Выбери любимый жанр

Я инвалид попал в мир магии и меча. Том 1 (СИ) - "Prosto" - Страница 2


Изменить размер шрифта:

2

Над ним склонилось лицо женщины. Уставшее, но счастливое. За ней виднелся мужчина с густой бородой и добрыми глазами. Новые родители. Новая жизнь.

И тут он почувствовал это. Он послал мысленный импульс к пальцам ног. И ощутил их. Ощутил, как они шевельнулись.

Я могу двигаться.

Эта мысль была подобна взрыву сверхновой в его сознании. Восторг был настолько ошеломляющим, что он едва не потерял сознание снова.

И в этот момент, прямо перед его глазами, в воздухе вспыхнула полупрозрачная синяя табличка. Идеально ровный шрифт, мягкое свечение. Интерфейс, о котором он мог только мечтать, стал реальностью.

Последняя фраза, пронизанная черным юмором, была вишенкой на торте.

Из горла Кирилла, теперь уже в теле безымянного младенца, вырвался странный звук — не то всхлип, не то смех. Его безумная мечта сбылась. Ему дали не просто второй шанс. Ему дали новые правила игры.

И он, чья воля была выкована в десятилетней пытке, собирался стать в этой игре лучшим.

Глава 1 Мир на вкус и запах

Сознание вернулось не вспышкой, а медленным, тягучим рассветом. Первым был звук — глухой, ритмичный стук сердца его новой матери, Элары. Этот звук стал его метрономом, колыбельной, единственной константой в хаосе новых ощущений. В прошлой жизни тишина была его проклятием; здесь же он упивался каждым звуком, жадно впитывая их, как сухая земля впитывает влагу.

Первый год.

Его мир был крошечным и состоял из четырех основных элементов: колыбель, руки матери, потолок и огонь в очаге. Кирилл, чье новое имя было Кайл, проводил бесконечные часы, изучая эти элементы с дотошностью ученого, попавшего в иную реальность. Что, в общем-то, и было правдой.

Колыбель, грубо вырезанная из цельного куска дерева его отцом, Рориком, пахла смолой и чем-то сладковатым, возможно, мхом, которым заделывали щели. Она была его первой крепостью. Потолок — низкий, из потемневших от времени и дыма балок, на которых висели пучки сушеных трав. Их аромат был сложным, многослойным: терпкая полынь, сладковатая мята и что-то горькое, лекарственное. Кайл каталогизировал эти запахи, связывая их с обрывками фраз, которые улавливал. «От кашля», «для сна», «отгонять мокриц».

Огонь был живым божеством этого маленького мира. Он дарил тепло, плясал тенями на стенах, готовил еду. Когда Рорик подбрасывал в очаг новые поленья, пламя жадно рычало, и по комнате разносился уютный треск. Система услужливо подсвечивала объект в его поле зрения.

Система была его единственным молчаливым собеседником, окном в прошлое «я». Она не лезла с советами, лишь сухо констатировала факты, когда он достаточно долго фокусировался на предмете. Это помогало не сойти с ума в теле, которое отказывалось подчиняться взрослому разуму.

Семья была его главным объектом изучения. Элара, его новая мать, была молодой женщиной с уставшими, но невероятно нежными глазами. Ее руки, огрубевшие от стирки в ледяной воде и работы в огороде, были самыми ласковыми на свете. Когда она брала его на руки, от нее пахло молоком, хлебом и едва уловимым ароматом полевых цветов. Она часто пела ему — простые, незамысловатые песни о солнце, реке и лесных духах. Ее голос был негромким, но чистым, и под него Кайл позволял своему взрослому разуму на время уснуть.

«Какой же он тихий, Рорик», — часто шептала она мужу по ночам, думая, что младенец спит. Ее голос был полон тревоги и любви. «Все дети кричат, требуют, а наш... смотрит. Будто понимает все. Иногда мне страшно от его взгляда».

Рорик, его отец, был полной противоположностью. Высокий, широкоплечий мужчина с руками, похожими на корневища старого дуба. Его ладони были покрыты мозолями от топора и плуга. Когда он возвращался с поля или из леса, он приносил с собой запахи земли, пота и свежего ветра. Он редко говорил ласковые слова, но его любовь проявлялась в действиях. В идеально выструганной колыбели. В том, как он осторожно, почти благоговейно, касался пальцем крошечной ладошки Кайла.

