Воронцов. Перезагрузка. Книга 2 (СИ) - Тарасов Ник - Страница 1

Я стоял у дома, глядел на следы копыт в пыли и думал: вот уехал человек, а с ним ушла и последняя ниточка между мной и тем домом, где родился Егор Воронцов. Не сказать, что она была прочной — эта связь. Скорее, паутина. Тонкая, липкая, но всё же существующая.

Теперь даже её не осталось.

Мне не нужно было быть пророком, чтобы понять: батюшка не простит. Он терпел выходки сына, закрывал глаза на долги, на скандалы, на то, как он раз за разом унижал имя Воронцова. Но теперь я перешёл черту. Теперь я не просто безобразничал — я строил свою жизнь. Свою. Без его указов, без его благословений. И это для него точка.

— Егорушка… — прошептала Машка, всё ещё тревожась за меня.

Я хотел ответить ей что-то весёлое, лёгкое, чтобы разрядить напряжение. Но не смог. Пока не смог. Впервые почувствовал, что за моей спиной нет тыла. Нет защиты. Только Уваровка, эти пятнадцать дворов и люди, которые начали мне верить. Люди, которых я выбрал взамен родительского дома.

И знаете что?

Это лучше, чем любая родительская опека.

Завтра мы начинаем строить мельницу. Сегодня — обсуждаем фундамент, завтра — кладём первый камень. После — уже некогда будет думать о том, как отец сидит и читает донос старосты из Липовки. Пусть читает. Пусть пеняет. А мы здесь будем делать то, что должно быть сделано. То, что возможно сделать только здесь, только сейчас.

Потому что если я остановлюсь — то потеряю не только их доверие. Я потеряю самого себя.

А я больше не собираюсь терять ничего. Ни землю, ни людей, ни будущее. Оно моё. Такое, каким я его сделаю

Тут я увидел Степана, что тащил какие-то длинные доски, согнувшись под их тяжестью. Подозвал к себе:

— Степан! Иди-ка сюда.

— Слушаю, — подошёл тот, отряхивая руки от щепок.

Подошли к сараю, и я указал на свободное место метрах в трёх от флигеля:

— Вот тут выкопай ямы и вкопай четыре столба. Вот тут, тут, тут и тут, — я показал пальцем точные места. — На полтора локтя в землю закопай, чтоб было, да притрамбуй хорошенько, камнями обложив, так чтоб столбы крепко держались и не качались.

Степан внимательно кивнул, мысленно отмечая указанные точки.

— Понял, барин. А высота какая нужна?

— Так, чтоб от земли до верха было метра два, может, чуть больше. Главное — одинаково всё, если будет неровно, подпили.

Степан не совсем понял, что значит «метры», и нахмурился. Я ему объясняю:

— Ну так, локтей четыре-пять, чтоб выше меня на локоть было примерно.

Тот понимающе кивнул — такие меры ему были ясны.

— В общем, ты вымеряй так, чтобы внутри получилось три локтя на три локтя ровно.

И показал ему шагами, отмерив нужное расстояние по земле.

— Сверху же доски возьми из той покосившейся избы или жерди крепкие, что под рукой найдёшь — это не столь важно, и накроешь как навес. К вечеру управься, будь добр.

— Сделаю, барин, — кивнул тот, почёсывая затылок и размышляя о новом задании.

— Только смотри, чтоб прочно было, чтоб не придавило потом.

— Всё понял, не беспокойтесь.

Я же, чмокнув Машку напоследок, двинулся к Быстрянке, где кипела работа. Мужики к этому времени уже притащили с десяток здоровых бревён и сложили их у самой воды. А Прохор с Митяем, засучив рукава, вовсю кололи доски топорами по деревянным клиньям. Прикинул я в уме: одно бревно расколоть на четыре-пять приличных досок выходило часа за два-три работы, не меньше.

Да причём доски были не все одинакового размера — где тоньше, где толще. Рубанком, конечно, подправлялись, но тем не менее идеальной ровности не получалось. Да ещё и не всегда прямые выходили — иногда сучок твёрдый попадётся и топор в сторону уведёт, то скол пойдёт не так, как хотелось бы.

— Эх, — думаю, — так до конца лета избы не поправим в деревне.

А хотелось же, пока лето стоит тёплое.

Тут и решение созрело: в первую очередь будет не мельница для зерна, а лесопилка настоящая. С неё уже доски пойдут ровные, как по конвейеру, одна к одной.

Смотрел я, как Пётр, пыхтя и потея, старательно строгал очередную доску рубанком, снимая стружку за стружкой. А сам думал о планах дальних.

За день работы немало сделали. Вон, водяное колесо уже почти доделано — остались совсем немного. Завтра перемычки между спицами поставим, да лопасти как следует закрепим, а потом уже начнём главную ось мастырить.

В итоге мы пыхтели у быстрянки до самого вечера, как кони на пахоте. Пот катился градом, руки саднили от работы с грубым деревом, но дело продвигалось семимильными шагами. Я с Петькой ещё раз перепроверил каркас колеса — он был готов, стоял как монумент. Примерили, как встанут лопасти, всё сходилось идеально. Я бы даже сказал, что встали они как солдаты на плацу — ровно, с одинаковыми промежутками.

Некоторые из них уже скрепили железными гвоздями и пропитанной дёгтем верёвкой, которая воняла так, что глаза слезились. Но зато держать будет намертво — вода её не возьмёт, а прочность только прибавится. Прохор же с Ильёй тем временем кололи массивные бревна на ровные доски, размечая каждое зарубками.

Стружка кудрявая летела во все стороны и уже лежала, как золотистое покрывало, накрыла то место, где мы занимались нашими делами. Воздух наполнился густым ароматом свежеспиленного дуба — запах, от которого голова кружилась, но приятно.

К закату, когда солнце устремилось к горизонту и небо уже полыхало красным, всё то, что планировали было готово — каркас колеса стоял как вкопанный, штабель досок, пахнущих благородным дубом, высился горой рядом с нашим рабочим местом.

— Ну что, орлы, — хмыкнул я, отряхивая штаны от опилок и стружки, — давайте на сегодня хватит. Руки уже еле держат инструмент.

— Илюх, как домой придём, найди мне бочку, вёдер на десять. Можно даже с дырявым дном, а даже лучше, если так будет. Только дырка одна должна быть, такая, размером с кулак. А ещё кожу выделанную притащи — кусок такой, хотя бы локтя полтора на полтора.

Илья понимающе кивнул — парень сообразительный, лишних вопросов не задаёт.

Мы потянулись к Уваровке, ноги гудели от усталости, но на душе было легко — день работы прошёл успешно. В Уваровке мне на глаза попался Степан, крутился возле своей избы.

— Степан! — подозвал его. — Сейчас Илюха бочку найдёт. Придешь ко мне во двор, выкрасишь дёгтем снаружи, чтоб чёрная была, как смоль. Справишься за вечер?

— Так сделаю, боярин, — буркнул он, почёсывая затылок. — Нехитрое дело.

Тут уже и Илюха подскочил, держа уже в руках кусок выделанной кожи. Я взял её, внимательно осмотрел на свету догорающего дня. Смотрю — куски потёртые местами, но крепкие, эластичные. Кожевник работал добросовестно, видать.

Пришёл домой, а там встречает Машка на пороге с глиняной крынкой холодного кваса. Испив залпом почти до дна — жажда мучила нещадно после трудового дня, — я попросил у неё бечёвку.

— Машенька, найди-ка мне верёвку крепкую, да иголку с ниткой.

Та тут же засуетилась, пошуршала в доме и принесла. Иголка оказалась здоровенная, не видел ещё таких — видимо, для шитья каких-то мешков предназначалась. Ну и принялся шить из кожи что-то вроде мешка, орудуя этой самой иголкой, как в школе когда-то в детстве на уроках труда. Чертыхаясь всё время, когда нитка рвалась или выскакивала с ушка от неловкого движения. Пришлось несколько раз начинать заново, пока не приспособился к ритму.

На дне будущего мешка аккуратно проколол в несколько рядов мелкие дырочки. Вставлял иглу и слегка расширял отверстия, чтобы вода могла протекать медленной и равномерной струйкой.

Когда Илья принёс обещанную бочку, я внимательно её осмотрел. Он как специально для моих целей выбирал — дырка в дне была аккурат с кулак размером, идеально подходила под мои расчёты.

Просунул туда кожаный мешок, который у меня получился, продел его в дырку снизу. Обвязал горловину крепкой бечёвкой, чтоб плотно сидело и герметично держалось, и можно было в любой момент бечёвку отвязать и завязать снова, регулируя или полностью пережимая поток воды.