Воронцов. Перезагрузка. Книга 2 (СИ) - Тарасов Ник - Страница 34

— Федька, Михайло — берите лопаты да идите дальше вниз по берегу. Там я вам покажу, где яму копать для опила, — командовал он.

Парни переглянулись, но спорить не стали — видать, авторитет Петр уже заработал крепкий.

— Степан с Игнатом — вам за глиной. Берите телегу, да мешки не забудьте. Глину красную ищите, вон в том овраге ее полно, — он указал рукой направление. — Да еще на том берегу с Егором Андреевичем много видели.

Мужики да пару подростков постарше отправились за глиной, перебрасываясь шутками и догадками о том, зачем барину понадобилась красная глина.

Петька же продолжал распоряжаться, обращаясь к остальным, кто не был занят на лесопилке:

— Берите Ночку, поезжайте валить деревья на опоры. Дубы выбирайте, покрепче.

Мужики, взяв Ночку под уздцы, направились в сторону дубравы, прихватив пилы и топоры.

Я наблюдал за всей этой суетой с улыбкой. Петр оказался отличным руководителем — четко, без лишних слов ставил задачи, и люди подчинялись ему без пререканий.

Солнце уже поднялось высоко, его лучи пробивались сквозь листву, согревая меня после заплыва. Где-то вдалеке куковала кукушка, отсчитывая кому-то годы жизни. Так и вспомнил анекдот про кощея бессмертного.

Ну что ж — работа закипела. А мне, как барину, можно и передохнуть. Я прикрыл глаза, подставляя лицо теплым солнечным лучам. В голове крутились мысли о будущей кузне, о печи для стекла, о том, какие еще улучшения можно внести в жизнь деревни.

Я вдохнул полной грудью и улыбнулся своим мыслям. Хорошо… Как же все-таки хорошо жить и творить, созидать и видеть плоды своих трудов!

Где-то вдалеке послышался стук топоров — началась валка деревьев для опор моста. Скрипнули колеса телеги — это мужики поехали собирать глину. И над всем этим — ясное голубое небо с редкими перистыми облаками, обещающее погожий день для работы.

Тут я вспомнил кое-что важное. Мысль, которая крутилась в голове с самого утра, но всё ускользала из-за суеты и забот. Подозвал Петра, тот подошёл не спеша, вытирая мозолистые руки о штаны.

— Петь, — говорю ему, разглядывая кромку леса на холме. — Скажи ещё мужикам, чтоб берёзу стороной не обходили. Тоже пусть валят.

Пётр нахмурился, морщины на его загорелом лбу обозначились чётче.

— Так с неё же доски не очень получаются, — в голосе его звучало сомнение. — Трескается она быстро если строить из нее чего. Дуб да сосна куда сподручней.

Солнце пекло нещадно, я утёр пот со лба рукавом рубахи и кивнул:

— Да, доски с неё не очень, тут ты прав, — я оглядел вдалеке делянку, где уже вовсю работали мужики, валя деревья по указанию Петра. — Только её мы на уголь будем валить.

— На уголь? — Пётр оживился, глаза его, обычно спокойные, блеснули интересом.

— Он нужен, — я пнул носком сапога сухую землю, поднимая облачко пыли. — Сам понимаешь.

Пётр почесал затылок, соображая, но быстро кивнул. Он всегда схватывал на лету, потому и ценил я его среди других мужиков.

— Понял тебя, барин. Сделаю, — он уже мысленно прикидывал объём работы, я видел это по его сосредоточенному взгляду. — Выкопаем яму, накроем, всё правильно сделаем. Будет хороший уголь, не переживайте.

Он помолчал, будто колеблясь, стоит ли задавать вопрос, но всё же решился:

— А много нужно?

Я окинул взглядом лес, прикидывая, сколько берёз можно свести, не нарушив природного баланса. Лес был нашим кормильцем, и рубить его бездумно я не собирался.

— Много, Петька, — кивнул я своим мыслям. — Нужно будет потом продумать, как всё оптимизировать в целях экономии, так сказать.

Пётр наморщил лоб, видно было, что последняя фраза ему не совсем понятна.

— Что сделать, барин? — он смотрел на меня с той доверчивой простотой, которая всегда трогала меня в деревенских мужиках.

— Рационально использовать, Петя, — я усмехнулся, глядя на его растерянное лицо.

