Ленька-карьерист (СИ) - Коллингвуд Виктор - Страница 3

— Товарищ Поплавский, позвольте мне подобрать обоснование и представить вам все в письменном виде.

Главный инженер устало кивнул, и в тот же вечер я отправился в институтскую библиотеку. В тихом, пахнущем пылью и старой бумагой читальном зале я зарылся в подшивки старых технических журналов, и вскоре нашел то, что искал.

В журнале «Электричество» № 1 за 1882 год я нашел статья о «Способе соединения и разъединения металлов действием электрического тока», запатентованном инженером Николаем Николаевичем Бернадосом. Я впился в текст, в чертежи…. и все понял.

Бернадос, опередивший свое время гениальный изобретатель, использовал для сварки угольный электрод. Дуга горела между этим угольным стержнем и свариваемыми деталями, а в пламя подавалась присадочная проволока. Но при этом расплавленный металл шва неминуемо насыщался углеродом из электрода, становился хрупким, как чугун; ну а кроме того, он окислялся кислородом воздуха. Именно поэтому шов и получался пористым и слабым. Мне же, как и любому существу мужского пола из 21 века, было прекрасно известно, что нужно было использовать не угольный, а металлический электрод, и, самое главное, — защитить сварочную ванну от воздуха. Сделать это можно было с помощью специальной обмазки, нанесенной на электрод. При горении дуги эта обмазка плавится, создавая вокруг капли расплавленного металла газовое облако и слой жидкого шлака, которые, как панцирем, защищают шов от окисления. Правда, химического состава флюса я не знал, но ведь очевидно же, что можно воспользоваться богатым опытом металлургии, позаимствовав флюсы, применяемые при плавках стали. А там, «методом тыка», подберем наилучший состав для электрода!

Вооружившись этим знанием, я написал толковую докладную на имя Поплавского. Правда, имелись у меня сильные подозрения, что Ян Казимирович, скорее всего, отправит мою бумагу «под сукно», завалив ее бездной разного рода срочных распоряжений и циркуляров. Поэтому, чтобы ему думалось бодрее, я перешел в контрнаступление, начав настоящую пропагандистскую кампанию в поддержку технологии электросварки. Я выступал на комсомольских собраниях, в цехах, рисовал на доске схемы, объяснял на пальцах.

— Товарищи! — говорил я рабочим. — Нам говорят, что сварка — это ненадежно. Это ложь! Это говорят те, кто цепляется за старое, кто боится нового! Они ссылаются на опыт тридцатилетней давности, на аппарат Бернадоса. Но техника не стоит на месте! Мы, советские инженеры, советские комсомольцы, должны идти вперед!

А затем рассказывал им о своей идее металлического электрода в защитной обмазке.

— Представьте себе, — говорил я, — электрод, покрытый специальным флюсом, как конфета глазурью. При горении дуги этот флюс создает защитную атмосферу! Он не дает кислороду проникнуть в металл, и шов получается не хрупким, а прочным, вязким, однородным! Таким швом можно сваривать не ведра, а котлы паровозов, корпуса кораблей, броневые листы танков!

Мои слова находили отклик. Рабочие, уставшие от адского грохота клепки, от тяжелого физического труда, слушали меня с надеждой. Комсомольцы, жадные до всего нового, прогрессивного, поддерживали меня с восторгом. Кроме того, ведь от выполнения плана зависели еще и премиальные выплаты работникам, так что их интерес был совсем не абстрактным.

Через неделю моя компания сработала. В конце смены, когда я уже закончил уборку рабочего места и собирался идти в раздевалку, меня выловила секретарша.

— Ян Казимирович ждет вас! Он у себя! — сообщила она.

Поплавский действительно был в своем кабинете. Несмотря на настежь открытое окно, в которое залетал тополиный пух, накурено у него было — хоть топор вешай. Сам Поплавский, нахмурившись, как раз читал мою записку.

— Садись! — не глядя на меня, буркнул он, продолжая читать. — Хм… обмазка… контроль качества… — бормотал он, ногтем подчеркивая те или иные слова в тексте. — А ты, я вижу, парень, не только языком молоть умеешь. Откуда такие познания?

