Герои умирают - Стовер Мэтью Вудринг - Страница 115

Ламорак…

Значит, он все еще здесь, по-прежнему под защитой Короля Воров…

О, вот она наконец: крохотная искорка под толстым слоем пепла ожила, затлела, обволакивая сердце дымом.

Я поднимаю глаза и вижу за спиной Томми других Подданных Короля – их много. В руках – обнаженные клинки, они тускло сверкают. Я невольно улыбаюсь:

– Спасибо тебе, Томми.

Он недоуменно хмурится:

– За что это?

– За то, что помог мне подняться.

Я подтверждаю свои слова делом, а он пятится и берет у одного из Подданных моток веревки.

– Зачем вас столько? Величество боится, что я буду драться?

Томми пропускает конец веревки меж пальцев:

– Да не, не в этом дело. Или уж сказать тебе правду? Не только величество хочет тебя видеть. Награду за твою голову подняли, и сильно. Мы сейчас сделаем вид, что связали тебя, и поведем к Королю всей кучей, чтобы ни у кого не возникло охоты напасть.

– Подняли, говоришь? Не слышал.

– Ха, еще как. Ты теперь стоишь целую тысячу ройялов…

Голос Томми прерывается, взгляд заволакивает пелена: по всему видно, что мечтами он уже в той волшебной земле, в том колдовском королевстве, где он не просто Томми, а владелец тысячи золотых монет. Но вот он возвращается с небес на землю и, кашлянув, добавляет:

– Я… хм… Я должен связать тебе руки.

Я скалю зубы:

– Только попробуй – башку оторву.

– Барон, поверь, ничего личного…

– Я объясню это величеству потом. Он поймет.

– Обещай, что не сбежишь, ладно? Я и сам не хочу тебя связывать.

– Сбегу? – Я отвечаю ему коротким ледяным смешком. – С чего это? Нам с тобой по пути.

Артуро Кольберг сидел в своем кресле, маски безликих полицейских маячили за его плечом. Он почти не следил за действиями Кейна и очнулся от леденящих душу раздумий, лишь когда Томми и Кейн вышли к мосту Рыцарей, превращенному в груду развалин, и разбитым докам, по которым солдаты все еще бродили в поисках выживших.

– Это все натворила Паллас? – прошептал потрясенный Кейн. – Черт меня подери… Откуда у нее столько сил?

– Баржа-то все равно ушла, – сообщил Томми.

– Да уж надо полагать.

Судя по учиненному разгрому, битва была эпической, а у него, Кольберга, не оказалось на месте ни одного Актера онлайн и, как результат, не осталось ни одного кубика с записью недавнего побоища.

Зрители упустили что-то интересное, как если бы его и не было.

Кольбергу стало еще тошнее.

Не покидая отдела техподдержки, он составил и надиктовал пресс-релиз, то и дело бросая косые взгляды на тревожную красную кнопку экстренного извлечения. На огромном изогнутом экране Кейн шел по подземным пещерам Анханы в сопровождении Подданных Арго.

И все же Кольберг имел основания быть довольным собой. Он записал отличный пресс-релиз, в котором ровным голосом оповестил публику о том, что Паллас Рил в плену, и ни одним звуком не выдал той бури, которая бушевала у него внутри.

После столкновения в хранилище прошло всего несколько минут, но шок, который испытал Кольберг, услышав угрозы Майклсона, отлился в холодную ярость. Все, все против него: Кейн, Ламорак, Паллас, Доул с Вайло и эти чертовы полицейские за спиной. Но это еще не значит, что он сложит лапки и сдастся.

Он не беззащитен, нет.

Кольберг принял решение, что карьере Майклсона пора положить конец. Для игры в «Слишком поздно» нужны двое. И как только у него появится хотя бы крохотный, микроскопический шанс оправдаться в глазах Совета управляющих, он немедленно уволит Майклсона.

И куда он тогда денется со своим гонором? Кого будет молить о работе на сетевой доске объявлений? Надо забрать у него деньги, дом и друзей… Ну и конечно, главный удар, который Кольберг предвкушал особо: он мечтал оказаться рядом с Майклсоном в тот миг, когда время Паллас Рил истечет и она, войдя в противофазу с Надземным миром, будет корчиться в агонии страшной смерти.

