Операция "Ловец Теней" (СИ) - Март Артём - Страница 1

— Только тронь, — сказал черноволосый, пригрозив Уткину пальцем, — только попробуй…

Ну я, собственно говоря, и попробовал. Я тут же схватил старшего лейтенанта за выставленную руку, заломил ее, одновременно пнул под колено. Офицер рухнул на землю.

— Берем их! — крикнул я, когда оказался на спине черноволосого.

Уткин среагировал быстро. Он обхватил шею белобрысого могучей рукой и просто завалил его на землю, как ребенка.

Остальные погранцы налетели, стали вытаскивать из кобур офицеров их пистолеты.

— Ах ты… Ах да ты даже не поймешь, во что ввязываешься… — шипел подо мной черноволосый.

Его фуражка упала в пыль, обнажив блестящую от черных волос голову.

— Все, боец! Ты у меня на губе сидеть будешь! Под трибунал пойдешь!

— Молчите, — сказал я сурово, — не усугубляйте свою ситуацию.

— Кто тут усугубляет, так это ты! — прорычал черноволосый, а потом принялся плеваться земляной пылью, попавшей ему в рот и нос.

— Всех! Ть-фу! Всех пересажаю! Все будете у меня на нарах сидеть! — не унимался старший лейтенант.

А вот рыжий лейтенант был гораздо спокойнее. Он не бушевал и даже почти не сопротивлялся погранцам. Казалось, просто принял свою судьбу и все. Он спокойно лежал на земле, пока Матузный вязал ему руки за спиной.

— Тихо ты, Ваня… — заговорил он вдруг, — пусть свое дело делают. Не нагнетай.

— Это я-то нагнетаю⁈ Это они нагнетают! Вот что они делают! — кричал черноволосый, которого назвали Ваней, — ни черта вы не знаете, погранцы! Только под ногами путаетесь! В земле копаетесь!

Слова старшего лейтенанта просто кричали о том, насколько уязвлена его офицерская гордость. Причем вел он себя так, будто с документами у него был не просто полный, а полнейший порядок.

Возмущение его было настолько искренним, настолько убедительным, что у Матузного и у Малюги, который вязал ему руки, в глазах даже заплясало сомнение.

— Когда во всем этом деле разберутся, вы у меня на губу пойдете! Все вчетвером! — орал старший лейтенант.

Я вздохнул. Опустился к нему и негромко проговорил:

— Молчите. Говорить будете, только когда спросят.

— Ах ты… — стиснул зубы старлей.

— Ваня… — остановил его лейтенант, — послушай сержанта.

Старлей резко обернулся к своему приятелю. Уставился ему в лицо злобным взглядом.

— Хватит, — сказал ему белобрысый. — Мы уже попались. А ведь я предупреждал, что торопиться не надо.

Старлей глубоко дыша, возмущенно приоткрыл рот. Приоткрыл так, будто хотел что-то сказать, но промолчал. Он только отвернулся от лейтенанта и сухо сплюнул. Принялся бормотать что-то невнятное.

Некоторое время нам потребовалось на то, чтобы обыскать обоих. У лейтенантов при себе и правда не было никаких документов. Мы изъяли два пистолета, две авторучки, пустую тетрадь и исписанный блокнот. Почерк в нем оказался размашистым и неразборчивым. Почти врачебным.

Во время всего обыска белобрысый лейтенант молчал. Черноволосый, напротив, постоянно огрызался. Отпускал пограничникам колкости и злобно обещал им печальную расплату, когда «там разберутся».

Я видел, как молодые погранцы все сильнее нервничают от слов старлея. Все сильнее напрягаются. Становятся злее. Создавалось такое впечатление, будто бы он намеренно их провоцировал. Будто бы понимал, что арест мы совершили по всем правилам. Совершили настолько четко, что и придраться не к чему.

А старлей очень хотел придраться. И потому сам пытался создать такой повод. Надеялся, что кто-нибудь из погранцов сорвется.

— Не слушать его, — приказал я тогда наряду, — всем делать свое дело.

Когда из колокола, что висел недалеко, на столбе связи, донесся трубный вой, я понял — нас вызывает застава.

Я отправил Уткина связаться с нашими. Когда он вернулся, сказал:

— Поступил приказ этих двоих доставить на заставу. Тревожная группа выдвинулась. Нам приказано охранять нарушителей.

— Тоже мне… — зло усмехнулся черноволосый старлей, — нарушители…

— Молчите, — холодно сказал я ему, а потом обратился к Уткину: — Добро. Слушай мою команду: всем сохранять спокойствие и бдительность. Ждем тревожку.

И тревожная группа Черепанова, и мой наряд прибыли на заставу в тяжелом молчании. Все были мрачными, словно грозовые тучи. Не менее угрюмым оставался и черноволосый лейтенант, который отказался сказать нам имя и фамилию, когда его пытались об этом спросить.

А вот белобрысый вел себя иначе. Хотя он тоже отказался представляться:

— У начальника своего спросите, — только и ответил он беззлобно.

Тем не менее лейтенант, казалось, оставался совершенно безразличным ко всему, что произошло. Не выражал он ни гнева, как его «коллега», ни какого-либо страха, ни, тем более, раскаяния. Короче, видно было, что оба офицера совершенно не чувствовали за собой никакой вины.

Уже на подъезде мы увидели у ворот заставы чужой УАЗик. Видимо, кто-то приехал из отряда. Это обстоятельство меня насторожило.

Когда шишига заехала во двор, офицеры нас уже встречали. Я нахмурился, когда увидел, что у ступеней заставы стоят Таран и… начальник отряда подполковник Давыдов. Собственной персоной.

Шишига замерла во дворе, и мы принялись выгружаться. Стали вытягивать из кузова наших нарушителей границы. Подвели их к офицерам.

Черепанов, как старший по званию и командир тревожки, отрапортовал Тарану о произошедшем.

Я глянул на начальника. Взгляд его на одно единственное мгновение скакнул на меня. И показался мне странным. Таран быстро спрятал глаза — просто глянул обратно на чеканившего доклад Черепанова.

Но я успел заметить кое-что странное — Таран явно был растерян. Удивлен. Я бы даже сказал, чем-то ошарашен. Это обстоятельство насторожило меня еще сильнее.

Тем временем я почувствовал на себе еще один взгляд. Понял, что это смотрит на меня Давыдов.

Подполковник, в отличие от Тарана, взгляда от меня не прятал. И в его глазах читалось кое-что другое — какое-то… странное чувство вины? Но за что? За какое такое деяние Давыдов ощущал себя виноватым перед нами?

Таран выслушал доклад Черепанова. Глянул на Давыдова.

Тот вздохнул. А потом вдруг обратился к пойманным нами лейтенантам.

— Я правильно понимаю: старший лейтенант Лазарев и лейтенант Вакулин?

— Так точно, — самодовольно, с ухмылкой, сказал Лазарев.

— Так точно, — проговорил Вакулин ровным тоном.

Начальник отряда больше ничего у них не спросил. Ничего им не сказал. Он только вновь глянул на Тарана. Во взгляде созрел немой приказ. И Таран ему подчинился:

— Освободить им руки, — сказал Таран жестко. — И верните личное оружие.

На миг во дворе заставы повисла гнетущая тишина. Пограничники принялись удивленно, но украдкой, переглядываться.

Черепанов нахмурился. Открыл было рот, но ничего не сказал.

— Есть какие-то вопросы? — спросил Таран, тщательно пряча от меня взгляд.

Он явно боялся на меня посмотреть. Что-то, по какой-то совершенно непонятной причине тяготило старшего лейтенанта. А еще мне было решительно непонятно, что вообще происходит.

И тогда я принял решение разобраться во всем. Найти способ, чтобы понять, какая такая игра тут ведется. Что это за загадочные офицеры-нарушители?

— Никак нет, — выдохнул наконец Черепанов. Обернулся к погранцам. — Вы слышали приказ? Выполнять.

Матузный с Уткиным освободили загадочным лейтенантам руки.

Белобрысый, которого назвали Лазаревым, глянул на меня. А потом беззвучно, одними только губами, кое-что мне сказал.

Я смог прочитать по губам.

«Я же говорил» — означала его беззвучная речь.

— Товарищи офицеры, и вы, товарищ подполковник, — сказал Таран, — прошу, пройдемте в канцелярию, чтобы поскорее уладить это дело.

— Да че за чертовщина тут творится? — прошептал Малюга, наблюдая за тем, как лейтенанты всходят по ступеням Шамабада. — Какого черта? У них же с собой ни пропуска, ни удостоверения личности!