Перековка судьбы (СИ) - Колючий Александр - Страница 24

Тихон, боясь ко мне подойти, наконец набрался смелости.

— Может, руда проклятая, господин? — с надеждой в голосе спросил он. Ему, как и любому человеку этого времени, хотелось найти простое, мистическое объяснение. Проклятие, сглаз, воля богов — всё что угодно, лишь бы не признавать более сложную и неприятную правду.

Я криво усмехнулся и покачал головой.

— Нет, Тихон. Проклята не руда, а моя самоуверенность. Я был слишком уверен в теории и забыл о практике. Подойди, я тебе кое-что покажу.

Старик подошёл. Я взял горсть чистого речного песка, который мы готовили для глиняного раствора, и горсть мелких камешков.

— Представь, — сказал я, высыпая их на плоский камень, — что эти камешки — это наше чистое железо, которое мы хотим получить. А этот песок — это вся грязь, все примеси, которые сидят в нашей болотной руде.

Я тщательно перемешал их.

— Вот что у нас сейчас внутри руды. Если мы просто нагреем эту смесь очень сильно, что получится? Она станет вязкой, липкой кашей, как густая карамель. Мы никогда не сможем выбрать из неё все камешки, они так и останутся вперемешку с песком. Так и у нас вчера получилось в горне.

Затем я взял другую горсть камешков.

— А теперь представь, что мы добавим в нашу смесь не просто жар, а… воду, — продолжал я свою наглядную лекцию. — Вода подхватит весь песок, превратит его в жидкую грязь, и мы легко сможем эту грязь слить. А на дне останутся наши чистые камни. Понимаешь? Нам нужна такая «вода» для нашего шлака. Вещество, которое сделает его жидким и текучим при высокой температуре, чтобы он легко отделился от железа. В моей науке это называется флюс.

В моей голове, как на странице старого университетского учебника, всплывали формулы и диаграммы. «Высокое содержание диоксида кремния и фосфатов в болотной руде. Это кислотные оксиды с высокой температурой плавления. Мне нужен основной флюс для реакции. Оксид кальция. А его самый доступный источник — это обычный известняк, карбонат кальция. Чёрт, это же основы основ! Металлургия, первый курс, вторая лекция! Как я мог забыть?! Я был так уверен в своём новом горне и угле, что решил, будто одной лишь высокой температуры хватит, чтобы решить все проблемы. Идиот».

Задача была ясна. Найти известняк.

— Тихон, — спросил я, вставая. — Есть ли в наших краях места, где добывают белый, мягкий камень? Или где скалы белого цвета?

Старик задумался, почёсывая свою седую бороду.

— Белый камень… — протянул он. — Есть старая каменоломня, в паре вёрст отсюда, на княжеских землях, но туда уж лет пятьдесят никто не ездит. Говорят, камень там для строительства негодный, слишком мягкий и от воды размокает. Белый, как снег. Старики его «бел-горюч камень» звали.

«Мягкий. Крошится. Белый. Это оно!» — решил я. То, что было бесполезно для строителей, для меня было настоящим сокровищем.

— Собирайся, — сказал я. — Берём мешки, молотки и зубило. Мы идём в геологическую экспедицию.

Путь к каменоломне был долгим и заросшим. Мы шли по старой, едва заметной лесной дороге. Видно было, что здесь давно никто не ездил. Через пару часов мы вышли к заброшенному карьеру. Это был неглубокий овраг, склоны которого поросли мхом и кустарником. Но местами, где почва осыпалась, виднелись белые, меловые пласты искомой породы.

Я подошёл к стене карьера. Камень был мягким, слоистым, его можно было ковырять ногтем. Но мне нужны были доказательства. Мне нужен был химический анализ. У меня не было лаборатории, но был инженерный ум и кое-какие ресурсы из этого мира.

Накануне, перед тем как лечь спать, я специально попросил Тихона принести мне из погреба немного самого крепкого уксуса, который остался ещё с запасов моей покойной матушки. Это была моя примитивная кислота.

Я отколол небольшой кусок белого камня. Положил его на большой валун. Затем достал из сумки маленькую склянку с уксусом и осторожно капнул несколько капель на поверхность.

И чудо произошло.

