Глаз идола (сборник) - Блэйлок Джеймс - Страница 23

Сперва я посчитал за небывалое совпадение то, что Нарбондо возник под окнами Клуба первопроходцев именно в тот день, когда там появился Сент-Ив с рубином в кармане. Теперь же я вполне уверен, что случай здесь ни при чем. Нарбондо суждено было отыскать свой глаз: если бы Сент-Ив не забрал камень из лавки старьевщика, фортуна привела бы доктора прямиком туда.

Могу вас заверить, что сейчас Нарбондо здрав и невредим, причем оказал всем нам ценную услугу, возродив в Лэнгдоне Сент-Иве былой интерес к занятиям медициной. Поверьте на слово, эти двое трудятся рука об руку, доводя до совершенства всяческие удивительные сыворотки. Увы, не в моей воле открыть точное местонахождение их лаборатории, причина чему вполне очевидна: туда непременно стеклись бы охотники за курьезами и современные фомы неверующие с понсе де леонами[34], намеренные осложнять ученым жизнь, заглядывая в окна и требуя чудес.

Таковы подлинные обстоятельства возвращения доктора Нарбондо. Нет, он не привел с собою ни толпу дикарей-сподвижников, ни армию зверей-мутантов родом из джунглей Борнео, которые посеяли бы ужас в сердцах неблагодарных европейцев. Посмеяться последним ему не удалось: холодная реальность, боюсь, не способна равняться с причудливыми фантомами безумных грез. Впрочем, если, отплывая к берегам далеких джунглей двести лет тому назад, Нарбондо надеялся обставить свое новое появление в Лондоне по возможности эффектно и драматично, определенного успеха он всё же достиг. Кто станет отрицать?

Новые приключения Сент-Ива[35]

ВРЕМЯ ОТЛИВА[36]

Роман

Мы — Лэнгдон Сент-Ив, Табби Фробишер и я, Джек Оулсби, — сидели в «Полжабе Биллсона» ранним вечером ветреного мая, коротая досуг за нашим обычным столиком. Профессор Сент-Ив, как вы уже, должно быть, осведомлены, является одним из самых блистательных ученых Англии и ее самым отважным исследователем. «Полжабы» — это таверна на Ламбет-Корт, у Фингал-стрит в Лондоне, ее часто посещают люди науки, переживающие не лучшие времена: сдаются три комнаты; владельцы — Уильям и Генриетта Биллсон.

Таверну трудно отыскать, если не знать поворот или если вы не увидели верхнюю часть туловища животного, что обычно именуется суринамской жабой, свесившегося из высокого окна над дверью.

Резную деревянную жабу привез из Гвианы в середине века сам Биллсон, прибывший в столицу на борту старого «Уильяма Роджерса». Когда-то это была носовая фигура корабля, теперь же от нее остался только осколок. Нижняя часть в свое время разлетелась в щепки, когда глубокой ночью рванул пороховой погреб, потопив в тумане у Санто-Доминго украшенное этим земноводным судно. Сам Биллсон очнулся в полном одиночестве в воде, но рядом с уцелевшей частью жабы, и цеплялся за нее весь день и половину следующего, прежде чем рыбаки вытащили его почти захлебнувшимся. Восстановив силы, Биллсон отправился прямиком в Лондон почтовым пакетботом, где узнал, что его старик-отец помер двумя месяцами раньше, оставив ему около пяти сотен фунтов в год. После оценки имеющегося капитала заядлый путешественник решил в корне изменить уклад собственной жизни: женился на своей милой и открыл таверну на Ламбет-Корт, водрузив героическую жабу на фасаде.

В молодости Биллсон изрядно поездил с сэром Гилбертом Блейном, более известным как Лимонный Сок Блейн, знаменитым врачом, победителем цинги, и стал настоящим натуралистом-любителем. Биллсонова коллекция рыб и амфибий размещалась на задах таверны (где и находится посейчас). Самый острый интерес Биллсон питал к японскому карпу, что и привело к переписке сего достойного сэра с Сент-Ивом в дни, последовавшие за инцидентом со взломом в океанариуме на Бэйсуотер-стрит, во времена суматохи вокруг гомункула.

