Воронцов. Перезагрузка. Книга 2 (СИ) - Тарасов Ник - Страница 22

— Добротно сделали, — похвалил я мужиков, которые стояли, опираясь на инструменты и отдуваясь.

Колесо теперь должно было катиться по этим направляющим, как по маслу, не виляя и не угрожая сорваться в бурлящую Быстрянку. Ночка, привязанная к длинной верёвке, ждала своего часа, изредка фыркая и нетерпеливо переступая с ноги на ногу, словно понимала важность момента.

— Ну что, готовы? — спросил я, глядя на усталые, но решительные лица мужиков.

— Готовы, Егор Андреевич, — ответил за всех Прохор, почесывая бороду.

— Пошли, мужики, рывок! — скомандовал я, и все разом взялись за дело.

Колесо медленно двинулось по направляющим. Мы кряхтели, сопели, ругались сквозь зубы, но не отступали. Доски под ногами скрипели, как старые половицы в заброшенном доме, Быстрянка бурлила под помостом, напоминая о себе грозным рокотом, но мы продолжали толкать и тянуть.

Ночка, почуяв наше напряжение, тоже вложила все силы — фыркая и напрягая могучие мускулы, она тянула свою верёвку, помогая дотащить колесо до края помоста, где располагались пазы для крепления.

— Ещё немного! — подбадривал я, чувствуя, как пот заливает глаза. — Давай, орлы, ещё пять шагов!

Наконец, после, казалось, бесконечных усилий, колесо дотащили к самому краю помоста, прямо к пазам, выдолбленным в крепких дубовых балках. Теперь предстояло самое сложное — развернуть, поднять его и вставить в эти пазы так, чтобы оно село ровно, без перекосов.

— На счёт три, — скомандовал я, переводя дыхание. — Раз… два… три!

Мы напряглись в едином порыве, поднимая колесо. Мышцы горели огнём, спины ныли, но мы не отступали. Ночка умница — в последний момент дёрнула свою верёвку особенно сильно, и колесо, словно решив смилостивиться над нами, плавно вошло в пазы на балках, как влитое, будто само хотело там стоять с самого начала.

— Держи, держи! — крикнул я, пока колесо ещё не было закреплено окончательно.

Мы быстро закрепили его в самой высокой точке, изначально подняв с помощью лебёдки в крайнее положение — ручка на звездочке клацнула, фиксируя колесо над водой. Звук был такой приятный, словно замок щёлкнул на сундуке с сокровищами.

Я выпрямился и вытер пот со лба рукавом, оглядел мужиков — Пётр, Илья, Прохор, Митяй — все пыхтели, красные как раки, выдохшиеся, как кони после тяжёлой пахоты. Но в глазах у каждого читалась гордость за выполненную работу.

— Ну, че, мужики, — хмыкнул я, не скрывая довольной улыбки, — вроде стоит. Как положено.

Пётр, всегда недоверчивый и осторожный, медленно подошёл к колесу и, посмотрел на меня. Я кивнул. Тот снял со стопора и ткнул его рукой, словно проверяя, не морок ли это. Колесо, скрипнув, провернулось на оси — тяжёлое, массивное, но теперь уже живое, готовое к работе.

— Крутится, зараза! — крякнул он, сияя, как начищенный самовар на праздник. — Точно крутится!

— А то! — горделиво отозвался Илья, словно сам лично выточил каждую деталь этого колеса.

— Фиксируем, — скомандовал я, не давая мужикам расслабиться раньше времени. — И лопасти ставить надо. Митяй, ты лёгкий, после купания ещё и чистый — дуй лопасти ставить.

Митяй, всё ещё изредка бурча про свой незапланированный заплыв, но явно довольный ответственным поручением, споро полез с гвоздями и молотком устанавливать лопасти.

Мы же с остальными мужиками расселись на бревне, глядя, как он работает, и передавая по кругу оставшийся квас. Солнце уже перевалило за полдень, а впереди ещё была дорога домой.

— Егор Андреевич, — задумчиво протянул Прохор, принимая кружку с квасом, — а правда, что эта штука сама пилить будет?

— Правда, Прохор, — кивнул я. — Вода будет крутить колесо, колесо — вал, вал — второе колесо с кривошипом, а оно уже — каретку с пилами. Туда-сюда, туда-сюда — и брёвна в доски превращаются.

— Чудно́, — покачал головой Илья. — Видел под Тулой как распиловщики в семь потов исходят, а тут — вода работать будет.

