Служу России! (СИ) - Старый Денис - Страница 11

— И я готов скрестить шпаги! — с небольшим, но явно чувствительным французским акцентом выкрикнул ещё один из присутствующих здесь лиц мужского пола.

Они оба преградили мне путь. Но не это было плохо. Они мне загородили Елизавету. На нее хотелось смотреть. Эх, шальная императрица! Пока царевна, конечно, но мало ли, может, история пойдет похожим путем, и вновь дочь Петра будет строить блистательные дворцы и носить блистательные платья, устраивать блистательные приемы… Не государыня, а сорока в юбке!

— Если я скажу, что дом окружён ротой измайловских гвардейцев, которые знают, что тут собрались заговорщики, — повлияет ли это на ваше, господа, желание скрестить со мной шпаги? — стараясь продемонстрировать в голосе превосходство и то, что именно я теперь — хозяин положения, с некоторой усмешкой говорил я.

Подумал, что сейчас выгляжу, словно в каком художественном фильме, целью которого было не показать историческую действительность, а накормить зрителя громкими диалогами в костюмах и антураже а-ля восемнадцатый век.

— Сие правда? — спросила Елизавета. — Если так, то отчего же вы вошли один?

— Ваше Высочество, это может быть правдой. Как и то правда, что я служу престолу и Отечеству. И. почему один? — говорил я, контролируя движение двух мужчин, которые стояли в двух шагах от меня и держались за эфесы своих шпаг.

— Потому что договориться желаете! — сказала Мавра Егорьевна, злобно смотря на меня.

— Все может быть.

— Прикажите, ваше высочество, и я выгоню этого наглеца! Не бывало еще такого скандаля, чтобы вот так врывался… Кто? — сказал один из преградивших мне дорогу.

А вот другой, с длинными волосами и выразительным орлиным носом — это медик Лесток, скорее всего. Он же был всегда рядом с Елизаветой и кичился даже тем, что именно он организовал дворцовый переворот и возвел Елизавету Петровну на престол.

И я удивлён тогда, что у Лестока на поясе повязана шпага. Разве доктора не должны спасать жизни, а не забирать их? Впрочем, если я правильно определил одного из присутствующих, то даже по историческим знаниям было не понять, кто он больше: то ли медик, то ли интриган, то ли французский шпион.

— Вы, верно, чего-то желаете для себя? — сказал до этого пристально меня рассматривавший мужик невысокого роста, с пролысиной, уже с признаками наступающей старости.

Он величаво сидел в одном из кресел, сохранял лицо, будто вовсе не переживает на предмет моего появления. Конечно, мужиком он не был, в том понятии, которое вкладывается в это слово в современном мире. Мужик — крестьянин, скорее даже, крепостной.

Ну как отказаться от той привычки из будущего, которая укоренилась в голове? И если я говорю, что передо мной мужик, то значит, в этом есть даже какая-то толика уважения. И потом, ведь не баба же?

— Так что, сударь, вы скажете, с какой целью появились тут, и что происходит? Мы собрались для беседы, вы же врываетесь в наш дружеский круг… — Мавра пробовала «пойти в несознанку».

— Я не приемлю беседы о договорённостях с чужими странами, с врагами России. Тем более со Швецией. Пётр Великий, мною любимый государь, всю свою жизнь воевал. Я не стану, Ваше Высочество, господа, Мавра Егоровна, говорить о том, что мог бы узнать граф Бирон или фельдмаршал Миних из ваших «бесед». Я скажу вам, чего я хочу, — я сделал паузу, чтобы понять, насколько внимательно меня слушают и насколько готовы воспринимать мои слова всерьёз.

Страх, в разной степени у каждого из собравшихся заговорщиков, всё же присутствовал. Я видел это по тому, как они все замерли и опасались лишний раз смотреть друг на друга. Можно сколько угодно полагаться на лояльность Андрея Ивановича Ушакова, главы Тайной канцелярии, или какого-нибудь другого вельможи, например, Головкина или Ягужинского. Но скажет Анна Иоанновна посадить на кол Елизавету Петровну — и это произойдёт. Причём и с теми, кто за неё попробует вступиться. Хотя… нет, Лизу она не тронет, но вот всех, кто будет с ней — точно.

