Дикая Роза. Семь лет спустя - Коробов (Хуан Вальехо Кордес) Владимир - Страница 30

После первой песни раздались лишь жалкие хлопки на галерке, потом какой-то шум оттуда же, и все стихло. Зал каменно молчал. Розе стало тревожно, но она поспешила уговорить себя, что просто подобралась такая тяжелая публика, какую сразу не раскачаешь. По прогнозам, сложнее должны были проходить первые два концерта, на которые пришли сливки общества — богатая буржуазия и знаменитости. Но вопреки ожиданиям Большой зал встречал ее тогда приветливо и хорошо реагировал уже после первого исполнения, а уж дальше в нем царила самая теплая, почти домашняя атмосфера.

Вторая песня, веселая и задорная, о неудачливом женихе, над которым смеются девушки, должна была если и не завести публику, то смягчить ее, настроить на мажорный лад. Но опять только жидкие хлопки с галерки и из одной-двух лож — и только.

Третья песня, четвертая, пятая… Та же самая реакция, тот же словно окаменевший зал, и в нем уже чудилось Розе что-то грозное и ужасное. «Неужели же мне не удастся пробудить их, расшевелить, разжечь?» Роза пошепталась с музыкантами и на конец первого отделения поставила шлягер из середины второго: эту песенку уже включили в хит-парады и чаще других крутили по радиопрограммам.

Едва допела ее, как услышала выкрики, дружное скандирование в партере и бельэтаже. «Наконец-то!» — внутренне воскликнула Роза, но посмотрела на оркестр и, ужаснулась: даже под гримом видна была бледность музыкантов, а глаза их излучали боль. Розе казалось, что кричат, как обычно, «браво» и «бис», но когда она прислушалась, то явственно различила совсем иное «По-зор! По-зор!» — слаженно скандировали в зале, потом делали краткую остановку и, словно по мановению руки невидимого режиссера, начинали кричать иное: «До-лой! До-лой!»

Роза растерялась, потом протянула к залу руки, словно хотела обнять его, улыбнулась через силу, сделала глубокий поклон и пошла со сцены как можно медленнее, хотя ей хотелось бежать оттуда со всей скоростью девчонки из Вилья-Руин.

…Едва Маус сел в кресло в директорской комнате, как зазвонил телефон и заглянула секретарша с озабоченным лицом:

— Срочно требуют вас, сеньор продюсер!

— Да, Маус у телефона.

— Надеюсь, вы все поняли, сеньор Антонио? — сказал сочный мужской баритон.

— Что я понял? Кто это говорит?

— Вы поняли, что не следует подписывать контракт с сеньорой Розой Гарсиа Монтеро?

— Кого вы представляете?

— Хотите ли вы дальше вести свою успешную деятельность, сеньор Антонио? Если хотите, то не будете больше задавать дурацких вопросов. — Баритон был вежлив, но категоричен.

Маусу стало страшно. Он был очень опытен, и его не надо было учить, как поступать в подобных ситуациях. Он все понял еще до того, как раздались крики «Позор!» и «Долой!». Те люди или тот человек, который смог приказать трем враждующим ветвям столичной клаки объединиться на тот вечер, обладал либо гигантской силой, либо огромными деньгами, а может, тем и другим вместе. И вот теперь ему ясно высказывают то, о чем продюсер уже начал догадываться. Цель — вовсе не этот концерт, и не по нему самому идет прицельная стрельба, их задача — сорвать подписание контракта. Был бы Маус помоложе, он наверняка пошел бы поперек, мол, еще посмотрим, кто кого, и подписал бы контракт с Розой хотя бы назло могущественным противникам. Но он уже немолод и хорошо знает, в каком мире живет. Лучше пускай он сейчас испытает стыд, чем потом будет доживать свой век в той же нищете, в которой начал его. Жаль Розу, жаль ее еще не раскрывшийся полностью талант, но что же поделаешь: Маусу еще надо поработать и заработать перед выходом в тираж.

— Алло, Антонио, куда вы пропали, я не слышу вас.

— Я здесь, сеньор. Я понял вас: контракт не будет подписан.

— Прекрасно. Значит, мы в вас не ошиблись. А теперь слушайте внимательно: никто не жаждет крови сеньоры Розы, клакеры имели четкие инструкции на первое отделение. Но если концерт продолжится, то эти крикуны выйдут из всяких рамок. Так что лучше прекратить сейчас выступление. Вы поняли меня, сеньор?

