Сказки долгой зимы (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич - Страница 27
- Предыдущая
- 27/71
- Следующая
Почесал Емеля репу и понял, что хоть слезать с печки и тащиться на реку лень, но всё же придётся. Потому что у братьев слово с делом если и расходится, то только в большую сторону. Если пообещали по шее, то непременно дадут, а могут ещё и по жопе добавить. Оделся, взял в сенях вёдра и потопал к проруби. Почему не из колодца набрал — не знаю, о этом в сказке не сказано. На речку так на речку. Дошёл, повздыхал о том, что обратно с полными вёдрами тащиться, но деваться некуда. Хлобысь ведро в прорубь, вытаскивает — хоба! В ведре щука! «Эка, — думает, — свезло-то! Готовить её мне, конечно, лень, но можно ведь и не возиться, а шинкарю на самогонку сменять. Он из неё рыбу-фиш сделает, а мне на печи не так скучно лежать будет!» А щука ему и говорит человеческим голосом: «Пагодь, парень, не надо рыбу-фиш! Давай, может, краями разойдёмся». Емеля, конечно, был лентяй, но не дурак, и сразу такой: «Хоба! А что дашь?» «Ну, ты самогонки хотел? Так я тебе, вон, полные вёдра». А тот: «Не, стоп, так не пойдёт! Самогонка — это за обычную щуку, а за говорящую меня поди всю жизнь поить бесплатно будут. Вот, к примеру, ежели тебя в бочку с водой запустить, а потом возить по ярмаркам, отличное ток-шоу со стендапом выйдет! Сборы будут — закачаешься! А если в яблочко-на-тарелочке стримить, то сразу миллионы просмотров…» «Да я тогда спецом ни слова не скажу! — возмущается щука. — Только дураком себя выставишь!» «А я тебе в бочку кипятильник кину, — не сдаётся Емеля. — И ежели с твоей стороны саботаж какой, так сразу его в розетку! Заговоришь как миленькая! В общем, отличная идея для стартапа…» «Ладно, ладно, — сдаётся щука, — уболтал, красноречивый. Ежели отпустишь меня, будет тебе открыта бесплатная подписка на вип-пакет „По щучьему велению“. Как ежели чего потребуется, сразу говори: „По щучьему велению, по моему хотению“, — это типа логин-пароль. И всё сразу будет». «И что, — сомневается Емеля, — и никаких „три желания, и ваш пакет исчерпан“?» «Не, — вздыхает щука, — смысла нет. Все ж умные, третьим желанием заказывают ещё три. Только морока лишняя. Так что будет тебе, Емеля, честный анлим-тариф, хвостом клянусь. Давай, выпускай уже, в моём возрасте на воздухе долго торчать вредно, жабры сохнут».
Выпустил парень щуку, огляделся, посмотрел на вёдра, на прорубь, оценил расстояние до дома и командует: «По щучьему велению, по моему хотению, ступайте, вёдра, домой сами! Э, стоп, куда попёрлись? А воды сперва набрать? Вот, так-то лучше!» А сам сзади зашагал, насвистывая и строя планы.
К счастью, для того чтобы учинить окружающим какое-нибудь грандиозное говно, парнишка оказался слишком ленив. Кто-то с более активной жизненной позицией захотел бы небось в цари-диктаторы, или устанавливать всеобщее счастье, или гарем из девственниц, или с глобальным потеплением бороться. А этого единственное, на что хватило, так это печку себе самоходную учинить. Чтобы уж вовсе никогда с неё не вставать. Не так уж много ему для счастья и надо-то было. Правда, есть нюанс — братья его дальше нигде по сюжету не фигурируют, и куда они подевались, история умалчивает. Сам же Емеля валялся себе на печи и в хрен не дул, а ежели куда прогуляться надо было — то прям на ней и ехал. Однако же не заметить мотающуюся туда-сюда по деревне тонну кирпича было сложно, так что нашлись, разумеется, добрые люди, донесли куда следует. Потом по инстанциям дошло до самого царя-батюшки, и тот, конечно, этаким феноменом немедля заинтересовался. Шутка ли — самоходная печь! Это ж если на неё, к примеру, пушку поставить… Богатая тема, перспективная! Велел, значит, доставить ему Емелю для собеседования на предмет отжима ресурса. Ради, разумеется, народного блага и интересов державы. У царей мышление масштабное, государственное, так что мнились ему уже атакующие клинья стремительных печей… На бездымных дровах, для маскировки. «Кладка крепка, и печи наши быстры…» А в какую сторону их направить, это уже дело десятое. Найдётся куда.