«Сильным будет», — отвечал он жене. Его голос был низким и уверенным, как земля под ногами. «Это хорошо, что тихий. Значит, думает. В нашем мире думать важнее, чем кричать. Посмотри на него, Элара. Он смотрит на огонь не как дитя, а как мастер, оценивающий свою работу. Этот мальчик — не простой. Он — наш дар».

Кайл слушал их, и его циничное сердце, покрытое шрамами прошлой жизни, впервые за много лет чувствовало что-то похожее на тепло. Эти люди, простые и бедные, давали ему то, чего он был лишен в прошлой, «цивилизованной» жизни — безусловную любовь и принятие. И он поклялся себе, что однажды отплатит им.

Язык давался ему на удивление легко. Навык «Глаза Геймера» и аналитический склад ума творили чудеса. Он впитывал слова, сопоставлял их с предметами, действиями, эмоциями. «Ма-ма» — это тепло, запах молока и тихая песня. «Па-па» — это сила, запах дерева и чувство защищенности. «Огонь» — это тепло, но если подойти слишком близко, Система выдает предупреждение:

[Опасность! Получение урона!].

К концу первого года он уже понимал большую часть бытовых разговоров и накопил пассивный словарный запас, которому позавидовал бы любой лингвист. Но он молчал. Говорить — значило выдать себя. А он еще слишком многого не знал об этом мире.

Годы 2-3. Исследователь.

Научиться ползать было унизительно. Его мозг отдавал четкие команды, но тело, слабое и нескоординированное, отвечало лишь жалкими, беспорядочными рывками. Он злился, падал, бился головой о пол, вызывая панику у Элары, и снова пытался. Это была его первая битва в новом мире, и он выиграл ее, проявив то же упрямство, с которым когда-то проходил сложнейших боссов.

Когда он сделал первый шаг, держась за протянутый палец Рорика, мир взорвался новыми возможностями. Теперь он мог исследовать.

Дом, который казался ему вселенной, оказался всего лишь одной комнатой, разделенной занавеской на спальную и кухонную зоны. Мебель была простой и функциональной: стол, две лавки, полки для посуды и родительская кровать. Но для Кайла каждый предмет был сокровищем. Он трогал шероховатую поверхность стола, гладил глиняные кружки, вдыхал запах кислой капусты из бочки в углу.

Улица была откровением. Деревня Кленовый Лог состояла из двух десятков таких же, как у них, домов, разбросанных вдоль грязной, разбитой дороги. В центре стоял колодец — сердце деревни, место, где женщины обменивались новостями, а мужчины обсуждали виды на урожай. Воздух был наполнен мычанием коров, кудахтаньем кур и запахом навоза, который на удивление не казался Кайлу отвратительным. Это был запах жизни.

Люди в деревне были простыми и грубоватыми. Они с любопытством поглядывали на «тихого сына Рорика».

«Странный он у тебя, Рорик», — говорил сосед, старый Гром, коренастый мужик с бородой лопатой, когда видел, как маленький Кайл часами сидит на крыльце и просто смотрит, не издавая ни звука. «Мои в его годы уже вовсю горшки били да котам хвосты крутили. А твой... будто старик в теле мальца».

«Зато не плачет попусту», — с гордостью отвечал Рорик, но в глубине души он тоже беспокоился. Он видел, как Кайл смотрит на пролетающую птицу, и во взгляде его сына было не детское любопытство, а оценка траектории полета.

Кайл начал говорить. Он делал это осторожно, подражая другим детям. Простые слова: «мама», «папа», «дай», «больно». Он намеренно допускал ошибки, коверкал звуки, чтобы не выделяться. Это было частью его маскировки. Самым сложным было сдерживать свой интеллект, притворяться обычным ребенком. Когда Элара показывала ему три яблока и говорила «много», ему приходилось подавлять желание объяснить ей основы счета.

Год 4. Мыслитель и Искра.

2
Перейти на страницу:
Мир литературы