Идеальный питомец для космического генерала (СИ) - Буланова Алиса - Страница 33

Его голос изменён при помощи специального прибора, но всё равно дрожит.

— Мне это не нужно, — отвечаю я спокойно. — Я не собираюсь никому о нём рассказывать. Мне просто нужны ответы.

— Хорошо, — кивает профессор. — Спрашивайте. Я постараюсь рассказать вам то, что знаю.

— Больше пятидесяти лет назад вы занимались исследованием землян, случайно попавших на Кирию, и в результате сочли их неразумными. Какие методы вы использовали?

— Если вы задаёте такой вопрос, то, полагаю, уже знаете, что земляне на самом деле разумны, — отвечает Вультус со вздохом. — Но тогда мы правда искренне видели в них животных. Это показывали наблюдения, а также исследования когнитивных функций: тестирование, методы нейровизуализации. Результат казался однозначным. Исследованная выборка не проявляла признаков разумности. Сейчас, когда я знаю правду, я думаю, что мы не учли фактор глубокого шока и стресса от перемещения между мирами. Некоторые из них теряли память. Кто-то просто сходил с ума. Мы же принимали отклонение за норму, а норму — за отклонение.

Он опускает взгляд. Меня переполняют смешанные чувства. С одной стороны, профессор просто делал то, что должен был в пределах своей компетенции. Он следовал протоколу. Благодаря его деятельности земляне не были признаны опасными для кирийцев, и даже напротив, их сочли пригодными для использования в качестве питомцев и защитили особыми правами. Но с другой стороны, кажется, что профессор с коллегами сделал недостаточно.

— Я знаю, о чём вы думаете, — вдруг говорит Вультус. — Вы наверняка хотите спросить, почему мы не продолжили исследования. И вот вам ответ: мы их продолжили. И, в конце концов, выяснили, что земляне столь же разумны, как и кирийцы. Это был настоящий прорыв. Мы собирались заявить об этом во всеуслышание. Собирались исправить ошибку, которую совершили. Но в тот момент, когда мы почти сделали это, в институт пришёл сотрудник секретной императорской службы и сообщил, что я и мои коллеги отстранены от исследований, а сам проект засекречен. За любые попытки разгласить детали, нас ждало наказание вплоть до смертной казни.

«Кирийское общество не готово к таким потрясениям», — сказал тот сотрудник.

И тогда я впервые задумался о том, что из-за ошибки в наших прошлых исследованиях мы практически допустили рабство на своей планете. Если бы правда открылась, то никогда наш мир уже не был бы прежним. Эта новость вскрыла бы все нарывы, что зрели в обществе всё это время. Именно поэтому, как я думаю, наш верховный не желал, чтобы люди знали правду. Любые новые исследования людей закрывались, так и не начавшись. Любые подозрения, сплетни и слухи о том, что кто-то из питомцев начал проявлять признаки разумности, заметались под ковёр, а кирийцы, что распространяли их, объявлялись извращенцами и психически нездоровыми субъектами.

На миг я оказываюсь не в состоянии ни сказать, ни сделать что-либо. Кажется, как будто даже дышать перестаю. Неужели это правда? Неужели верховный знал и допустил всё это? Он всегда казался мне лидером, стремящимся к справедливости. Но по рассказу Вультуса выходит, что он не просто допустил недоразумение. Он угрожал тем, кто мог раскрыть правду.

— Так значит, вы сбежали на Маркинию, потому что опасались преследования? — спрашиваю я.

— Всё именно так. Двадцать лет назад я всё же пытался опубликовать часть исследования в дарк-сети. Знакомые убедили меня, что это анонимно и безопасно. Однако почти сразу мне позвонили из секретной службы и предупредили, что всё знают. У меня оставалось меньше часа на то, чтобы покинуть Кирию, и я сделал это. Я взял с собой только свою землянку, и с тех пор мы скрываемся. Я не знаю, зачем вам нужна эта информация, но хочу предупредить. Если вы собираетесь помешать действующему порядку, то вы в большой опасности.

— Я не боюсь, — отвечаю решительно.

— Весьма похвально, — кивает профессор. — Но помните, что право на справедливый суд имеют только кирийцы. Поскольку земляне официально — всего лишь животные, их можно усыпить по любой незначительной причине. Думайте об этом всякий раз, когда собираетесь совершить нечто опрометчивое.