— Я всего лишь желаю трёх вещей. Первое — никаких связей с врагами нашего Отечества. Ни со Швецией, ни с Францией, — решительно произнёс я, посматривая в сторону Лестока, а после посмотрел на того пожилого мужика, который то ли строит из себя самого мудрого, то ли таким является. — Ни с Англией.

Это, скорее, интуиция, но слово «Англия» и этот господин как-то органично соединялись у меня в голове [Алексей Петрович Бестужев-Рюмин был явным англофилом и состоял «на зарплате» у Англии, чего и не скрывал, не считая чем-то зазорным].

— А по себе ли шапку надели, сударь? Не жмет ли? — зло прошипел до того момента молчавший третий персонаж мужского пола.

Как сообщали мне, любовник Елизаветы должен тоже быть в доме. Возникал вопрос: который? Кстати, множественные половые связи Елизаветы играют для неё как раз-таки понижающим коэффициентом.

— Господа, Ваше Высочество, Мавра Егоровна, — пока всех перечислишь, умаешься. — Я не враг вам. Пока вы не стали врагом Отечеству моему возлюбленному, только лишь дружбы ищу с честными людьми. Но разве же можно упускать такую возможность для себя лично? Когда узнал, что один — французский шпион, иной уже сейчас у англичан берёт жалование, третий шведское войско на Отечество моё посылать желает… Как поступать велите?

Да. Вот так. Теперь они будут думать, кто же французский шпион, а кто у англичан деньги берёт… Узнал я этого мудреца с проступающими сединами. Алексей Петрович Бестужев-Рюмин собственной персоной. Ну а Лесток… Тут нет сомнений, за кого он [в иной реальности у Бестужева и Лестока в какой-то момент разошлись интересы, и были доказательства работы на Францию у Лестока, хотя его осудили, скорее, за то, что называл Елизавету некрасивой]

И тут Елизавету Петровну будто осенило:

— Вы же Норов! Определённо вы — Норов! Герой войны. Тот, кто и на море викторию имел, и под Данцигом тако же викторию имел!

Хотелось спросить про эту Вику, что я и в море, и в Данциге. Экий я затейник!

— Ну и как? Обласканы ли вы государыней за подвиги ваши? То ли получили, что заслуживаете? — Елизавета Петровна пошла в атаку.

Её бюст как будто бы увеличился в размерах, глаза стали более выразительными, глубокими, жаль, ножек не видно из-под юбок. Было бы неплохо и их оценить.

Но отставить юмор! Нужно думать и не упустить то, что уже может быть рядом. Мне нужны ресурсы, мне нужен статус. Я должен стать человеком, который что-то решает. Хочу решать, потому что я знаю, сколько возможностей было похерено в этом времени. Россия могла бы многие вопросы закрыть еще до середины века, и потратить куда как меньше человеческих жизней во всех передрягах, что ее еще ждут.

— Анна Иоанновна как государыня вольна поступать по своему разумению. И я, как вы говорите, был обласкан ею, — отвечал я Елизавете, силясь не сделать такой желанный шаг назад.

Есть всё-таки в этой женщине какая-то энергетика. Достались Елизавете гены от великого отца. Словно бы осязаемая аура начала распространяться вокруг и сжимать меня. Очень хотелось сделать шаг назад, но я сделал шаг вперёд. Если есть нужда идти, то ступай вперед, хоть бы и с обрыва. Недолго, но это же тоже полет!

Сомнительные всё-таки образы приходят в голову.

— А я вот такого героя одарила бы… — Елизавета сделала паузу, добавив в свою ауру ещё и невероятное количество томного шарма.

От неё просто разило похотью. Но зря она на меня вот так… Может быть, на кого-то другого эти распутные намёки и возымели бы действие, околдовали бы человека, но не на меня. Не сегодня. Ведь свежи ещё воспоминания о другой женщине, с которой я был буквально этой ночью, с которой рассчитываю быть и ночью следующей. Да и не любил я никогда женщин, ненасытных в любви, что все ищут приключений на свою — э-э… Да с разными мужчинами.

Но что? Она про подарки? Так и в нынешнем своем статусе одарить сможет.

— Ваше Высочество, так ведь второе моё желание — иметь возможность влиять на ведение хозяйства в одном из ваших поместий. Сие не требование. Мне должно доверить новый уклад ведения дел. Доход сверх того, что приносило имение — мой, но уменьшения серебра для вас, поверьте, не будет.