Сент-Ив недавно принял решение сохранить за собой комнату в «Полжабы Биллсона» на весь год не только из-за благорасположения владельцев, но и из-за трудно обнаруживаемого местоположения таверны — то есть профессор, отправляясь из Чингфорда-у-Башни в Лондон, что случалось частенько, всегда мог рассчитывать на то, что в столице у него есть безопасная нора. Биллсон был не из тех, с кем можно шутить, и не из тех, кто станет задавать вопросы, и оба качества полностью устраивали Сент-Ива. Генриетта Биллсон, румяная улыбчивая женщина, тоже была дама не промах и однажды до полусмерти отлупила посетителя толкушкой для пюре за то, что тот распустил руки с девушкой, убиравшей в номерах. А фруктовые торты и мясные пироги миссис Биллсон заставили бы вас зарыдать от восторга.

Биллсону приходилось крутиться у пылающей печи до позднего вечера, поскольку в таверну захаживало изрядное число голодных посетителей; тем же приснопамятным вечером он крутил на вертеле почти готовый кусок говядины, посматривая на него опытным глазом и держа большой нож наготове. Внизу, принимая капающий сок, висел котелок с теми маленькими картофелинами, что валлийцы называют «ирландскими абрикосами». А мы все, предвкушая вкусный ужин, поглядывали на него глазами голодного пса.

Замечу мимоходом, что тот самый майский вечер пришелся на прискорбный период, когда Сент-Ив был отлучен от Клуба исследователей из-за мелкого кухонного происшествия, связанного с изысканным бренди, а также щупальцами и головой гигантского кальмара. Влияние временного запрета на профессора и дальнейшее восстановление его в правах будет темой другого повествования, пока же упомяну, что в мрачные дни изгнания домашний уют «Полжабы» скрашивал вечера Сент-Ива; после же восстановления в правах профессор вновь стал посещать Клуб исследователей, но проделывал это довольно редко. И еще одно отступление: в этой истории я чаще употребляю местоимение «мы», нежели «я», поскольку был и остаюсь неизменным компаньоном и хронистом Сент-Ива в те дни, когда этот великий человек бывает в Лондоне.

Я помню тот майский вечер 1882 года так, словно это было вчера. Мальчишки-газетчики вопят об убийствах в Феникс-парке. На вертеле крутится кусок говядины, в печи томятся пироги с почками, а в медных кастрюлях сверху — сочные пудинги. Еще, конечно, всплывают в памяти те самые картофелины. И полоумный кухонный работник Биллсонов, швед неопределенного возраста по имени Ларс Хоупфул, который цедит эль из крана…

Все мы, можете быть уверены, надеялись провести за столом, уставленным этой вкуснятиной, длинный приятный вечер.

Я только успел поднести к губам свою кружку с элем, как входная дверь распахнулась, уличный шум моментально усилился, и ворвавшийся в зал ветер зашевелил занавески. Все сидевшие за столом распахнули глаза, чтобы понять, кто вошел следом за ветром, и с удивлением обнаружили, что поздним посетителем оказался Хасбро, друг и компаньон Сент-Ива. Сему достойному малому надлежало пребывать в Чингфорде, так сказать, хранить домашний очаг и принимать почту. Элис, миссис Сент-Ив, отбыла в Скарборо с детьми, маленьким Эдди и его сестрой Клео. Моя жена Дороти уехала с ними, дабы составить компанию им и древней бабушке Элис. Поэтому профессор и ваш покорный слуга стали на время холостяками.

Казалось, Хасбро ужасно куда-то спешил, что для него вовсе нехарактерно, и можете вообразить, с каким волнением мы ждали, что же он нам скажет. Однако он без единого слова достал из кармана пальто свежий экземпляр «Каталога редкостей» Мертона, открыл на заранее загнутой странице и поднес Сент-Иву, прочитавшему отрывок вслух. Там за два фунта шесть шиллингов предлагалась к продаже нарисованная от руки карта маленького участка песков Моркама с неопределяемым местонахождением. Согласно каталогу, карта, нарисованная скверно, будто детской рукой, подписанная буквой «К» и грубым, похожим на восьмерку изображением каракатицы, была испачкана водорослями, табаком и соленой водой, а также порвана. «Ценность сомнительна, — добавлял Мертон, — но, возможно, карта любопытна для заинтересованной стороны».