Кулачник (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 2

— Это не спорт, Вить, — тихо сказал я. — Это грязь. Ни один уважающий себя спортсмен в такое не полезет.

— А ты в Америке дерешься или на Олимпиаду собрался? — хмыкнул Козлов. — Ты по подвалам дерешься, Саш. Для тебя это неплохой шанс.

Он кивнул на банки с краской, которым я собрался красить стены зала. Здесь я все делал своими руками, за свои деньги, иногда в складчину с родителями учеников.

— Рабочих хоть наймешь, чтобы самому спину не гнуть. Красочку нормальную прикупишь. Ну и с протянутой рукой ходить перестанешь. Я же тебе все это от души, по-братски сделаю, — Козлов подмигнул.

Все это время Свету он будто бы не замечал. А теперь развернулся к ней с точно таким лицом, как в тот вечер, когда в последний раз мы сидели втроем — только тогда он принес Свете цветы. Сейчас из-за пояса его брюк выглядывала рукоятка ПМ.

Света вздрогнула, вся сжалась. Дочка бросилась к маме и крепко ее обняла.

— Встала и пошла, тварь, — произнес Козлов, не повышая голоса.

Он сделал шаг к ней навстречу.

— Выражения выбирай, — отрезал я.

Витя вскинул бровь и перевел взгляд на меня. Все в его облике оставалось прежним: холеное лицо, отточенные жесты… Козлов всегда заинтересовывал женщин и на сцене у него действительно могло получиться. По крайней мере до тех пор, пока во взгляде не появилось что-то чужое, хищное.

Рука Козлова скользнула по ремню. Я отстранился от Светы, встал между ними.

— Ты что, серьезно, Сань? Или попутал? — фыркнул он. — Это моя баба. Мой ребенок. Все мое.

Говоря, он продолжал тянуться к пистолету.

Я перехватил его запястье.

— Не здесь, Витя, — сказал я. Тихо. — И не с ней.

Козлов попытался вывернуться. Я не дал.

— Уходи, — сказал я. — Ничем хорошим это не закончится.

Мы стояли почти вплотную. Я чувствовал запах его дорогого одеколона и перегара — смесь, от которой мутит сильнее, чем от удара в печень. Эта скотина пришел за Светкой снова нажравшись. Костяшки на кулаках стесаны, от них у Светки были те жуткие синяки.

Козлов не отводил взгляд. Глаза недобро блестят, зубы стиснуты, челюсть двигается. Но его пульс под моей рукой бился ровно — Витя не боялся. Он был злой, самоуверенный и привычный к тому, что мир гнется под него. Я же был единственный, кто не давал себя сломать.

— Руку убрал, Ефимов! — процедил он. — Не делай то, о чем пожалеешь.

Я в ответ второй рукой вытащил у него пистолет, сунул себе в за пояс.

— Помнишь тебя хотели закопать на свалке, Вить?

— Допустим?

— Единственное о чем жалею, что тебя тогда спас. На свалке тебе самое место. Ты теперь сам стал мусором.

— Теперь… а ты теперь пришел за моей семьей? — Витя усмехнулся.

Я отпустил его руку. Козлов провел пальцами по запястью, будто стряхивал прикосновение.

— Вон оно как… — шепнул он.

Сжал губы, как будто собирался сказать что-то важное.

— Я ему дело предлагаю, братом называю… а он Светку захотел. Так эта сука с запросами, Саня. Ей бриллианты и шубы подавай! Дорого такую траха…

Он не договорил. Я с размаху врезал ему пощечину тыльной стороной ладони.

— За базаром следи, — процедил я.

Между мной и Светкой никогда ничего не было. И быть не могло. Она была с Витей с самого детдома — он пел, она слушала. Они были вместе, как ключ и замок. И я никогда не смотрел на нее, как на женщину. Светка для меня была как сестра: шумная, упрямая, добрая, с глупыми книжками под подушкой. Мы дрались, смеялись, таскали друг друга за рукава, но это было… не то.

Козлов отступил на шаг, поправляя свои золотые часы. Сплюнул кровь из разбитой губы на пол.

— На ринге ты герой, Сань. Ты к победам привык. Вот только я… — его глаза оставались холодными без страха и покорности. — Я привык к похоронам. Даже знаю в чем ты будешь лежать в гробу.

— Смотри сам туда не ляг, Козлов. Ты знаешь где выход, — жестко ответил я.

Он снова улыбнулся, закивал, как будто что-то понял.

— Ты герой до первого морга, Сань, — процедил он. — А у меня на кладбище скидка на опт. Хочешь на Светку залезть? А эта сука не против, да, чтобы ты ее отодрал! Может вам на пару могилку присмотреть?

Он подмигнул мне и медленно достал мобильник.

— Я не один, если что. У меня в городе люди. И я тебя, сука, сожру. По частям.

Козлов повернул голову и посмотрел за мою спину. Взгляд изменился, стал каким-то неживым, словно маска наделась.

— Линда… Папа пришел. Пойдем домой, милая.

Он протянул руку, но девочка спряталась за мать, сжав мишку до хруста. Улыбка слетела с лица Козлова. Рука на телефоне сжалась до белых костяшек.

— Пошли, — повторил он, уже жестче. — Растет такая же сука, как мать…

Света инстинктивно заслонила собой ребенка. На лице Вити дернулась жилка. Он выпрямился, пальцы все еще дрожали на мобильнике. Шагнул вперед, но я опередил.

— Витя, еще шаг и я тебе нос сломаю, не посмотрю, что ты блатной.

Козлов поднял руки. Меня он знал слишком хорошо, чтобы понять — я не шучу.

— Ладно… ладно. Не дурак я. Сегодня не мой день, да Сань? Сегодня супергерои защищают бедных и несчастных жертв от тиранов?

Он обвел зал взглядом. Остановился на Светке. Долго смотрел, а потом плавно, как хищник, отступил.

— Сань, но я тебе клянусь… — он запнулся голос уже не маскировался, в нем был только яд. — Ты зря полез. Очень зря.

Он развернулся, шагнул к двери.

— Это не конец, — бросил через плечо. — Это, сука, завязка.

Он вышел медленно, будто рассчитывал, что я одумаюсь. Не дождался. Закрыл дверь беззвучно, как гробовую крышку.

Витька всегда уходил последним. Даже тогда, в приюте, когда мы воровали хлеб, он тянул время, прикрывал нас. Сейчас он тоже уходил последним, но не прикрывая. А прицеливаясь.

Прошло меньше минуты. Тишина повисла вязкой пеленой. Я чувствовал, что времени почти не осталось — Козлов вернется. Света сидела, как статуя, уткнувшись взглядом в пол. Потом вдруг резко вскочила.

— Он… он сейчас приведет братков! — голос сорвался, паника хлынула наружу. — Мы же знаем его, Саш, он просто так не уйдет! Надо идти в милицию…

Она бросилась к выходу, глаза лихорадочно метались, будто искала, где спрятать ребенка.

— Света! — рявкнул я. — Никитина!

Она остановилась, как вкопанная, словно кто-то дернул рубильник. Стояла, прижимая к себе дочку, держась за чемодан. Грудь ходила ходуном от тяжелого дыхания, но глаза стали чуть яснее.

— К ментам нельзя, — сказал я уже спокойно. — Он всех держит. И участкового, и судью. Но ты права, у нас максимум десять минут. Уходить надо сейчас.

— Куда? — она смотрела растерянно, как будто все, что у нее было раньше рухнуло в один миг.

Хотя не как будто — все действительно рухнуло.

— Я отвезу тебя. Помнишь Мишку Савицкого моего воспитанника? У него дача за городом. Попросил меня присмотреть и ключи оставил. Сам сейчас в Иркутске… Там тихо, лес. Переждешь, а я с Витькой пока разберусь.

Я взял чемодан, она Линду. Девочка все еще молчала, вжавшись в мишку щекой.

Мы вышли через черный ход. Внутренний двор был пуст. Здесь стояла «девятка», пару лет назад я выкупил ее у Витьки. Света застыла, увидев ее. Лицо побелело, губы дрогнули.

— Нет… — прошептала она. — Это… это же его…

— Уже нет, — отрезал я. — Садись.

Она не спорила. Мы тронулись.

Дорога была пуста, редкие фонари рисовали блеклые пятна на асфальте. Линда заснула на заднем сиденье, прижавшись к маме.

Я уже начал думать, что успеем. Но две улицы спустя на выезде из района, заметил как в зеркало заднего вида замелькал дальний свет и раздался сигнал клаксона.

— Козлов… — зло прошептала Света, вжимаясь в кресло и крепче обнимая Линду. — Саша, нас догоняют!

Я глянул в зеркало заднего вида. Сзади, будто сорвавшись с поводка, неслись два черных «Чироки». Один шел впритык, другой начал нагло выходить слева, пристраиваясь для маневров обгона.

— Они нас поймают… — Света сорвалась на визг, тряхнула головой, как будто могла проснуться и понять, что все это сон.