Выбери любимый жанр

Седьмая сестра - Ожигина Надежда - Страница 2


Изменить размер шрифта:

2

Машинист неразборчиво каркнул в динамике, поезд заскрежетал по рельсам, будто прорывался сквозь баррикады, отстреливаясь от бандитов, но главное – мы поехали.

После «Охотного ряда» толпа наконец поредела. Но парень стоял, руки в стекло, не желая выпускать меня из ловушки.

– Где вас можно услышать, Аля? – очень вежливо спросил Григ.

– В переходе на Казанском вокзале, – привычно сгрубила я.

Стану я рассказывать первому встречному, что лишь недавно закончила Гнесинку и пока не нашла работу мечты, перебиваясь халтурой! Я лабала в ресторанах, пилила в кафе, играла в случайных оркестрах, пятой скрипкой в девятом ряду. Даже в электричках иногда промышляла. И еле сводила концы с концами.

Григ усмехнулся, опустил руки. Жестом предложил присесть на освободившееся местечко, то самое, где так долго читал, не замечая давки. Я качнула головой и отвернулась к стеклу.

Стало свободнее, появился воздух. Вагон притих, отдыхая от склок. И послышалась долгожданная мелодия: шорох, гудение рельсов, отраженный от стенок туннеля гул. Так звучал лишь московский метрополитен, и я невольно задвигала пальцами, зажимая на грифе невидимки-струны.

В отражении я видела Грига: он стоял и, чуть склонив голову, удивленно следил за моей рукой. Потом вдруг снова коснулся стекла, ударил пальцами, снова и снова, выдал нервную дробь. Бит дополнил музыку поезда, скрип вагонов, сипенье дверей, объявление новой станции. Григ тоже слышал мелодию и украсил мои струны ударными.

Так мы стояли, беззвучно играя, словно на невидимой сцене, а потом вагон вдруг опустел. Я спохватилась, схватила кофр и птицей вылетела из дверей, чуть не пропустив «Комсомольскую». Закинула лямки за спину, сдвинула с шеи наушники, врубила «Грозу» Вивальди – самую подходящую музыку, чтобы шустро скакать по ступенькам, на ходу проверяя часы. Споткнулась, оглянулась на поезд и снова увидела Грига.

Он успел выпрыгнуть следом, прорвавшись сквозь строй пассажиров. Стоял на платформе и смотрел на меня с каким-то мрачным укором.

Я пожала плечами и побежала дальше. Некогда рефлексировать. Ночью подумаю о знойном красавце, услышавшем музыку московской подземки. Но до концерта всего два часа, и Элен меня точно убьет, если не успею переодеться. Такими халтурами грех разбрасываться, на такие свадьбы зовут нечасто!

Задыхаясь, я мчалась по Комсомольской площади в сторону Каланчевской улицы, под мост, под железную дорогу и дальше, туда, где стояла громадина гостиницы «Ленинградская».

2

Почему-то всегда при виде высоток перехватывало дыхание. Умели же строить люди! Сколько разных историй я слышала: и про зэков, и про тайный план Сталина по обороне Москвы, и про аккумуляторы магии, держащие купол над городом.

Теперь, вплотную подобравшись к гостинице, давно входящей в систему «Хилтон», я смотрела на нее снизу вверх, будто микроб на великана. Должно быть, с тех сказочных высей, из заоблачных далей под зеленым шпилем Комсомольская площадь казалась крохотной, а ведь ростом гостиница не задалась, самая низкая из «сестер», как называют сталинские высотки в путеводителях по Москве. Седьмая сестра. Младшенькая.

Я стояла, задрав голову, в ушах на репите гремела «Гроза» – Вивальди как никогда был в тему. Уникальная скрипичная партия, все мое тело плавилось, когда я слушала ее звуки. Каждый нерв резонировал и дрожал, будто натянутая струна.

Шпиль высотки приманивал и отталкивал одновременно, словно возносил в небеса и опрокидывал обратно на землю. Сквозь Вивальди прорывалась другая музыка: ветра, стали, бетона, кварцита, золота и керамики, сплетенных воедино чьей-то дерзкой мыслью, сотворившей чудо на разрухе и в голоде. Башня звучала, и мне захотелось вынуть скрипку из кофра, тронуть струны смычком и сыграть мелодию «Ленинградской».

Из массивной крутящейся двери выскочила Элен, такая чопорная в униформе, что мне захотелось смеяться.

– Алька, ты что застыла? Боже, в каком ты виде!

