Директор (СИ) - Семин Никита - Страница 3
- Предыдущая
- 3/50
- Следующая
И он ушел, оставив меня в смятении, злости и раздражении. Сволочь! Равнодушная сволочь!
Глава 2
Август 1932 года
— Дорогая мама, кормят меня хорошо, хоть официально я и мертвец, — старательно выводил я на листках с данными по состоянию дел в армии, которые мне принесли по приказу Берии.
Что-то анализировать, выполнять работу, которую на меня свалил Лаврентий Павлович, я не собирался. С чего бы? Он сам сказал — Огнева больше нет. Я — по бумагам никто и звать меня никак. Какой с меня тогда спрос? А уж идти у него на поводу — нашел дурака! Вот пусть сначала «возродит» меня, да даст с семьей увидеться.
Королев на меня косился, знал, что я дурачусь, а не работаю, но пока молчал. Ему хоть ситуация тоже не нравилась, но мысль, что из-за его поспешности погибло много людей, все еще давила на мужика. Вот и решил забыться в работе.
— Ребро еще болит, дышу через раз. Уверен, любой светила науки хотел бы ознакомиться с моим диагнозом — я ведь первый в истории дышащий мертвец!
— Серега, но это же ребячество, — не выдержал Палыч.
— Нет, это факт, — не согласился я с ним. — Слышал когда-нибудь выражение: без бумажки — ты букашка, а с бумажкой — человек? Вот мы с тобой сейчас те самые букашки и делай с нами то, что хочешь. Ведь по закону нас нет, умерли. И мне эта ситуевина сильно не нравится.
— Ты нагнетаешь, — не согласился Королев. — Нам же сказали: как только выздоровеем, увидимся с родными и «воскреснем».
— Ты уверен, что их словам можно доверять? — посмотрел я на него. — А ты вот о чем подумай: если бы взрыва не произошло, то стали бы нас здесь держать? Нет. Снизилась бы для нас опасность? Нет. Они бы просто продолжили свою работу. Как и должны. А то, что сделал Берия — беспредел. Удобный для него, но все же. Наверняка мстит мне, зараза, — поморщился я.
— За что? — удивился Сергей Палыч.
— Да стукнул я его как-то раз в «солнышко». За дело, — добавил я, увидев изумленное лицо Королева.
— Бред, — покачал он головой. — Из-за такого пустяка нас бы не стали скопом записывать в мертвецы.
— А вот тебе еще вариант — он меня боится.
— С чего бы? Не слишком ли ты большого о себе мнения? — хмыкнул Королев.
— Его предшественника на посту сместили после моей проверки. И он об этом знает. Вот и подумай — я ему не подчиняюсь, докладываю самому товарищу Сталину напрямую. При этом он вынужден охранять институт, в котором я работаю, и если мне что-то не понравится в его действиях, будет ли у него уверенность, что после такого он не «слетит» со своего места? А тут — случай удобный если не взять под полный контроль, то надавить и показать свою власть. Чтобы в будущем сговорчивей был. И ты заметил, как он сослался на указ «сверху»? То же намек мне. Что Иосиф Виссарионович к нему прислушивается и его слово для товарища Сталина имеет такой вес, что можно меня мертвым объявить.
Королев нахмурился и замолчал.
— И на что ты рассчитываешь? — через минуту молчания, спросил он.
— Что Берия все же побоялся соврать и товарищ Сталин знает о том, что я выжил. Возможно, он ему наплел, что я и в таких условиях буду работать. А когда к Иосифу Виссарионовичу не попадет привычного вида отчет, тот заинтересуется — почему. И сам захочет со мной поговорить. Или просто спросит — иду я на поправку или нет. В любом случае, буду шевелить это болото всеми способами, — сжал я зубы и продолжил выводить всякий бред на распечатанных листках.
Для работы нам в палаты принесли письменные столы, вот только сидеть по одному было скучно, поэтому Палыч и пришел ко мне. Ему же я и отдал свой стол под работу, а сам в это время лежал на кровати и для удобства подложил под листки кулинарную книгу — ее нашла Дарья, когда я попросил девушку найти «что-то твердое, что можно держать в руках и писать на этом». Вот и сейчас девушка зашла в палату, принеся нам обоим обед.
