Веретено - Позднякова Александра - Страница 13

– Может, потому, что и от самого человека зависит: хочет он жить или нет. А может, ещё по каким причинам. Разумение человека всегда меньше божественного, и у меня не на все вопросы есть ответы. Я просто знаю, что должна делать то, что могу и умею. Но не всё зависит только от меня.

– Как тогда с Бруно?

– Да, тогда от меня зависело только, сколько он будет мучиться.

Ольгерд пытался осознать всё это. Чай был ещё тёплый, и кружка приятно согревала его пальцы в прохладный звёздный вечер. Рядом была мама, и было хорошо…

*

И вот восемь лет спустя он стоял напротив внимательно изучающего его графа. Юноша не мог встретиться с ним взглядом – не выдерживал. Ему казалось, что стоит только посмотреть тому в глаза, как граф всё поймёт: и то, что он не немой, и то, что он сын знахарки, и то, что боится его до дрожи в коленях.

– Откуда ты? – спросил граф.

Ольгерд неопределённо мотнул головой в сторону.

– Родители умерли?

Юноша кивнул.

– От чего? Убили?

Ольгерд замотал головой и несколько раз кашлянул в руку.

– Чахотка, – понял граф.

Ольгерд согласно кивнул.

– Ясно. В замок к лекарю чего не пришли лечиться?

Ольгерд пожал плечами.

– Знахарку звали?

Юноша испуганно посмотрел на него.

– Да не бойся ты. Ты же не знахарка. Понял, что пытались лечиться у проклятых. Вот потому что бабы эти – лгуньи, охочие до денег бедного люда, ненавижу их! К лекарю пришли бы – живы остались.

Ольгерд выдохнул. Слава Пряхе, не догадался граф.

А тот принял вздох облегчения за согласие и сожаление.

– Значит, ты меня понимаешь. И помогать мне будешь. Будешь ходить по деревням: на рынки там заходить, в тавернах стаканчик пропустить – и прислушиваться, приглядываться. Когда люди поймут, что немой ты, будут более свободно при тебе говорить. А ты и слушай. Особенно про то, кто к травницам, знахаркам, колдуньям обращается… Да и потихонечку выслеживай, где этих баб найти можно. Потом вместе за ними ходить будем.

Ольгерд слушал, покорно опустив взгляд и сложив руки в замок впереди.

– Твоя задача за один оборот луны вывести меня хотя бы на одну мерзавку. Справишься – будешь сыто жить. Ну а нет…

Ольгерд снова испуганно посмотрел на своего нового хозяина.

– Ну, этого лучше тебе не знать. Ладно, иди. Завтра поговоришь с Ивоном – тем, что приводил тебя в чувства. Он тебе объяснит, где что делать и как искать.

Ночью Ольгерд проснулся от давнего кошмара. Рука с ножом летела прямо ему в лицо, и животный испуг парализовал не только его тело, но и дыхание. Он резко сел на лежанке, судорожно хватая ртом воздух и пытаясь понять, где находится. Кровь стучала в висках, и совершенно онемели пальцы. Через несколько минут, отдышавшись, как учила мама, он пришёл в себя. Снова лёг и уже совсем тихо заплакал. «Мама… Мамочка… Как мне тебя не хватает… Матушка Великая Пряха, пошли мне защиту!»

Юноша плакал, а перед глазами, пусть и меньше, пульсировал тягучий, липкий, густой серый страх. Это состояние было с ним всю жизнь. И даже когда мама пыталась излечить его от приступов непереносимой тревоги, становилось легче на какое-то время, но потом всё повторялось.

Отвлекаться получалось тогда, когда мама обучала его целительству. Рассказывала, какие травы от каких хворей помогают. Когда для выздоровления больному нужно вообще не давать еды, а только отвар или воду. Куда накладывать пальцы, когда человек сходит с ума от боли в голове. Каждое её слово было пропитано такой любовью и терпением к людям, к их телам, к их судьбам, что Ольгерд как будто окунался в это облако любви и грелся в нём.

Но однажды он увидел ужасное: как мама убила человека.

Лесника Бруно тогда принесли сыновья. Ольгерд с матерью только вернулись из леса с полными корзинками грибов, а Ральф и Руперт сидели с отцом на руках прямо на траве у крыльца. Из живота Бруно хлестала кровь.