Элен ухватила меня за запястье и потащила в гостиницу. Вход как крыльцо русского терема: церковная роспись над головой, вращающаяся дубовая дверь, такая массивная, даже не верится, что способна стронуться с места! Настоящий портал в другую реальность.

– Знаешь, Элен, я читала…

– Да-да, эта дверь – шедевр, чуть ли не первая «вертушка» в Союзе. И ее разрабатывал целый НИИ. Я потом проведу экскурсию. Алька, поторопись. Концертное платье есть у тебя? Откуда ты взмыленная такая?

– В «Лужниках» была на прослушке. А где можно переодеться?

Внутри меня придавило роскошью. Будто попала в церковь. Все эти колонны и люстры, световой потолок и росписи, кованые решетки и витражи… Дом Господень, не человеческий. Как можно в этом жить?

– Видишь статуи львов? – шепнула Элен. – Жди меня возле правого.

Застучала по мрамору шпильками, зашептала что-то девушке в форме, томящейся за стойкой регистратуры. Та понимающе закивала.

Медленно я добрела до статуи, крутя головой во все стороны. Вблизи геральдическое кошачье, держащее в лапах щит, оказалось кем угодно, только не львом. Может, пантера? Или гепард? Явно нерусская морда, и щит у нее иностранный. На натертых до блеска лапах – внушительного вида когти, острые, даже на вид неприятные. Такими бьют в спину добычу, а потом догрызают клыками, с которых разве что слюна не течет. Еще одно украшение, неуместное в нормальной гостинице.

– Потрешь лапу – и желание сбудется, – хихикнула сзади Элен. – Это у нас примета на счастье, видишь, как полируют?

– Да в метро куча станций с такими приметами, – хмыкнула я в ответ. – Если на станции стоит статуя, обязательно у нее что-то затерто до дыр. Руки, ноги, носы собачьи.

Воспоминания о метро вызвали легкую дрожь, будто кто-то провел по спине до отвращения холодными пальцами. Ароматы потертой кожи, травы, парфюма и мужского пота. Жар чужого тела, тонкие губы, почти коснувшиеся мочки уха. Невероятно интимный, соблазнительный миг: я, закусив губу, касаюсь чужого лица и снимаю очки в невесомой оправе…

Под насмешливым взглядом Элен я потерла кошачью лапу, думая лишь о парне в метро, с которым вряд ли еще столкнусь, но который так же, как я, слышал музыку московской подземки. Статуя рыкнула в моей голове, тяжело, недовольно. Озлобленно.

Достали ее желаниями, работает без выходных.

– Идем уже, – протянула подруга, дергая меня за рукав. – Сначала покажу бальный зал. Когда будешь готовиться к выступлению, постарайся соответствовать антуражу.

Мы поднялись по лестнице, свернули – и снова попали в сказку: позолота, лепнина, колонны, росписи. Так и видишь здесь дам в пышных платьях и кавалеров во фраках. Впрочем, сейчас знаменитый зал выглядел как ресторан. И сказка была скорее мрачная. В духе творений Гофмана.

Темные скатерти на столах, расшитые золотыми узорами. Массивные канделябры, восковые витые свечи. Белые розы и лилии с нарочитой небрежностью накиданы среди сверкающего хрусталя. А из столов вырастают деревья: на витиеватых чугунных подставках возвышаются цветочные композиции, тоже лилии, розы и еще орхидеи. Удушающий аромат – как петля на шее приговоренного. И как будто бы пахнет ладаном.

На небольшом возвышении – отдельный столик для молодых, под расшитым золотым балдахином. Проход по центру свободный, и напротив балдахина – эстрада в цветах, венский стул, два канделябра с толстыми церковными свечками.

Сюда бы не скрипку, сюда бы орган и соответствующий репертуар, в этом бархате и позолоте Баха играть вдохновенно!

Акустика в зале хорошая, но по позвоночнику – мурашки толпой.

– Элен, а тут точно свадьбу справляют? В таком антураже не «горько» кричать, а кадилом над гробом помахивать!

– Значит, так, дорогая, – встала в позу Элен. – Как им нравится, так и чудят. Свадьба заявлена в готическом стиле, всякие оборотни и вампиры. После «Сумерек» популярная тема. Гроб внесут – значит, будет гроб, это вообще сейчас хайп крутецкий. Люди непростые, бабла немерено. И тебе за концерт отстегнут. Как вы оплату зовете? Лавэ? Здесь оно аж с пятью нулями! Так что, подруга, не подведи, вишлист я тебе высылала.

2
Перейти на страницу:
Мир литературы