В Тридевятое царство попаданкам вход запрещен! (СИ) - Рысенок Леся - Страница 27

“Ему, наверное, скучно тут одному и он не откажется поговорить со мной”, — предположила я.

— Кто такой Алазар? Никак не могу вспомнить, — спросила я. Слово царапнуло край сознания, будто чем-то отдаленно знакомым, но я так и не смогла поймать даже кончика хвоста от воспоминаний.

— Так называется наш мир, — пояснил Змей, протянул руку к этажерке, снял один томик и небрежно бросил его ко мне на кровать.

Осторожно убрала кружку на стол, взяла и раскрыла книгу.

“Сорок царств Алазара” — чуть засветилась надпись на титульном листе.

О, ради этого, пожалуй, можно и задержаться!

Книга оказалась интереснейшей, и на какое-то время я даже забыла, где нахожусь. Оказывается, на Алазаре есть и люди, и оборотни, и нечисть. Хотя это я и так уже поняла. И у меня все время, пока я читала книгу, на подкорке зудело ощущение, что я это вроде уже когда-то знала, но забыла. Странное такое ощущение, но я не стала думать о нем. Царства были не только на Земле, но и под землей, под водой, в толще гор и даже на небе. Попасть в некоторые можно было легко, а куда-то фиг доберешься, вход скрывался и охранялся. Где-то жили только люди, где-то только ведьмы и оборотни, но чаще вперемешку. Отношение к магии тоже было разное, где-то она поощрялась, а где-то безжалостно искоренялась. И это все в одном мире! С ума сойти, как они тут живут?

Пока я читала, Змей ушел в ответвление грота и вскоре оттуда донесся запах еды. Чуть слюной не захлебнулась, как аппетитно и вкусно пахло. Последнее время разносолами меня не балуют, так что кочевряжиться не стала, книгу отложила и завернувшись в одеяло, призраком самой себя поплыла бесшумно на кухню.

Глянуть же надо, чего он там готовит, может он, как любой хищник, и человечинкой не брезгует. Обнаружила очаг и Горыныча в… фартуке. Фыркнула, сдерживая хохот, и он тут же обернулся.

— Босиком не ходи, простынешь, — сказал мне. — Обувь твоя под кроватью, не поленилась бы, нашла. Скоро готово будет, надень туфли и мой руки.

Он кивнул на рукомойник с ведром в углу и я бегом побежала обратно. Мои туфельки были на месте, надела, одеяло вернула на кровать, аккуратно заправив ложе. Книгу подумала и не стала убирать далеко, почитаю после обеда.

И с мыслью “сейчас меня покормят, сейчас мы будем кушать” и настроением шаловливой Маши из мультика вернулась в кухню мыть руки.

— Садись, — велел Горыныч.

Несмотря на его размер и грузность, двигался он легко, так что я невольно залюбовалась.

— Может, помочь? — предложила.

— Ага, посуду потом помоешь, — согласился Змей.

Ладно, посуду, так посуду, не стала я спорить, следя за моим пленителем.

Ужин был потрясающий, во-первых, свежий хлеб, не знаю, где уж он его взял, но то чуть ли не теплый был, да с хрустящей корочкой. Во вторых, здоровый кусок зажаренной баранины. Хорошо, что я не сторонник ПП, иначе я бы плюнула на все свои принципы и все равно съела бы все до последней крошки. Ну и картошечка, рассыпчатая да с маслицем, мня-мня-мняшечки!

— А почему не репа? — спросила, припомнив что-то из представлений о быте славян.

— Потому что картошку выращивать проще и выгоднее, — сообщил Змей. — Ну, рассказывай, кто такая и откуда взялась?

— Павлина Радостева, — снова представилась я, — попаданка.

— Давай-ка подробнее попаданка, пока чай пьем.

Ну, чай был, конечно, не чаем, а отваром из трав, но тоже очень вкусным и с медом. Кружка была большой так, что держать ее приходилось двумя руками, зато и пить можно было долго. Змей, кстати, ел аккуратно, хоть у него и “лапки”, и полотенце дал чистое и свежее, чтоб от жира вытираться, благо, что с таким ужином можно без приборов обойтись, поэтому ели мы руками. Впрочем, я привыкла уже в походах так питаться.

Прячась за кружкой, рассказала все, как попала сюда, как обряд прошла, как теперь выход ищу. Татуху показала, которая после пожара видимо устыдилась и присмирела.

