Служу России! (СИ) - Старый Денис - Страница 37

Третий день кряду я только и делаю, что тренируюсь, причём, не только в фехтовании. Приходится ещё и танцы разучивать. Не за горами бал, и я ещё несколько дней назад мог бы изрядно смутиться, если бы какая-нибудь дама в череде своих приглашений на танец записала меня на менуэт. Ещё гляди, произошёл бы какой-нибудь неприличный конфуз с менуэтом.

— Господин Норов, но минует — это танец, — сказала бы мне дама.

— Ты давай, милая, не отвлекайся, — потребовал бы я у нее, осматриваясь, чтобы к занятым нами кустам никто не подошёл.

Теперь я, по крайней мере, отличаю менуэт от польского танца, он же полонез. Не могу сказать, что эта наука такая уж и лёгкая. И лучше бы в это время был распространён вальс. Вот его когда-то моя жена заставила разучить.

Манчини с видом превосходства ходил вокруг меня со шпагой, положенной на плечо. Позер, ничего не скажешь. И будь он хоть чуть менее профессиональным, приказал бы солдатам дать плетей макароннику, да в шею гнать. Но он Мастер!

— Атакуйте меня! — потребовал итальянец.

Я сделал ложный замах, показывая, что буду проводить атаку в голову. Однако Манчини ушёл чуть в сторону и попытался нанести мне учебной шпагой удар в корпус. Но и у меня сработали рефлексы: я крутанулся на правой ноге, становясь боком к своему сопернику, и шпага итальянца прошла мимо, предоставляя мне выбор, куда наносить следующий удар. Франческо Манчини оказался уязвимым для моей следующей атаки.

Наставник лихо ушел с траектории моего удара, сам показал открытое мой бок, болезненно ударив туда учебной шпагой. Опять же он победил.

— Я определённо не могу понять. В своей практике ещё такого не встречал. Вы быстры. Но что ещё важнее, мгновенно принимаете решение, будто бы навыки у вас отточены до совершенства. Но вы нисколько не фехтовальщик, — невероятно ловко уйдя от моей очередной атаки в сторону, пристально посмотрел на меня итальянец и стал размышлять.

Вот и пригодилось моё знание испанского языка. Именно оно позволило нам полноценно общаться между собой. Манчини не знал немецкого, уж тем более английского. Моё же владение французским языком или голландским пока что оставляет желать лучшего. Но оба мы знаем испанский.

Франческо Манчини, как мне показалось, даже проникся ко мне каким-то уважением ещё до того, как мы стали с ним изучать главные стойки и правила фехтования шпагой. Думаю, что среди русских людей вряд ли найдётся больше пяти человек, которые будут знать испанский язык. А фехтование многие до сих пор связывают с испанской дестрезой, немецкая школа более грубая. Наверное, она бы мне больше подошла.

— Перерыв. Попьём воды! — объявил мой наставник.

Удивительным образом в Петербурге установилась жаркая погода. Уже два дня не то, что не было дождя, но и облака оказывались очень редкими гостями на небосклоне. Заниматься физическими упражнениями под открытым небом было ещё тем испытанием.

Локация, в которой проходили наши тренировки, могла бы кому-то дать повод для размышления о моей устойчивой психике. Мы тренировались у того дома, где был убит Иоганн Лесток. Но я не специально.

Я арендовал квартиру, которую занимал ранее француз. Мало того, так и вторую половину дома также на две недели выкупил. И причин тому было две. Во-первых, это было действительно достойное жилище, неподалёку от нужных мне в Петербурге объектов. Причём стоимость проживания, особенно на две недели, мне показалась не слишком высокой. Удивительно, что эту квартиру медик именно снимал. Я думал, что она его собственность.

Во-вторых, я это точно знал, Тайная канцелярия не проводила никаких обысков в жилище убитого французского шпиона. И я надеялся на то, что мне удастся вскрыть какой-нибудь тайник. Ну не могло не быть тайника. И почему Ушаков не стал обыскивать дом?.. Может это было нельзя сделать из-за того, что квартира не принадлежала Лестоку? Может медик так же рассчитывал на это, что его не будут без особой нужды тревожить, если он станет проживать в чужом доме?

