме сломанных судеб тех, кому не посчастливилось оказаться на его пути.

Но нет, будь Кейн стихией, Ма’элКот нашел бы на него управу, ведь он уже не раз подчинял себе силы природы. А Кейн больше напоминал грифона или дракона – в общем, одно из тех в высшей степени опасных существ, которые могут подружиться с человеком, но никогда не дадут себя приручить. Тонкая пленка человечности слезала с него мгновенно, и тогда наружу вырывались демоны разрушения.

Тонкая пленка человечности… Да, в нем и впрямь было что-то не совсем человеческое: поразительная везучесть, сверхъестественная уверенность в себе, то, как он появлялся и исчезал, то ли по собственному желанию, то ли по мановению волшебного жезла…

Совсем как Актири.

Тоа-Ситель потянулся и замер с широко открытым ртом: зевок застрял у него в горле, как будто воздух вокруг вдруг превратился в камень.

Как Актири… Именно так говорил о нем сам Тоа-Ситель, напоминая себе и другим о том, сколько разрушений и смертей приносит Кейн повсюду, куда бы ни явился. И Ма’элКот повторил его слова, стоя на круговом балконе Донжона и глядя оттуда в Яму: «Будь Кейн хоть Актири, он и то не натворил бы больше бед».

А правда все время была у них прямо перед глазами: ее видели все, но никто не осмелился признать.

И это еще не всё: то, что Кейн – Актири, подтверждалось мелкими совпадениями во времени, его реакциями на те или иные события – почти незаметными, но необъяснимыми. Теперь все встало на свои места. Других доказательств Тоа-Сителю не требовалось.

Он знал.

Нет, не так: без тени сомнения, как святой верует в Бога, он верил: Кейн – Актири. Кейн хочет убить Ма’элКота, разрушить Империю, уничтожить все доброе, что есть в мире. Значит, его надо остановить. То есть уничтожить.

Судорожно сжатый кулак Тоа-Сителя упал на раскрытую страницу. Мгновение Герцог стоял, тяжело дыша, не в силах собраться с мыслями, потом развернулся и, оставив книгу на столе, выбежал из комнаты так, словно за ним гнались волки.

«Берн, – думал он на бегу. – Надо найти Берна».

Шесть дней «Часы Жизни» Паллас Рил на экране «Обновленного приключения» отсчитывали минуты ее жизни в стабильном желтом цвете. На заре седьмого дня циферблат окрасился в тревожный красный и, пульсируя, бил в глаза зрителям на всей Земле.

Это означает, объяснил вечно улыбающийся Бронсон Андервуд, что Паллас Рил подошла к пределу погрешности смыкания фаз на своем мыслепередатчике. То есть никто уже не возьмется предсказать, сколько ей осталось.

За этим объяснением последовал фильм об амплитудном распаде со включенными в него редкими кадрами: останки тех немногих Актеров, которых, с одной стороны, постигла такая судьба, а с другой – хоть что-нибудь осталось. Кадры были настолько ужасны, что в Студию Центр поступил шквал звонков от протестующих зрителей; но еще больше звонков пришло потом, от других зрителей, которые просили повторить фильм, чтобы те, кто пропустил первую трансляцию, смогли записать его на свои домашние сетепроигрыватели.

Штатные сотрудники Студии вежливо улыбались, отвечая на эти звонки, и приносили извинения: фильм повторить нельзя, однако все желающие могут приобрести его копию по смехотворно низкой акционной цене…

Тоа-Ситель не стал тратить время на поиски Берна. Предупредив посла и заручившись его твердым обещанием, что в том маловероятном случае, если Кейн станет искать убежища в Посольстве, он будет немедленно задержан, Герцог вскочил на коня и в сопровождении небольшого отряда личной охраны поскакал прямиком в дворцовую штаб-квартиру Очей. Там он провел всего несколько минут, однако за это непродолжительное время успел оставить четкие и недвусмысленные инструкции.

Назвав Кейна врагом Империи номер один, Герцог указал Очам направление работы: немедленно бросить все и отправляться на его поиски. Тоа-Ситель лично надиктовал обновленный словесный портрет преступника и отослал обращения к главному констеблю и главе уголовной полиции, в которых вежливо, но твердо требовал от них содействия в поимке опасного преступника. Кейна необходимо взять любой ценой. Если живым, значит живым, если же сопротивление будет слишком велико, то мертвым, приказ стрелять без предупреждения был отдан тут же, и оба командующих осведомлены об этом.

Конечно, Ма’элКот будет в ярости, Тоа-Ситель в этом не сомневался, однако он ничем не был обязан Императору лично. У него есть долг только перед троном и перед Империей, а Герцог знал: пока Кейн жив, Империя в опасности.

Покончив с этим, Тоа-Ситель спросил, где Берн, и получил ответ: Граф вернулся домой поздней ночью, коротко отчитался перед Ма’элКотом и удалился в свои дворцовые апартаменты, где теперь вкушает поздний завтрак. Тоа-Ситель отправился прямо к нему.

Поднимаясь наверх, Герцог успел привести в порядок мысли, систематизировать факты, свидетельствующие против Кейна, и аргументировать его вину. Он был уверен, что Берн будет перечить ему из чистой вредности, и твердо настроился утопить сопротивление в потоке неоспоримых фактов.

Подбежав к апартаментам Берна – в спешке Герцог забыл о своем статусе и даже по дворцу бежал во весь дух – он столкнулся нос к носу с Серым Котом, который с мрачным лицом выходил из спальни Графа. Тоа-Ситель влетел в передний покой, где и застал самого Берна – в шелковой утренней тоге тот сидел за завтраком. При виде Герцога он ухмыльнулся и предложил ему место за столом, но Тоа-Ситель отмахнулся.

– Некогда, – сказал он. – Надо срочно разыскать Кейна. Немедленно.

Красиво очерченные брови Берна сошлись к переносице.

– Да ну? Кое-кто может оказаться против…

– Никто не будет против, Берн. Он один из них. Кейн – Актири.

Мгновение Берн смотрел на Тоа-Сителя молча, потом уголки его губ дрогнули, и наконец счастливая ухмылка расползлась по лицу.