Вот бы увидеть тогда его лицо. Но сначала надо, чтобы Майклсон дожил до этого. Будет чертовски жалко, если он откинет копыта в Надземном мире прежде, чем Кольберг сумеет с ним поквитаться.

Мы долго карабкаемся по лестнице для обслуживания шахты писсуара, а когда добираемся до заветной двери, Томми придерживает ее, и я выхожу на белый свет. Он действительно белый: солнце по-прежнему светит сквозь облака.

– На песок! – командует Томми, и я ощущаю неприятную тяжесть в желудке.

Пару раз я видел, как Подданных вызывали на песок, то есть на Суд Короля. И оба раза это плохо кончилось – для Подданных.

– Ты точно не знаешь, в чем дело?

Томми пожимает плечами и угрюмо мотает головой:

– Знал бы, давно бы сказал. Извини.

Они всей гурьбой ведут меня вниз, на самое дно стадионной чаши, мимо рядов каменных скамей, темных и выщербленных от времени.

Величество уже там, на южной трибуне, где раньше была королевская ложа, сидит на возвышении в туго набитом кресле, которое он зовет своим троном. Рядом с ним Деофад и…

Вот тебе на – Ламорак. Сидит на месте Аббаля Паславы, выставив перед собой ногу, которая не гнется из-за шины. Шину наложил ему я, причем совсем недавно.

Но я запрещаю себе разглядывать его. Я знаю – задержись я на нем глазами чуть дольше, меня будет не остановить: я рванусь прямо к нему очертя голову, как почуявшая кровь росомаха. Даже не глядя на него, я все время ощущаю его присутствие – моя щека, обращенная к нему, горит, будто обожженная ядовитыми щупальцами актинии.

Хамский стадион… Не люблю бывать тут днем: беспощадное солнце Надземного мира высвечивает каждую трещинку в камне, каждую соринку на арене. То ли дело ночью, когда Подданные жгут праздничные костры и танцуют, едят вволю и напиваются допьяна, а напившись, хлопают друг друга по плечам и клянутся в вечной дружбе. Это и есть тот клей, который соединяет меня с теми, кто приходит сюда ночью: общая память и чувство семьи, которой у меня, по сути, никогда не было.

Но Королевство Арго – это ночная семья; сейчас, при свете дня, этот дом, лишенный чарующего флера дружбы, кажется пустым и бесприютным, как любая ночлежка в трущобах Темпа. Растрескавшиеся каменные скамьи, ярусами уходящие к небу, поросли лишайником. На сыром от недавнего дождя песке чернеют свежие проплешины костров, валяются бараньи кости, яблочные огрызки, рыбьи головы, вишневые косточки и разный безымянный мусор. В этих отбросах не спеша роются две здоровенные крысы. Они ничего не боятся, хотя уже давно рассвело, и бок о бок с ними ищут поживы чайки и вороны. Чайки то норовят долбануть хищным клювом какую-нибудь из крыс, а то вместе с ними отбиваются от соперниц-ворон, которые, хрипло каркая, наскакивают на крыс, на чаек и друг на друга.

Птицы пестрым облаком взлетают, когда я приземляюсь на песок, перескочив через каменное ограждение арены. Одна крыса так раздулась от жрачки, что не успевает убежать. Я поддаю ее ногой, и она с отчаянным писком катится по арене.

За мной спускаются около дюжины Подданных, которые привели меня сюда; вперед важно выходит Томми и с видом завзятого царедворца начинает:

– Я привел на Суд Королевства Арго Почетного Барона…

– Заткнись! – бросаю ему я и подкрепляю свои слова небольшой оплеухой.

Томми пролетает пару шагов вперед, но восстанавливает равновесие и поворачивается ко мне. Его лицо пылает гневом и обидой.

– Кейн, черт тебя подери, нельзя же…

Но я уже не слушаю его. Мои глаза устремлены на Короля и его Суд.

– Хватит валять дурака, величество, – громко говорю я. – Я пришел. Скажи мне, что тебе нужно, и покончим с этим.

Сзади раздается резкий металлический скрежет: это Подданные, которые стоят за мной полукругом, потянули мечи из ножен; но величество поднимает руку, и все стихает.

– Ладно, – говорит он хрипло и подается вперед; его лицо налито кровью. – Ладно, ублюдок. Где тебя носило всю ночь? Когда ты ушел со склада и куда делся?