— У нас сегодня Виолетта Степановна расстаралась, — с улыбкой начала он свой обычный щебет. — Тут и супчик из курицы, вот вам еще каша гречневая, Борис Александрович сказал, что уже можно. А тут чай, сладкий. Хлеба только по два кусочка, зато белый. У нас пекли, чувствуете, как пахнет? А у вас как работа продвигается? Вам не сильно тяжело сейчас ей заниматься? Вот мне писать долго тяжело. Пальцы начинают болеть, особенно указательный. Борис Александрович лишь смеется и говорит — больше практиковаться. Так ведь тогда еще сильнее болеть будут! А вы сейчас кушать будете, или попозже? Лучше сейчас, пока не остыло. Вам куда поставить?
Мы с Палычем уже привыкли к ее неудержимому щебету, поэтому не реагировали. Королев молча сдвинул бумаги в сторону со стола и указал на него. Я же кивнул на тумбочку, которая стояла рядом с кроватью. Несмотря на постоянный щебет, от работы девушка не отвлекалась и вскоре вся еда оказалась расставлена по местам, а меня Дарья намерилась снова кормить.
— Ну уж ложку-то я и сам смогу держать, — не согласился я на такую заботу. — Совсем инвалида из меня не делай.
— Да я просто поухаживать за вами хочу. Вам же больно, я вижу.
— Для этого у меня жена есть, — нахмурился я и вздохнул.
Тут же грудь отозвалась болью, и я зашипел сквозь зубы. Дарья снова захлопотала вокруг меня и все же поднесла мне тарелку поближе, чтобы не пришлось тянуться за ней. Работает-то у меня лишь одна рука. Отказываться на этот раз я не стал, так и правда удобнее. Когда мы поели, девушка собрала всю посуду и упорхнула.
— Понравился ты ей, — рассмеялся Королев.
— У меня Люда есть, так что ничего ей не светит.
— Женщины иногда бывают настырны. А некоторым все равно — есть жена или нет.
— Мне не все равно, — буркнул я.
Но все же на кое-какую мысль он меня навел. Если уж Дарья так хорошо ко мне относится, то может попросить ее позвонить моим родным? А что? Это мне запретили такое делать и к телефону на пушечный выстрел не подпускают. А вот у медсестер проблем с доступом к телефону нет. Осталось узнать — озаботились ли запретом персоналу звонить нашим родным. И если нет, то тогда пускай и через Дарью, но я дам весточку Люде!
Девушка пришла к нам через час. Так-то она часто у нас бывает — в больнице ей скучно, к тому же она приставлена к нам дежурной медсестрой и, если у нас возникнут проблемы со здоровьем, она первая должна отреагировать и при необходимости врача позвать. Вот и совмещает свои обязанности с собственным интересом. Тут-то я и взял ее в оборот.
— Даша, у меня к тебе есть просьба.
— Правда? А какая? Я смогу ее выполнить? У вас что-то болит? Бориса Александровича позвать? Или у вас бумаги нет? Мне говорили, если вам бумага понадобится, то Игнату сказать. Или если что для работы. А…
— Стоп-стоп-стоп! — я аж поднял руки в защитном жесте, хотя это и было опрометчиво.
В груди снова заболело, да и поднятая левая рука с гипсом заныла. Я скривился от боли, а Дарья охнула и тут же кинулась ко мне, на ходу выстреливая десятком вопросов о моем самочувствии и уже готовая бежать за врачом.
— Стоп, — повторил я. — Не надо никуда бежать. Можешь молча выслушать? Ну хоть попытайся, а? Пожалуйста.
Дарья пусть не сразу, но все же услышала меня и замолчала. Слава богу!
— Даш, ты же знаешь, что у меня семья есть. Они переживают и не знают, что со мной. Ты можешь им позвонить и сказать, что я в порядке и, как поправлюсь, к ним приеду?
— А разве это можно? — впервые медленно и с сомнением протянула она.
— Ну, запрет по телефону есть только у меня и Сергея Павловича, так?
— Да.
— Тебе же звонить никто не запрещал?
— Да вроде нет, — чуть удивленно, словно сама только об этом задумалась, кивнула она.
— Ну вот! — воспрянул я духом. — К тому же звонить будешь на мой домашний номер. Это в любое время можно сделать, — тут я сделал как можно более проникновенное лицо, и посмотрел Дарье в глаза. — Даш, у меня жена с ребенком маленьким. Они волнуются. Я обещал им каждый день звонить. Ну поставь себя на мое место! А если бы ты своим родным весточку не могла послать? Ведь от переживаний люди и умереть могут.
- Предыдущая
- 3/50
- Следующая