— В институте проходим, товарищ начальник. И в иностранных журналах читаю. Техника не стоит на месте!

— Это верно, — согласился он. — Но все это… слова. Теория. А на практике кто это будет делать?

— А вот для этого, — сказал я, — я и предлагаю создать на заводе постоянно действующую группу. Назовем ее… «Бригада рационализаторов коммунистического труда». Или просто — БРКТ. Мы, комсомольцы, студенты-технологи, вместе с вашими лучшими мастерами, будем отрабатывать новые технологии. Не только сварку, но и пневматический инструмент, и новые методы обработки металла. Будем проводить опыты, испытания. И то, что окажется лучшим, самым эффективным, — внедрять в производство!

— БРКТ… Ну что же, хорошо звучит, по-революционному. Ладно, Брежнев. Убедил. Пиши свою заявку. Попробую я ее директору на стол положить. Может, и вправду что-то путное из твоей затеи выйдет.

Итак, я добился своего. На очередном техническом совете, под давлением парткома и комсомольской организации, было принято решение: дать моей идее шанс, создав ту самую «бригаду рационализаторов» и провести эксперимент. Сварить два одинаковых образца — один по старой технологии, с угольным электродом, другой — по новой, с моим, «усовершенствованным». А потом — испытать их на прочность.

Эксперимент был проведен и закончился успехом. Конечно, было понятно, что это — только начало. Впереди — месяцы опытов, неудач, борьбы с консерватизмом. Изучением электросварки должен заниматься научно-исследовательский институт, чтобы подобрать техпроцессы для разных марок сталей, разных условий сварки, и так далее. Надо еще разработать и точечную сварку, и сварку на полуавтоматах, и сварку трением… Но для меня важно было именно запустить этот процесс, показать путь к будущему. И это будущее, шипя и разбрызгивая снопы искр, уже рождалось здесь, в этом гулком, прокопченном цеху харьковского завода.

О бригаде рационализаторов коммунистического труда вскоре стало широко известно. Про нас писали газеты, к нам стали приходить рабочие и технические специалисты из других предприятий. Кроме электросварки, мы смогли разработать несколько вариантов ручного инструмента, в частности — углошлифовальную машину на пневмоприводе.

Однажды, в жаркий июльский день, когда я снова, уже в сотый раз, рассказывал о металлическом электроде, к нам подошел молодой человек, которого я раньше в цеху не видел. Он был худощав, высок, с копной непослушных светлых волос и очень серьезными, умными глазами, которые с любопытством смотрели на меня.

— Простите, что вмешиваюсь, — сказал он, немного застенчиво. — Я случайно услышал ваш разговор. Вы говорили об электросварке ответственных конструкций?

— Говорил, — кивнул я.

— Мы — группа студентов из Киева! — пояснил он. — У нас на ХПЗ практика. Я учусь на «двигателях», и меня очень заинтересовала ваша идея.

— Отлично! Пойдемте, я вам покажу.

Я повел его в наш уголок, где мы с ребятами проводили свои опыты. У нас уже был сварочный аппарат и несколько электродов, которые мы сделали сами, обмазав их смесью мела, жидкого стекла и толченого марганца.

— Петренко, покажи товарищу, как это работает!

Молодой рабочий надел защитные очки, маску, и зажег дугу. Синее, шипящее пламя осветило наши лица. Петренко медленно повел электродом, сплавляя два куска металла.

Киевляне стояли рядом и, затаив дыхание, смотрели на ровный, дымящийся шов, который оставался за моим электродом. Они, как будущие настоящие инженеры, сразу оценили всю элегантность и мощь этой новой технологии.

— Невероятно… — прошептал молодой человек, когда сварка была закончена. — Шов получается идеальный. Чистый, плотный!

Он взял молоток и с силой ударил по шву. Металл гулко отозвался, но шов даже не треснул.

— А ведь это… это же революция, товарищ Брежнев! — сказал он, и его глаза горели восторгом. — Революция в металлообработке!

— Пока еще не революция, — усмехнулся я. — Пока это только маленький опыт, самое начало. Но я думаю, у этой технологии большое будущее.