Прибыли за Емелей госслужащие в штатском и говорят: «Так, упал-отжался… То есть встал и побежал. Начальство требует». А он такой: «Не, чота влом. Сами идите». Те: «А по шее?» Емеля им тонко намекает: «Слыхали, у меня братья были? Тоже всё норовили по шее. Не слыхали? То-то и оно…» «Ладно, — говорят госслужащие, — не будем обострять. Но там у царя вообще-то неслабый фуршет ожидается. Причём, что характерно, нахаляву всё. Не всякого на такой приглашают». «И наливать будут?» «Да вообще сколько хошь. Там аж пивной фонтанчик в углу смонтирован, чтобы не трудиться». «Не трудиться — это хорошо… — задумался Емеля. — Уговорили, черти языкатые. Прибуду вскорости. Но чтоб фонтанчик непременно был, а то обижусь!»
И вот прибывает Емеля ко двору. На печи прям, чтобы лишний раз не вставать. В чём был, то есть в майке и трениках, ну, или в чём там он обычно валяется, потому что переодеваться — это хлопотно, вот ещё. Сам царь-батюшка снизошёл, во двор спустился, печь обошёл, ручками пощупал, сафьяновым сапожком попинал, оценил, перспективу. «И как, — спрашивает, — хорошо прёт?» «Не жалуюсь, — ответил Емеля, — ход мягкий. Опять же, тепло». «Это дело… — кивает царь, — ежели, к примеру, в зимний поход… Ладно, пойдём, перетрём за это дело, как госкапитал с частным подрядчиком. Я буду типа Пентагон, а ты типа Локхид». «А фонтанчик с пивом есть? Мне обещали!» «Даже три. Со светлым, с тёмным и „Охотой крепкой“, для любителей».
Слез Емеля с печи, майку одёрнул, треники подтянул и пошёл, пузо почёсывая и тапками шлёпая, в трапезные палаты. Там и правда столы накрыты а-ля фуршет: бутербродики мелкие, тарталетки, канапешки, сырная тарелка, колбасная нарезка. Хороший кейтеринг, всё ж дворец, а не корпоратив какой. Фонтанчики пивные шепчут: «Иди ко мне!», да только не слышит их Емеля, потому как увидел дочку царскую. И всё, готов. У них-то в деревне таких не найти: какая из себя хоть как-то на лицо, та сразу в город подаётся, в шоу-бизнес. «Привет, — говорит, — барышня-красавишна. Я Емеля, у меня печка самоходная. Не желаете прокатиться с ветерком?» «А чего ж, — отвечает царевна, — и не прокатиться? Валит-то хоть хорошо?» «На четырёхстах двух полусаженях любого порвёт, — заверяет парень, — поддувало наддутое, выпуск прямой, в трубу, а если закиси гороха добавить…»
В общем, сошлись они на почве любви к покатушкам, а царь и не против был. Ежели в стране главный военный подрядчик с властной вертикалью в близком родстве, то это для освоения бюджета очень даже хорошо и удобно. Так что были потом у царя и печные корпуса, и ковер-самолётные эскадрильи, и даже десантный речной плот «Негребучий». А Емеля с царевной так на печи и катались, им-то чего, дело молодое…
Ну что, время позднее. По коньячку и спатеньки?
Глава 11
Деятельное раскаяние
— Доброе утро, Лысая Башка! Проснись и пой, или что ты там с утра делаешь? По крайней мере, не воешь ночами, за что тебе большое человеческое спасибо. А теперь… Что? Что это у тебя? Мой нюх меня не обманывает? Лиарна, ты… Ты притащила кофе! Это… У меня нет слов. Я сейчас зарыдаю от счастья, как крокодил. Знаешь, что крокодилы плачут, когда жрут? Не потому, что им жалко антилопку, а потому что жевательные мышцы близко к слёзным каналам. У меня далеко, но я всё равно чуть не прослезился, серьёзно. Это лучший подарок, который я получал лет за шесть… А может, и единственный. Джезвы нет, но мы его в… Что? Ты притащила гейзерную кофеварку? Лысая Башка, ты лучшая! Будь я помоложе, немедленно сделал бы тебе предложение! Давай сюда, я сейчас сварю, и это будет лучшее утро за последние годы!
* * *
— В город не пойдёшь?
Отрицательное покачивание головой, постукивание пальцем по металлическому кружку за ухом.
- Предыдущая
- 27/71
- Следующая