И оказался прав насчет тайника…

— Господа, смею спросить, долго ли вы ещё собираетесь отдаваться благородному искусству фехтования? — спросил мой учитель танцев Франсуа Ленье, который уже как минут десять наблюдал за нашим занятием.

Как, впрочем еще несколько зевак. И это несмотря на то, что только с одной стороны и можно было подступиться к тому пространству, где мы тренировались.

— Я должен отработать ещё полчаса! — грубо ответил Франческо. — Я свои деньги отрабатываю сполна!

Он наверняка не понял, что именно спрашивал танцор, но крайне негативно отреагировал на появление слащавого, относительно молодого француза.

— Он выглядит как женщина! — на испанском языке сказал мне наставник по фехтованию.

Я не стал реагировать. Да и вправду, Ленье даже пудрил своё лицо и рисовал на щеках румянец. У меня у самого это вызывало отвращение. Если бы не частые разговоры француза о женщинах, причём, при таких разговорах он облизывался, будто мартовский кот в брачный период, то я мог бы подумать что…

И, признаться, этих чертей, которые напролом прут против законов природы, предпочитая преступные однополые связи, я в этом времени не встречал. Впрочем, и в будущем не сказать, что я был знаком со множеством существ, заражённых этой болезнью. Но тогда казалось, что они повсеместно.

— Последний урок на сегодня, — становясь посередине двора, то и дело посматривая с брезгливостью в сторону мастера танцев, объявил Франческо Манчини. — Сражайтесь со мной, как будто от этого зависит ваша жизнь. Забудьте о правилах и любезностях.

Вот что мне понравилось в одном из самых высокооплачиваемых учителей фехтования в Петербурге, что он не только танцует, а, действительно, пытается дать науку выживания во время поединка.

Мы стали в стойку. Для баланса я вытянул левую руку в сторону, достаточно низко присел. Это мне нужно было делать обязательно, если противник, как итальянец, невысокого роста.

— Начали! — выкрикнул на испанском языке итальянец и сразу же пошёл в атаку.

Я отводил его выпады, уходил чаще вправо, разрывая дистанцию. Но всё это была лишь защита. Пусть и учебная шпага, но и она могла сделать массу неприятностей, даже учитывая, что мы были облачены в защитные деревянные, обшитые кожей доспехи.

— Хух! — уличив момент, на выдохе я метнул свою правую ногу в сторону соперника.

— Бум! — картина маслом — итальянец чуть приподнялся в воздухе, но, доказывая верность теории Исаака Ньютона о всемирном тяготении, плюхнулся на землю.

Недоумённо посмотрел на меня, приподнимаясь и щупая свою челюсть, проверяя, не сломлена ли она.

— О чём я и говорил вам, господин Норов, — усмехнувшись, говорил Манчини. — Вам не дано стать изящным фехтовальщиком. Но ваша сила в ином. Я превосхожу вас в опыте и искусстве владения шпагой во много раз. Но стоит признать, что я побеждён. А ещё у вас…

Франческо Манчини, отряхиваясь от пыли и грязи, рассказывал мои главные преимущества. Я и сам считал, что военно-прикладной рукопашный бой, как и понимание искусства владения ножом, помогают мне компенсировать пробелы в навыках фехтования. Как сейчас, когда я проявил изрядную растяжку и неожиданно, в момент, когда отвёл шпагу наставника в сторону, зарядил ему в голову.

— Я уменьшу цену нашего обучения на один золотой. Но тогда вы покажете мне некоторые из тех приёмов, которые я увидел впервые у вас. Расскажите, как можно выучиться так лихо бить ногами и руками! — потребовал Франческо Манчини.

— Мастер, но когда вы освоите те техники, которые будут неожиданными для ваших противников, вы и вовсе станете непобедимым. Разве это не стоит того, чтобы мы обучали друг друга бесплатно, словно друзья? — торговался я.

Ну не хотелось целых пять золотых отдавать, даже такому мастеру, как Манчини, который стоит всех пятнадцати золотых монет. Но это, если пройти с ним полный курс обучения, а не так как я, лишь недельный.

И то итальянец обладал каким-то уникальным даром педагога. Пусть он грубил, но этой грубостью чётко доводил до любого ума и восприятия свои требования, взращивал во мне азарт и злость. А это всё способствовало повышенной мотивации на каждом из занятий с итальянцем.