— Потому и зовётся — водяная мельница, — хмыкнул я. — Да и не только пилить можно. Можно и зерно молоть, и сукно валять…

За полтора часа Митяй управился с лопастями — снятые накануне, они теперь снова заняли свои места, встав ровно, как солдаты на параде. Колесо преобразилось, стало выглядеть как надо: грозное, внушительное, готовое вгрызться в бурлящие воды Быстрянки и превратить их силу в полезную работу.

— Хорошо получилось, — одобрительно кивнул Пётр, оглядывая результат нашего труда.

— На совесть, — согласился Прохор. — Хоть сейчас запускай.

— Завтра, — решил я, глядя на уставшие лица мужиков и на солнце, уже клонящееся к закату. — Сегодня и так славно поработали. Завтра вал поставим, соединим с приводом, и тогда уж запустим.

Решив, что на сегодня достаточно, мы собрали инструменты, погрузили их в телегу и двинули обратно в Уваровку. Рассевшись в телеге, мы негромко переговариваясь подтрунивали Митяя, который всё ныл, что занозу в палец загнал при установке лопастей.

— Небось, как в воду бултыхнулся, так не ныл, — подколол его Илья. — А тут — заноза!

— В воде холодно было — не до нытья, — отбился Митяй, но уже улыбался, понимая, что теперь эта история станет частью деревенских баек.

В деревне нас встречали, как героев возвращающихся с войны. Бабы, высыпавшие на улицу с коромыслами и вёдрами, и ребятня, носящаяся между домами, все глазели на нас с нескрываемым любопытством, шептались между собой: получилось ли у барина? Заработает ли диковинная машина?

Пётр, которому явно льстило такое внимание, напустил на себя загадочный вид:

— Что задумали, то сделали. А что вышло — не знаем ещё. Завтра проверим.

Мужики одобрительно заржали, а я подумал: «Завтра проверим, Петь, и лесопилка запоёт такую песню, какой Уваровка ещё не слыхивала».

Маша ждала у крыльца нашего дома, в красивом сарафане, с крынкой свежего кваса в руках. Её зелёные глаза тревожно всматривались в мое лицо, пытаясь прочесть там результат дневных трудов.

Я обнял её, вдыхая родной запах, и шепнул на ухо:

— Какая же ты у меня хорошая. И красивая.

Она улыбнулась, прижавшись ко мне на мгновение, а потом отстранилась, чтобы оглядеть с ног до головы:

— Голодный, поди? Устал? Иди, мойся, я уже и щи сварила, и кашу томила.

А я, глядя на неё, на дом, на мужиков, расходящихся по своим избам, на закатное солнце, золотящее крыши Уваровки, вдруг ясно подумал: «В XXI веке я бы в офисе чах, бумажки перебирал, в пробках стоял. А тут — барин, инженер, почти Леонардо да Винчи. И дело настоящее, и жизнь — полная».

На следующее утро, плотно позавтракав, я шепнул Машке, чтоб к вечеру, картошку четыре-пять десятков помыла и отварила, не чистя. А сами снова пошли к Быстрянке с инструментом. Утро было ясное, солнечное, река сверкала в его лучах, словно расплавленное серебро, даря надежду на успешное завершение нашего предприятия.

Начали с вала — вытесали новый из крепкого дуба, поскольку тот, что сделали раньше, частично обгорел при пожаре. Не стали рисковать, решив, что лучше потратить лишний час на новую деталь, чем потом переделывать всю работу. Прохор с Ильёй усердно пилили, стружка летела во все стороны, а я с Петькой тщательно шлифовали готовые части рашпилем, чтоб вал четко встал в паз и вращался без заеданий.

— Гладко, как девичья попка, — с удовлетворением констатировал Пётр, проводя рукой по отшлифованному дереву.

— Сравнил, — хмыкнул Илья. — Девичью попку с дубовым бревном!

— А что? — не сдавался Пётр. — И то, и другое — приятное на ощупь!

Мы расхохотались, а Митяй, юный ещё, даже покраснел от такого сравнения.

Потом взялись за второе колесо — с кривошипом, которое должно было приводить в движение каретку с пилами. Закрепили его на опору, тщательно выверяя положение, чтобы всё крутилось ровно, без перекосов. Присоединили муфту в месте крепления, далее через рычаг соединили с кареткой и установили на неё заточенные полотна пил. Проверили несколько раз все соединения.