"Санта-Барбара". Компиляция. Книги 1-12 (СИ) - Крейн Генри - Страница 58

«Таким образом, — подумала миссис Кемптон, — вернулся женишок. Пять лет тюрьмы — это слишком маленькая цена за убийство. Но для невиновного это много».

Кемптон остановила свой вентилятор.

— Сенди, передайте мадам Локридж вот этот флакон с духами. — И уже прямо обратилась к вызывающей столько неудобств клиентке, которая никак не хотела уходить: — Дорогая Аугуста, это последняя новинка. "Van Cleeb$1 — настоящее чудо. Да, а… этот Джо Перкинс… Когда его посадили в тюрьму, кажется, пять лет назад?

— Пять, Памелла.

— Значит, совсем недавно.

Жара, испепеляющая город, спала, и жизнь в Санта–Барбаре обрела свое обычное течение. Люди задышали легкой прохладой, деревья снова зашелестели листвой. Мейсон медленно въехал в фешенебельные ворота, которые мягко закрылись за ним, и направил свою машину к первому гаражу, показавшемуся ему свободным. Он не собирался никуда сегодня вечером. Прошедший день был для него тяжелым, и, кроме того, назавтра была официально назначена свадьба его сестры. Конечно, семье он будет нужен. Мейсон, бурча что‑то себе под нос, поспешил наверх, преодолевая по две розовых ступени парадной лестницы. Ближайшее вхождение Питера в семью и возвращение Джо Перкинса — эти два важных для семьи события для него ничего не меняли.

Большими шагами он пересек просторный зал для приема, едва кивнув на приветствие Розы и Филиппа, и направился к кабинету отца.

Тяжелый занавес из листвы деревьев за окном почти не пропускал света в это время суток, и поэтому Мейсон удивился, что отец не зажег настольную лампу. Нависая тенью над массивным столом, он казался призраком в полумраке просторного кабинета.

— Мейсон, ты ничего не знаешь? — Отец, казалось, только и ждал его.

— Джо Перкинс возвращается, папа.

— Хороший подарочек к свадьбе твоей сестры Келли. Да и для нас всех. Я не думал, что это наступит так скоро.

Мейсон потянулся к выключателю, и свет залил комнату. Сын не мог объяснить отцу, что он был в курсе освобождения Джо Перкинса под честное слово. Он узнал об этом несколько дней назад и напрасно спорил с судьей, который предоставил Джо эту возможность. Ченнинг–старший никогда бы не понял его. Ведь Кепфелл привык всегда побеждать.

— Он был освобожден под честное слово, папа. Случается, что заключенных отпускают за примерное поведение.

— Да, да. Случается, мой мальчик. Он уже вышел из тюрьмы, а посадили его словно вчера. Всякий раз, когда я вхожу в этот кабинет, я думаю о твоем брате, думаю с гордостью и печалью. Но сегодня мне стыдно; не нужно было выпускать его убийцу так рано, не нужно было этого делать, Мейсон! Нельзя допустить, чтобы праздник Келли был испорчен. Как никто другой, она имеет право на счастье.

— Она уже знает, папа?

— Нет, сын. И, слава Богу, что в ее жизни есть другой.

Ченнинг Кепфелл–старший резко, словно встрепенувшись, выпрямился и снова стал неоспоримым шефом, руководителем предприятия Кепфелл.

— Если когда‑нибудь Перкинс придет сюда, если он снова выкинет какой‑нибудь номер с Келли…

— Согласен, папа.

— Из‑за этого подонка я уже потерял сына. Я не собираюсь терять еще и дочь,

И снова плечи его опустились, и тень наплыла на скорбное лицо.

— Я до сих пор не могу смириться с мыслью, — приглушенным голосом сказал он, — что Ченнинга, моего сына, нет с нами. Ведь он уже достиг высот, он был гордостью всего края! Страшно подумать, что человек может потерять все, что имеет, все самое дорогое.

Было очевидно, что отец больше его не видит, что пород ого глазами стоит лишь Ченнинг, который даже после смерти не уступил своего места в сердце отца. Старая ревность больно отозвалась Мейсоне. Он раздраженно фыркнул:

— Папа, мы все с тобой здесь: Тэд, Идеи, Келли, я. Не забывай об этом…

Совсем в другом месте, в другом мире, состоящем из плохо мощеных плит и скверных стен, молодой человек с серыми, полными горечи и усталости глазами слушает, что говорит другой.