— Сожжет, — подтвердил Змей, осмотрел своенравное украшение. — Обряд на Купалу силу имеет большую.

Если до этого у меня была какая-то надежда, что не может это все правдой быть наверняка разная нечисть меня просто запугивает, о сейчас внутри все оборвалось.

— И что делать?

— С мужем полюбовно договариваться, чтоб обратно метками поменяться.

— Поменяться? Я ему никаких меток не ставила, — поспешила откреститься я.

— Связь-то брачная, обоюдная. Если бы ты к нему ничего не чувствовала, знаки бы не появились. На тебе его знак, а на нем — твой. Со своим-то можно справиться, а вот чужой бунтовать будет, тем более, что ты думаешь, что к мужу ничего не испытываешь.

Ну, насчет “ничего” это неправда, на самом деле испытывала я много чего — и злость, и обиду, и любопытство, и женский интерес, но вот любви там точно не было.

Да и как можно полюбить человека, которого ты и видела-то минут десять, а потом он тебя в лесу бросил?

А без любви я замуж не хотела. То есть хотела, конечно, и готова полюбить любого, даже такого, как Олег, мой бывший. И понимала ведь, что чувств-то особых к нему не было, но старательно убеждала себя, что мы отличная пара. А может и хорошо, что его родители не дали нам глупостей наделать. Иногда представляла себе, что тут рядом со мной не Маркиза, не леший или волк, а Олег, и понимала, что не надо мне такого счастья. Мои друзья терпеливо сносили мои оплошности и истерики, прощали глупости и позволяли мне быть другой. Такой, какой мне всегда хотелось — немного шальной, не думающей о последствиях, не улыбающейся через силу. Я пробовала новое, преодолевала страх и смело бросалась в гущу событий, а не отсиживалась за спиной подруги, выходя на сцену, только если требовалось проявить благоразумие.

Я не была тут правильной, учтивой и воспитанной, мне позволяли быть бесшабашной дурочкой, и это приносило огромный кайф. Кажется, теперь я понимаю Милку и то, почему она не то, что увлекается танцами, она проваливается и растворяется в них, они — та ее реальность, где она может быть настоящей.

Осознать-то все это я осознала, но вот что с этим знанием делать, особенно когда у меня на руке, можно сказать, метка смерти?

— Сколько у меня есть времени? И как мне отсрочить, — я сглотнула и все-таки сумела произнести это, — свой конец?

— А кто ж его знает? — Горыныч совершенно не хотел утешить, а лучше помочь деве в беде.

У-у-у, драконище трехголовое, знаем мы вашу породу — лишь бы все на мимо проходящего рыцаря спихнуть. Да только это Тридевятое, а рыцари на Алазаре только где-то во втором десятке водятся, да и там не царства, а так, княжества махонькие, никак не могут промеж себя решить, кто они и чего им надо, всех занятий что воевать друг сдругом. А что, тоже хорошо, взял в руки вилы, все, считай рыцарь, лук добыл себе — дворянин, ружье достал — принимай графский титул. Помер? Ну так титул освободился, зато похоронят с почестями.

А коли рыцари измельчали, придется рассчитывать на себя. Ну и на мудрый совет Премудрой, которую еще найти надо. Шикнула на татушку, которая что-то робко попыталась возразить, мысленно напомнила ей о ее недостойном поведении и ответственности за порчу имущества и обратилась к Змею:

— Уважаемый Змей Горыныч, вы меня поймите правильно, я ко многому тут успела привыкнуть, но мысль о собственной смерти вызывает у меня неприятие. И я так думаю, что из-за этого у меня в голове мутиться и помрачнения находят.

А что, хорошо же я все обосновала? Это не я психопатка, это на меня так безысходность влияет. Это пусть другие в баню идут, моются, чистое надевают и под образа ложаться, а я дитя 21 века, у меня жажда жизни в крови, а мысли о конце все тормоза срывают и на глупости толкают. Вот разберусь со всем и снова стану примерной кропотливой работницей.

Ну, постараюсь.

Может быть, но не наверняка.

Намедни увидела, как это со стороны выглядит, таких, как я кропотливых да старательных в селении пара десятков была. И все талантливые ведь, Марья сказала, что не абы кого, а мастериц и искусниц собирали. Но они-то ладно, под внушением, а я-то чего сама себя взаперти держала, людей сторонилась? Милка же меня на мероприятия свои чуть не силком таскала, а я все брыкалась — “ой, не троньте меня, у меня дела, работа-забота!”.