Камень в месте попадания уксуса мгновенно зашипел и вскипел, покрываясь тысячами крошечных, лопающихся пузырьков. Реакция пошла. Углекислый газ выходил, с шипением подтверждая мою теорию. Это действительно был карбонат кальция.

— Смотри, Тихон! Шипит! — закричал я, как ребёнок, у которого получился первый фокус.

Старик посмотрел на шипящий камень, потом на меня, и в его глазах появилось знакомое выражение благоговейного ужаса. Он, видимо, окончательно уверился в том, что я колдун, который умеет разговаривать с камнями и заставлять их кипеть.

«Работает! — ликовал мой внутренний учёный. — Базовая, школьная химия работает! Законы природы универсальны! У меня есть реактивы, у меня есть теория, у меня есть сырьё! Я чувствую себя не средневековым боярином, а Робинзоном Крузо, который только что из подручных материалов собрал радиопередатчик!»

Мы с энтузиазмом принялись за работу, откалывали куски известняка, наполняя мешки. Работа была тяжёлой, но теперь она была осмысленная. Каждый кусок белого камня был шагом к успеху, к чистому железу, к моему будущему клинку.

Мы вернулись в кузницу, таща на себе тяжёлые мешки.

— Ну вот, господин, принесли, — с облегчением сказал Тихон, бросая свой мешок на пол. — Теперь можно в горн добавлять?

— Нет, — ответил я, вытирая пот. — В таком виде он почти бесполезен. Сейчас это просто камень. Нам нужно его «разбудить». Сделать злым и голодным до грязи в нашей руде.

Первый этап подготовки был прост и трудоёмок. Дробление. Мы высыпали камни на большую каменную плиту и начали методично разбивать их кувалдой и молотами до состояния мелкого гравия. Кузница наполнилась гулким, ритмичным стуком.

Когда мы получили целую гору белого щебня, я приступил ко второму этапу. К алхимии.

— А теперь — самое главное, — объявил я торжественно. — Мы должны изгнать из этого камня «воздух», чтобы он стал лёгким, активным и очень, очень злым.

Я имел в виду процесс кальцинации. Нагрев известняка до ~900°C, чтобы разложить карбонат кальция на оксид кальция (негашёную известь) и углекислый газ.

Я не мог использовать для этого большой горн. Он был слишком мощным и предназначался для других целей. Поэтому я, используя свои запасные огнеупорные кирпичи, которые мы сделали с помощью гончара Семёна, построил рядом небольшую, временную печь. Простую, купольную, с отверстием для загрузки сверху и поддувалом снизу. Моя личная мини-домна для обжига.

Я загрузил измельчённый известняк в свою печь, а снизу разжёг сильный огонь из нашего лучшего древесного угля. Печь медленно раскалялась. Я поддерживал сильный, ровный жар несколько часов.

— Мы должны как следует его пропечь, — объяснял я Тихону, который смотрел на раскалённые камни с недоверием. — Чтобы весь «дух» из камня вышел. Тогда он станет по-настоящему сильным и сможет сожрать всю грязь из нашей руды.

Они остывали всю ночь. Утром я с нетерпением разобрал временную кладку своей мини-печи.

Результат был налицо. Белый гравий изменился. Он стал легче, и его цвет стал более ярким, почти ослепительным. Некоторые куски рассыпались в порошок от одного прикосновения. Мы получили негашёную известь. Мощнейший химический реагент.

Последний этап — измельчение. Мы надели на лица тряпичные повязки — я помнил, что пыль негашёной извести едкая и опасна для дыхания. Мы выгребли продукт нашего труда и в большом каменном ступе начали тщательно растирать его в тончайший белый порошок.

К полудню работа была закончена.

Я стоял посреди кузницы. В одной руке я держал уродливый, тёмный, стекловидный кусок шлака от своей прошлой неудачной плавки. В другой — горсть ослепительно-белого, тонкого, как мука, порошка.

Символ моего провала. И символ моего решения.

Я смотрел на этот порошок. Это была не просто известь. Это было моё знание. Моя наука. Мой ключ к успеху. Я повернулся к горе болотной руды. Провал был проанализирован. Ошибка найдена. Решение было создано моим умом и моими руками. Я был готов ко второй попытке. И на этот раз я был уверен в успехе.