— Джо, чтобы тебе было ясно. Освобождение под честное слово — это свобода на кончике нити: нить рвется, и ты падаешь. А свобода — это тяжелая ноша. Ты молодой, неглупый, Америка — большая; ты можешь начать жизнь заново. Но не в Санта–Барбаре, и уж во всяком случае, не с Келли Кепфелл. Тебе не позволят этого сделать.

— Я знаю, Уорден. Но речь идет не о Келли. Мне нужно узнать, кто убил ее брата. Мне нужно найти того, по чьей вине я провел в тюрьме эти пять лет. Того, на чьем месте я оказался.

— Значит, не понимаешь. Достаточно правонарушения. Кому‑то может не понравиться твоя прическа — и ты снова здесь. И черт знает на сколько лет!

— Ты прав, Уорден. Я буду об этом помнить. До свидания.

Старший охранник вздохнул, глядя вслед Джо, который тяжело шел вдоль высоких стен крепости, и закрыл кованую дверь. Он ему нравился, этот Джо Перкинс. Ему хотелось верить, что он долго будет его вспоминать.

Перейдя через дорогу, Джо оказался в квартале, здания которого предназначались для родственников и друзей заключенных, приехавших их навестить. В глубине большой автомобильной стоянки был расположен гараж–мастерская, где можно было починить спущенное колесо, можно было перекусить. Там же расположился недорогой мотель, плюс два или три полужилых дома, назначение которых определить было трудно. «Возможно, здесь когда‑то размещался публичный дом, услугами которого пользовались те, кто выходит из тюрьмы на побывку, — подумал Джо, — а возможно, это просто крестьянские дома, жители которых перебрались в город».

Здесь же была стоянка автобуса, идущего в центр города, а в центре Джо надеялся через систему автобусов фирмы "Greyhound" добраться до Санта–Барбары. Внезапно молодой человек почувствовал слабость и головокружение. Старший охранник сказал, что свободу будет тяжело нести. Ему показалось, что всем своим весом она сейчас навалилась на него. Свобода, о которой мечталось в камере, была долгожданной и казалась легкой, как бабочка, но вдруг крылья этой бабочки странно потяжелели: ей снова надо было научиться летать.

Возвращение в Санта–Барбару Джо считал для себя непосильной задачей. Жизнь в тюрьме состоит из одних и тех же маршрутов и представляет собой замкнутый круг: полное содержание, еду по часам и заботу о тебе со стороны других. Опытные рецидивисты, жестокие гангстеры становились в тюрьме полностью инфантильными с утра до вечера, и даже ночью, ими управляли другие.

Отныне Джо опять должен будет все решать сам. Такие простые вещи, как садиться в автобус, переходить дорогу, казались ему неимоверно сложными. Обессиленный, он опустился на скамейку, вделанную в мостовую, и тут же вскочил в страхе: а имеет ли он право сидеть на ней, не спросив ни у кого разрешения? Действительно, начинается вторая жизнь.

Чтобы обрести спокойствие, молодой человек решил думать о Келли. Но из этого ничего не получилось. Он, проведший пять лет в ежедневном размышлении о ней, исписавший не одну тетрадь в тайной надежде, что она когда‑то их прочтет, теперь не мог вспомнить даже ее лица, даже ее силуэта. Другое лицо пришло ему на память. Лицо очень нежное, с любящими глазами, которые понимали все. Это было лицо его матери. Он не захотел предупреждать ее о дне своего освобождения, хотя она наверняка приехала бы к нему и своей бесконечной нежностью помогла бы вернуться в прежний мир, как будто бы Келли не предала его, как будто бы тюрьма вообще не существовала.

Но тюрьма была, со своими гранитными стенами, со своими особыми законами, и она еще долго останется внутри него, останется в его воспоминаниях. Разве мог принять он здесь свою мать, когда сам бродил, словно сомнамбула, переполненный отвращением к своему прошлому.

Он выбрал самый безлюдный маршрут: ему не хотелось, чтобы кто‑то видел, что творится в его душе. Добравшись до города, Джо поспешил к путевому справочнику. В то время как он пытался расшифровать расписание движения автобусов на Санта–Барбару, Санта–Монику и Лос–Анджелес, рядом с ним произошло какое‑то людское движение, и чужая рука схватила его за запястье. Какой‑то верзила тащил его к другим щитам с расписанием движения автобусов. От них не отставали еще два типа с красными лицами, казалось, слегка подвыпившие.