Антибол. Сбитый летчик (СИ) - Зимин Дмитрий - Страница 38

Меньше надо читать всяких борзописцев, коих объединяет одна черта, с Земли они, или из другого измерения: любовь к выспренным прилагательным и восклицательным знакам.

С тех пор, как я вернулся домой, прошло от силы два часа. Задница стоял в зените, белым раскалённым очком затмевая Глаз Люцифера. От жара небо стало бледно-розовым, как затянувшаяся царапина, и гулким, как раскалённая металлическая крыша.

Стадион спал.

Спали в своих загонах мячи. Где-то, не вынимая из крыльев метлу, спал цыплёнок Кунг-Пао.

Спали убегавшиеся во время игры с Сынами футболисты… А всё-таки молодцы, ребята. Три — один.

Если б я не был такой тряпкой в первом тайме, мы могли победить.

Укол совести заставил вскочить с дивана.

Не знаю, что было тому виной: ссора с Серёгой, спор с Максом или вино минотавров, но сна у меня не было ни в одном глазу.

А ещё эта газета.

Складывалось впечатление, что паршивец-корреспондент ходит за мной по пятам, записывая каждое слово.

И тут же отправляет его в печать.

Никогда не мечтал быть знаменитостью, ни дома на Земле, ни здесь, в Сан-Инферно.

Но почему-то других это совсем не колышет. Мать их всех за ногу.

Осторожно прикрыв дверь, я отправился бродить по стадиону.

И через пять минут понял, что на губах у меня появилась улыбка… Такие прогулки всегда меня расслабляли.

Неистребимый запах бутс, слегка пыльные ковровые дорожки, гулкое эхо в душевой… Уют раздевалки.

Войдя внутрь, я вдохнул всей грудью. А потом пошел и уселся рядом со шкафчиком, на котором было написано «капитан».

Отличные ощущения.

Никогда бы отсюда не уходил.

Когда на плечи обрушилась неожиданная тяжесть, в первый миг я решил, что это Мефодий.

Осьминог часто дрых в шкафчике — по его собственному признанию, ему просто не хватало укромных пещер и отмелей своего родного мира, Коляды… Вот он и сублимировал — протискиваясь и утрамбовываясь в тесный, компактный шкаф.

Но буквально сразу я понял, что это не осьминог.

Во-первых, он не был пушистым.

А во-вторых, он принялся меня душить…

Ощущения так себе, скажу я вам.

Растерявшись, я упёрся в пол ногами, и изо всех сил толкнулся вверх.

Послышался металлический грохот вперемешку с ругательствами: мой незадачливый душитель со всей дури хряпнулся о верхнюю полку шкафчика.

А металлическим грохот был, потому что капитанский шкафчик принадлежал Андромеде. На верхней полке, подальше от любопытных глаз, она хранила свою боевую амуницию.

Полка под воздействием черепушки душителя треснула, и на пол посыпались секиры, мечи, связки метательных ножей, а под конец — громадная, утыканная шипами булава, любовно прозванная утренней звездой.

Хватка на горле мгновенно ослабла, и я воззрился на горе-душителя, раскинувшегося на полу раздевалки: утренняя звезда тюкнула его аккурат по кумполу, и убийца потерял сознание.

— Звали, тренер? — в дверной проём просунулась голова Кунг-Пао, а вместе с ним — воинственно нацеленное на меня древко метлы… — Ух ты! — он перевёл взгляд на тело. — Технично вы его завалили.

— Я не…

— Молчите, тренер, — цыплёнок вдвинулся в раздевалку, заняв половину объёма комнаты. — Я никому не скажу, что вы его прикончили. И помогу спрятать труп.

Труп был интересный. Эдакий хомячок-переросток, в смешных полосатых панталонах на лямках, в рубашечке, украшенной крупными горошинами, в клетчатой кепке и с босыми, мозолистыми, похожими на куриные, лапками.

Ещё он носил очки — сейчас они валялись на полу.

— Я его не убивал, — сказал я, понимая, насколько глупо это звучит.

— Конечно, тренер, — цыплёнок серьёзно тряхнул гребешком. — Он сам ударился. Так всем и говорите.

— Он пытался меня задушить!

Мы синхронно посмотрели на короткие, пухлые, с мягкими розовыми подушечками лапки трупа. На них даже когтей не было.

— Самооборона, — ещё раз кивнул Кунг-Пао. — Я буду свидетелем. Жертва набросилась на вас, как дикая комарейка, с очевидно-преступными намерениями. Что вам оставалось делать?

Вдох, выдох. Вдох…

— Надо заявить властям, — сказал я. — Как это у вас здесь делается? Пошлём за эцилопами?..

— Берите его за ноги, тренер, — цыплёнок спокойно подошел к трупу и приподнял его за плечики. — Закопаем на поле. Газон любит, когда его удобряют.

У меня отвисла челюсть.

Труп громко застонал…

От неожиданности Кунг-Пао ослабил хватку, и хомяк вновь хряпнулся затылком.

Пол в раздевалке был гладкий, белый, и твёрдый, как лёд.

— Воды притащи, — сказал я цыплёнку.

— Вода денег стоит, — возразил тот. — А лопатой по башке — совершенно бесплатно. К тому же, газон…

Я только зыркнул на него, и цыплёнок испарился.

Хомяк опять застонал.

Приподняв его верхнюю часть — тело потерпевшего покрывала короткая мягкая шерстка нежного, небесно-голубого оттенка, — я прислонил его к шкафчику и аккуратно похлопал по пухлым усатым щечкам.

Хомяк приоткрыл глаза…

— Ты кто такой, чучел? — спросил я добрым голосом.

Это далось нелегко: я всё ещё помнил, как он душил меня с совершенно нехомячьей силой.

— Ох-ох, ничего не помню… — промямлил хомяк, примериваясь, как бы поудобнее хлопнуться в очередной обморок.

Дверь за моей спиной скрипнула.

Кунг-Пао принёс воду… — подумал я.

И тут же волна ледяной, остро пахнущей лимонадом волны захлестнула и меня, и хомяка и половину раздевалки.

— БЛЯ… ХА МЕДНАЯ! Кунг-Пао!.. Это что за срань?

— Вы просили воды, тренер, — о его высоко задранный клюв можно было зажигать спички. — Но кулер с лимонадом был ближе. Я действовал по обстановке.

Рядом с внушительными шпорами притулилась пустая пластиковая тара литров на пятьдесят…

— Но меня-то нахрена было обливать?

— Мне показалось, вам это необходимо, тренер. Шок от совершенного убийства лучше всего смывать освежающим душем.

— Но не из лимонада же, мать твою за ногу! К тому же, труп жив. Так что успокойся уже.

Что примечательно: говорил он так, словно действительно был экспертом в данном вопросе…

Лимонад противно лип к коже, хлюпал в бутсах и капал с бороды.

Хомяк бессильно плюхался в ярко-оранжевой луже, пытаясь встать. Но каждый раз поскальзывался и падал.

Сжав челюсти, я пододвинул ногой скамейку и сел. Затем протянул руку, взял за шиворот хомяка и держал на весу, пока тот не пришел в себя.

Ростом он был мне по колено, вместе с кепкой и смешными куриными лапками. Зато сзади из штанов высовывался длинный и довольно толстый на вид хвост.

— Так вот чем ты меня душил, чучел, — сказал я, всё ещё придерживая хомяка за воротник рубашки, чтобы тот не скользил.

— Я не душил, — с достоинством ответил мокрый, как выхухоль, хомяк. — Я пытался заработать.