Ледяной холод пробирает меня до костей. Профессор коротко прощается, и экран гаснет. Я остаюсь один в полумраке переговорной. Снаружи слышно только слабое жужжание систем вентиляции. Сердце стучит в груди тревожно. Я узнал что хотел. И теперь обязан что-то с этим сделать.

Сколько бы попыток я ни предпринимал, мне не удаётся получить доступ к исследованию Вультуса. Всё, что связано с тем делом, оказывается под грифом «секретно». Я пытаюсь получить хотя бы оригинальный текст первоначального исследования пятидесятилетней давности, найти какие-то статьи в научных журналах или записи публичных заявлений. Но всё тщетно. Все мои запросы либо игнорируются, либо вежливо отклоняются. Я не могу даже ознакомиться с копиями, не говоря уже о том, чтобы увидеть оригиналы. Впервые за долгое время я ощущаю себя бессильным. Я нахожусь практически на вершине власти, и при этом всё ещё вынужден сражаться с тенями.

Вечер тянется неспешно. В доме тихо. Я сижу в глубоком кресле у окна, наблюдая, как за стеклом мерцают огни далёких башен. Они словно искусственные звёзды. Мой слух напрягается от каждого малейшего шороха. Таша заболела, и мне неспокойно. Позапрошлой ночью всё было хорошо. Мы, как всегда, занимались любовью. Но следующим утром она с трудом смогла подняться с постели, чтобы проводить меня. Она называет это «сезонной простудой» и просит не волноваться. Говорит, что ей нужно время отлежаться, и что совсем скоро она снова будет в порядке. Когда я вернулся, Таша выглядела уже лучше. Но слабость всё равно осталась.

Сейчас я жду Калидиту. Из-за моей новой должности мы с ней давно не виделись. Я бы соврал, если бы сказал, что не скучаю по ней. Так что эта наша неформальная встреча, кроме прочего, ещё и шанс увидеть старого друга. Когда она появляется, на улице уже темнеет. На ней всё ещё военная форма, а волосы её собраны в тугой узел. Значит, она прибыла ко мне прямо со службы. Словно бы в подтверждение она протягивает мне банку энергетического напитка из автомата в штабе.

— Это тебе. Не хотелось приходить с пустыми руками.

Я приглашаю её пройти вглубь, и мы устраиваемся в гостиной.

— Спасибо, что пришла, — начинаю я, задумчиво покручивая банку в руках.

— У тебя такое выражение лица, словно ты государственный переворот собрался устроить, — слабо усмехается она.

— Почти, — отвечаю я и снова замолкаю. Слова словно застревают в горле.

Во взгляде Калидиты появляется настороженность.

— Мне нужно раздобыть засекреченные отчёты профессора Вультуса по исследованию землян, — произношу я наконец.

На минуту в гостиной повисает тяжёлая, вязкая тишина. В приглушённом свете лицо Калидиты кажется похожим на каменное изваяние.

— Ты хоть понимаешь, какой это риск? — наконец произносит она. — Ты ведь только заступил на пост премьер-министра. Подумай, стоит ли правда всех возможных последствий? Вы с Ташей вместе. Она теперь понимает тебя. И никто не мешает вашей любви.

Мой взгляд неосознанно находит дверь в комнату Таши.

— Но для всех она по-прежнему остаётся животным, — говорю я, словно куда-то в пустоту. — Это несправедливо.

— Я просто боюсь за вас, Тенебрис, — Калидита прикрывает глаза. — Боюсь, что в погоне за бóльшим, ты потеряешь то, что имеешь.

Я не отвечаю ей. Ведь и сам думал об этом, и не раз. Но моя мужская гордость не позволяет мне просто успокоиться. Я обещал Таше лучшую жизнь. И зная прошлое Таши, я думаю, что она достойна лучшего. Она достойна быть принятой и уважаемой. Достойна того, чтобы найти дело, что будет ей по душе. Достойна, идти по жизни с гордо поднятой головой.

— Я попробую сделать то, что ты просишь, — сдаётся Калидита. Её голос чуть дрожит. — Но учти, что после назад пути может и не быть. А успех нам никто не гарантирует.