— А это как? — Пётр совсем смутился, переступил с ноги на ногу, смахивая пот со лба.

— Ой, Петька, Петька, — я не удержался от лёгкого смешка, но в нём не было насмешки, только тёплая привязанность к этому простодушному мужику. — Так, чтоб когда стекло выплавлять — заодно и металл плавить. Чтоб уголь для каждого вида работы отдельно не жечь.

Глаза Петра расширились, он представил себе масштаб задуманного мною и присвистнул.

— Ну, если так можно, то это ж будет хорошо, Егор Андреевич, — в его голосе звучало искреннее восхищение. — Это ж сколько угля сбережём! И времени!

Он уже загорелся идеей, я видел, как в его голове крутятся шестерёнки, прикидывая и рассчитывая.

— Можно, наверное, — я задумчиво потёр подбородок. — Только ещё не придумал как.

Я засмеялся, представив себе эту грандиозную задачу — совместить стекловарение и металлургию, а Пётр растерянно улыбнулся в ответ, не до конца понимая, что тут смешного.

— Снова барин что-то придумывает, — пробормотал он, но в его голосе звучало не осуждение, а скорее желание разгадать некую загадку.

Я хлопнул его по плечу, и мы направились к мужикам, работавшим у лесопилки. Солнце припекало всё сильнее, но настроение было бодрое. В голове уже вертелись новые идеи, как организовать работу эффективнее. Эх, если б только времени хватало на всё, что хотелось воплотить!

За полдня они натаскали два десятка бревен. Солнце припекало, работа спорилась — мужики трудились слаженно, без лишних слов понимая друг друга. Часть бревен оставили для лесопилки — те, что поровнее, с меньшим количеством сучков. Часть — дубовых — обтесали для опор под будущий мост. Крепкие, основательные, такие не один десяток лет выдержат под напором весенних вод.

Мы только собирались перекусить, разложив нехитрую снедь, как из деревни прибежал пацан лет десяти, запыхавшийся, с растрепанными вихрами, босиком по лесной тропе.

— Барин, барин! — кричал он ещё издали, размахивая руками. — Там обоз к нам едет!

Я поднялся, отряхивая штаны от прилипших травинок и щепок. Уже примерно понимая, что за обоз — должен был Фома вернуться из города.

— Пойду, — кивнул я мужикам. — Доедайте спокойно, потом продолжите.

Петька лишь кинул, поднимаясь следом:

— Я с вами, Егор Андреевич.

Он быстро раздал последние указания мужикам — что делать с оставшимися брёвнами, как складывать, чтоб не мешали завтра, — и мы с ним потопали в Уваровку.

Шли быстро, сокращая путь через лесок, Петька всё расспрашивал меня о будущем мосте, как его строить будем, хватит ли опор. Я отвечал, обдумывая на ходу детали — мост нужен был крепкий, чтоб и груз можно было перетащить и по весне не смыло его.

Когда мы вышли к околице, я сразу увидел, что у моего двора что-то происходит — народ собрался, гомонят. Подойдя ближе, разглядели две телеги. При чем, если одна телега была нормальная и в неё была впряжена Зорька, — то Ночка же была запряжена в телегу, на которую была погружена ещё одна телега — третья. И было видно, что там не все хорошо с колёсами — одно сломано, другого вовсе нет, ось торчит голая.

А к телеге была привязана третья лошадь, — серая в яблоках, нервно перебирающая ногами — и с другой стороны, странное дело — коза. Рогатая, с чёрной спиной и белым брюхом, она флегматично жевала, поглядывая на собравшихся.

У лошадей же стояли два кавалериста в форме, с потемневшими от пыли сапогами, разговаривая между собой. Один высокий, сухопарый, с усами, второй — помоложе, плечистый, с весёлыми глазами. Увидев меня, выпрямились, приложили руки к козырькам.

— Что приключилось, Фома? — я подошел к нему, стоявшему возле телег с видом побитой собаки, и поздоровался.

Тот, кланяясь, поприветствовал меня:

— Егор Андреевич, батюшка, не гневайтесь! Беда приключилась, да не по моей вине.

— Да рассказывай уже, что стряслось, — я присел на край телеги, разглядывая поломанную вторую. — Вижу, не все гладко прошло.

Фома вздохнул, покосился на кавалеристов, и начал рассказ: