Миллионщик (СИ) - Шимохин Дмитрий - Страница 7

— Курила! Вот так встреча! А я уж думал, съели тебя там медведи в этой тайге, или тайпины к хунхузам переметнулись! Ну, что встал, проходи, проходи, гостем будешь!

Мы крепко обнялись. В его тесной, не особо уютной комнате, по крайней мере, было тепло: жарко топилась небольшая чугунная печка, пахло дымком, смолой и крепким турецким табаком.

— Сейчас я чаю нам соображу. Ээй, человеек! — крикнул Скворцов куда-то в лестничный пролет, вниз, и вскоре у нас на столе уже возвышался пузатый, покрытый патиной медный самовар, вкусно пахнущий дымом.

— Ну, рассказывай, как твои дела? — спросил Скворцов, наливая мне в щербатую фаянсовую кружку обжигающе горячий чай. — Ты, кстати, как чай пьешь? По-бурятски али как?

— Давай по-бурятски! — согласился я, уже привыкнув к этому странному напитку с маслом и солью.

И конечно, разговор зашел о главной цели моего приезда в Сретенск и дальнейшего путешествия в Читу — о необходимости оформить понравившуюся мне землю и прикупить оборудование.

— А что именно тебе надобно? — Скворцов задумчиво почесал в затылке. — Без хороших насосов да инструментов трудно в тайге.

— В первую очередь — помпы, Никифор Аристархович, — сказал я. — Мощные, чтобы воду откачивать, особенно зимой. А еще — кирки, лопаты, тачки, может, какой буровой инструмент. Да и ртуть бы не помешала.

Капитан хмыкнул.

— Ртуть — это товар дефицитный, да и опасный. Но, думаю, у местных купцов можно будет раздобыть, если хорошо заплатить. А вот с помпами… — он сделал паузу, хитро прищурившись. — С помпами можно порешать. Есть у меня тут одна мыслишка!

Он подошел к окну, посмотрел на свой вмерзший в лед пароход.

— Видишь ли, Курила, на каждом пароходе есть помпы. Воду откачивать из трюма, котлы питать. У меня на «Нерчинске» тоже стоит неплохая, английского производства, еще до войны поставлена. Сейчас, зимой, пока навигации нет, она мне особо-то и без надобности. А к весне я могу и новую заказать, здесь, в Сретенске, есть подходящие мастерские. Там наши умельцы и не такое делают! Так что… — он подмигнул мне, — если цена устроит, могу тебе свою помпу уступить.

— Никифор Аристархович… — усмехнулся я. — Конечно, устроит! О цене договоримся!

— То-то же, — усмехнулся капитан. — А еще, — он понизил голос, — я могу поговорить с другими капитанами, что здесь на зимовке стоят. И их тоже помпы без дела простаивают. Думаю, если предложить хорошую цену, они тоже не откажутся. Деньги сейчас всем нужны, зима длинная, а доходы только с навигации. Так что, может, и три, и четыре помпы тебе раздобудем. Но надо ммм подмазать. Соображаешь?

— А то! Спасибо вам огромное, Никифор Аристархович! — от всей души поблагодарил я его. — Вы меня просто спасли!

— Да ладно, чего уж там, — отмахнулся он. — Свои люди — сочтемся.

— Никифор Аристархович, может еще в одном деле подскажите, — решил я пробить тему продажи золота.

— Может, и подскажу, — разгладил он усы.

— Где бы можно было золотишко продать, что бы и вопросом по меньше и цена хорошая, — напрягшись спросил я.

— Ууу, — махнул он рукой и задумался. Ну, ежели немного, то и в Чите можно сбыть, найдутся там купчишки. А ежели по больше, то в Иркутск надо, а то и дальше.

Что-то подобное и я предполагал.

Благо был запасной вариант, где это можно было попробовать в той же Кяхте. Богатеев там хватает. Да хоть та же Верещагина дама умная и хваткая.

Чай не водка, много не выпьешь. От самовара мы плавно перешли к китайскому рисовому вину «хуацзю», а там — и к «напиткам сурьезного калибру».

Никифор Аристархович, обрадованный встречей и предвкушением выгодной сделки, расщедрился на бутыль какой-то забористой настойки на травах, которую он называл «сибирским бальзамом». Штука эта оказалась на редкость коварной — пился бальзам легко, а по мозгам бил отчаянно.

Мы с капитаном, вспоминая былые приключения и строя грандиозные планы на будущее, незаметно для себя уговорили всю бутыль. В общем, на осмотр продаваемой помпы мы смогли отправиться лишь на следующий день, да и то ближе к обеду.

Голова гудела, а во рту стоял такой перегар. Изя Шнеерсон, никогда не отличавшийся любовью к горячительному, смотрел на нас с плохо скрываемым сочувствием.

— Н-да, Курила, — прохрипел капитан Скворцов, когда мы, наконец, выбрались из душных комнат постоялого двора на морозный воздух. Его обычно румяное лицо было сейчас бледным, с синеватыми кругами под глазами.

— Перебрали мы вчера с тобой этого… бальзаму. Голова — чугунная, и ноги не слушаются. Надо бы того… опохмелиться! А то и до парохода не дойдем!

Сказано-сделано. Зайдя в ближайший трактирчик, пропахший кислыми щами, дешевой махоркой и перегаром, мы заказали по стопке мутной водки и по тарелке горячих, жирных сибирских пельменей. Водка оказалась дерьмо-дерьмом, а вот пельмени — что надо. Тем не менее, после стопки мне сильно полегчало: огненная влага обожгла горло, разлилась по телу приятным теплом, и мир снова обрел краски и звуки. Головная боль немного отступила, а в ногах появилась какая-то уверенность.

— Ну вот, теперь можно и делами заняться, — крякнул капитан, вытирая усы рукавом своего старого, но крепкого морского бушлата. — Пойдем, покажу тебе помпу, которую я уступить готов!

По скрипучим, обледеневшим сходням мы поднялись на палубу, спустились в машинное отделение, где важно поблескивали заиндевелой начищенной медью детали паровой машины.

— А вот и она, красавица моя, — произнес капитан, указывая на громоздкое сооружение, установленное на палубе, недалеко от рудиментарной пароходной мачты. — Помпа ручная, поршневая. Ни разу меня не подводила.

Я с любопытством принялся разглядывать это чудо техники.

Помпа представляла собой массивный чугунный цилиндр, из которого сбоку выходила толстая труба. Она, как пояснил Скворцов, проходила по палубе и оканчивалась в шпигатной трубе корпуса судна, через которую откачиваемая вода и выливалась за борт. Внутри цилиндра ходил поршень, приводимый в движение длинным деревянным рычагом-коромыслом. Рычаг этот был подвешен на толстом пеньковом стропе к мачте. Чтобы привести помпу в действие, нужно было несколько человек, которые, налегая на коромысло, качали бы его вверх-вниз.

— А отчего не паровая? — несколько разочарованно произнес я.

— Обычно, — пояснил Скворцов, — на речных судах устанавливают по четыре таких помпы, и качают, коли надо, всей командой, если не дай бог случится течь. Работа, конечно, не из легких, но зато — надежно. Никакого тебе пара, никаких котлов. Ведь может так просадить, что и котлы-то потухнут, а матрос, он завсегда справится! Махай себе рычагом, да воду выплевывай.

Для нашего прииска, где не было ни угля, ни дров в достаточном количестве для работы паровой машины, такая ручная помпа была более подходящей. Она проще в обращении, не требует сложного обслуживания и, главное, работала на «подножном корму» — на мускульной силе наших работников, которой у нас, слава Богу, теперь хватало. А главное — ее можно отвезти на прииск прямо сейчас!

— А сколько она может воды откачать, Никифор Аристархович? — спросил я. — И почем вы ее уступите?

— Воды, Курила, она откачает столько, сколько сил у твоих ребят хватит, — усмехнулся капитан. — А что до цены… думаю, договоримся.

После недолгого, но оживленного торга, в котором Изя Шнеерсон, торговался до последнего медяка, мы сошлись в цене в сто пятьдесят целковых. Я тут же отсчитал капитану Скворцову требуемую сумму в рублях, и помпа, можно сказать, стала нашей. Мы договорились, что заберем ее через пару дней. За это время матросы Скворцова должны были ее снять.

Затем Скворцов, как и обещал накануне, провел нас к другим вмерзшим в лед пароходам, познакомил с их капитанами.

Нас он представил как «надежных господ, имеющих понимание».

После такого разговор сразу же принимал доверительный характер. Многие из них, узнав о нашей удачной сделке с Никифором Аристарховичем и о том, что мы готовы платить и золотом, и рублем, тоже охотно согласились продать свои простаивающие без дела ручные помпы, установленные у них в трюмах. В итоге, к вечеру того же дня, я стал счастливым обладателем еще двух таких же поршневых насосов, — один точь-в точь как у Скворцова, другой немного поменьше скворцовского, но тоже вполне работоспособный и крепкий.