Мать передала корзину Ольгерду и велела парням быстро заносить больного в дом, класть прямо на длинный стол.

– Жди здесь, – приказала она сыну, забегая на крыльцо.

– Что? – спросила знахарка, отрезая ножом лохмотья рубахи лесника.

– Кабан подрал на охоте, – ответил старший, Руперт.

Она обтёрла края раны влажной чистой тряпицей. Взглянула на лицо и отодвинула веко большим и указательным пальцами. Зрачок двигался из стороны в сторону, ни на минуту не останавливаясь. Знахарка приложила ладонь ко лбу Бруно, и в этот момент из уголка его рта потекла струйка крови. Он закашлялся, но глаза не открыл.

– Его не спасти, – бесцветным голосом сказала целительница.

Парни угрюмо посмотрели друг на друга. Потом на неё.

– Ему сейчас очень больно. Глаза двигаются – значит шок ещё недостаточно сильный, чтобы отключить все чувства. Единственное, чем могу ему помочь – быстро прекратить его мучения. Но решать вам.

Парни одновременно втянули воздух и, казалось, перестали дышать. Они понимали, что если эта знахарка говорит, что отец безнадёжен, значит, спасения действительно нет.

– А если нет? – спросил Ральф. – Сколько он протянет?

– До темноты или, возможно, ночью отойдёт. Но всё это время будет мучиться. Очень сильно.

Руперт встал.

– Прощаемся, брат. Он бы хотел уйти без мучений.

Сыновья подошли к отцу.

– Он нас слышит? – спросил старший.

– Душа точно услышит, – ответила женщина и отошла подальше, чтобы не мешать прощаться.

Руперт наклонился к отцу и что-то ему прошептал. Поцеловал в лоб и отодвинулся в сторону, пропуская брата. Ральф, такой же здоровый, как брат, тоже наклонился, но произнести ничего не смог. Рыдания душили молодого парня. Он пытался сдерживать их, и только слёзы текли ручьями. Затем он встал на колени у стола, взял руку отца в свою и прислонился к ней лбом. Плечи его подрагивали. Брат подошёл и положил руку на его спину.

Знахарка в это время отвернулась к окну, ожидая, когда сыновья простятся с отцом. Взгляд её не был сфокусирован – она молилась Великой Пряхе, готовясь проводить к ней умирающего. Ольгерд заметил в окне мать и помахал ей.

– Пора, – услышала знахарка голос Руперта и повернулась к братьям.

Ольгерду показалось, что мать кивнула ему, чтобы заходил, и он поспешил в дом.

В это время она подошла к Бруно и большим пальцем надавила ему на жилку у основания шеи.

Ольгерд вошёл как раз тогда, когда нога лесника дёрнулась, а мать держала руку на его шее. Но она не помогла ему, а ещё сильнее надавила, и человек испустил последний выдох.

Глаза Ольгерда расширились от ужаса, и он бросился из избы.

Мальчик бежал, задыхался, руки болтались чужими плетьми, а ноги запутывались в траве. Он слышал, как мама кричала ему, просила остановиться, но дикий страх гнал его прочь.

В какой-то момент он почувствовал, как кто-то хватает его за руку, и тело само разворачивается от рывка. Он увидел чудовище, которое вот-вот его сожрёт: огромная пасть раскрылась, а липкое щупальце уже затягивало его руку к себе в нутро. От шока мальчик потерял сознание.

Мать сидела на траве, обнимая Ольгерда, и качала его, тихо напевая:

Маленький мой мальчик,

Сладенький мой зайчик.

Мама обнимает,

Любовью исцеляет.

Солнышко родное,

Моё дорогое,

Ты дыши свободно —

Тело успокоит.

Мама обнимает,

Любовью исцеляет.

Наконец он открыл глаза. Увидел её лицо и улыбнулся. Но потом улыбка резко сошла с его лица, он сжался в тугой комок и испуганно выпалил:

– Мама, а ты правда убила того, кого к тебе принесли лечить?

– Он умирал, сыночек, – вздохнула мама. – Ему было очень больно, и он сильно мучился. Его было не спасти. Можно было только облегчить его страдания, прекратив их.

– Но ведь так нельзя! – вскрикнул Ольгерд и резко встал, отойдя от матери. – Это же живая душа! Нельзя! Нельзя убивать! А вдруг он бы выжил?! А ты ему не дала!