— Понял. Сейчас я пройду в артистическую комнату певицы и постараюсь убедить ее. Думаю, что в данных обстоятельствах…

— Вот именно, Антонио, вот именно. Желаю успеха, — сочно и ясно выговорили на том конце провода и положили трубку.

— Черт бы вас всех побрал! — от души выругался Маус и пошел к Розе.

Она выглядела скорее очень возбужденной, нежели подавленной. Она не заламывала руки и не отчаивалась, а поправляла на себе новое платье. Паула помогала ей.

— Роза, — коротко сказал Маус, — я отменяю второе отделение. Большая часть зала — клакеры. Они — наемники, им не нужно искусство, они отрабатывают деньги, которые им заплатили.

— А кто им заплатил, сеньор Маус? — спросила Паула.

— Я не знаю и вряд ли узнаю. Но дело не в этом, Роза, нельзя больше сегодня выходить на сцену. Это — главное.

— Я выйду и спою все второе отделение, чего бы это мне ни стоило, — тихо, но твердо проговорила Роза.

— На что ты надеешься, девочка? — Маус не ожидал такой реакции.

— На себя, на то, что мне удастся заставить их забыть, что они клакеры.

— Господи, Роза, это ведь невозможно.

— Публика заплатила за два отделения, я не собираюсь платить неустойку.

— Никто ее от тебя и не потребует.

— Все равно я сейчас выйду!

И по тому, как это было сказано, Маус понял, что его попытка сорвалась и второе отделение состоится. Он махнул рукой и вышел. В чем ему себя упрекать? Он сделал все возможное, а она… Может, это и к лучшему, что не будет контракта, не будет гастролей. Не слишком ли она своевольная и дерзкая, эта Роза Гарсиа Монтеро? Жаль, конечно, денег, какие он смог бы на ней заработать, ну да найдет он деньги и в другом месте…

И Роза вышла, и спела все пятнадцать песен, и спела их так, как поют в последний раз. И несколько раз наступали в этом необычном концерте такие моменты, когда клакеры забывали свистеть, шикать и кричать, перебивая выступление, а сидели и слушали и даже порывались пару раз по-настоящему аплодировать. Но вожаки имели большую власть над своими маленькими клакерами. Всякий раз, когда Роза начинала побеждать, они своими грозными призывами, а иногда и просто кулаками и подзатыльниками, заставляли клаку превращать концертный зал в стадион «Ацтека», когда тот улюлюкает не понравившемуся ему судье или игроку, промазавшему пенальти.

Но Роза так и не узнала главного момента своего торжества: с последней, ее песней о ненависти на сцену по замыслу верхушки трех клак должна была полететь на сцену кожура от апельсинов, приготовленная в карманах каждого наемного зрителя. Но этого не случилось. Когда, собрав всю свою волю в кулак, Роза поклонилась публике напоследок, лишь несколько кожурок упало около рампы. Почти никто из клакеров не стал подбегать к сцене и доставать из карманов оружие позора.

Роза победила купленную ненависть. Но вместе с последним поклоном силы покинули ее. Едва она вышла за кулисы, как ноги ее подкосились и, без сознания, она уже почти опустилась на холодный пол, но тут крепкие руки Паулы Викарио подхватили Розу…

— Армандо! Братик! Я восхищаюсь тобой! — голос Джулии в трубке специальной связи, которую нельзя было подслушать; и вправду звучал восхищенно. — Я только что слышала по радио, как провалился концерт этой дряни. А продюсер Антонио Маус сказал корреспонденту, что в силу разных причин он не сможет заключить долгосрочный контракт на ее выступления и гастроли. Значит, ей теперь конец как певице? Да?

— Ну, возможно, ей теперь не скоро доведется выступать в Мехико, — Армандо вовсе не хотелось говорить с сестрой, и особенно на эту тему. — А почему ты решила, что все это проделал я, об этом что, тоже по радио говорили?

— Ха-ха-ха! Ну ты даешь, Армандо! Я и не знала, что у тебя такое потрясающее чувство юмора! Я, конечно, догадывалась, что ты можешь за этим стоять, но все-таки позвонила Альтамирано, он подтвердил.