Доктор Торндайк. Тайна дома 31 в Нью Инн - Фримен Ричард Остин - Страница 6

– Вам нужно покончить с этим, Джервис, – сказал Торндайк после паузы. – Случайная работа нелепа для человека вашего класса и профессиональных достижений. К тому же разве вы не обручены и не собираетесь жениться на очаровательной девушке?

– Да, знаю, я был глуп. Но я исправлюсь. Я готов сунуть гордость в карман и позволить Жюльет дать мне денег на покупку практики.

– Это очень верное решение, – подтвердил Торндайк. – Гордость и скрытность в отношениях людей, которые собираются быть мужем и женой, нелепы. Но зачем вам покупать практику? Вы забыли мое предложение?

– Я был бы неблагодарным негодяем, если бы забыл.

– Хорошо. Сейчас я его повторяю. Становитесь моим помощником, готовьте материалы для суда, работайте со мной, и с вашими способностями вас ждет отличная карьера. Вы нужны мне, Джервис, – горячо добавил он. – Мне, с моей увеличившейся практикой, необходим помощник, и вы тот помощник, что мне нужен. Мы старые и испытанные друзья, мы работали вместе, мы доверяем друг другу, и вы лучший человек для этой работы, какого я знаю. Я не приму отказ. Это ультиматум.

– И какова альтернатива? – спросил я, улыбаясь его горячности.

– Альтернативы нет. Вы скажете да.

– Думаю, так и есть, – ответил я с чувством. – Я так рад и так благодарен вам, что и сказать не могу. Но окончательную договоренность нужно оставить на следующую встречу – через неделю или около этого, надеюсь, потому что мне через час нужно вернуться. И я хочу посоветоваться с вами по одному очень важному делу.

– Хорошо, – согласился Торндайк, – официальную договоренность оставим на следующую встречу. О чем вы хотите узнать мое мнение?

– Дело в том, – ответил я, – что передо мной трудная дилемма, и я хотел бы, чтобы вы сказали, что мне делать.

Торндайк наливал мне чай, но остановился и с неприкрытой тревогой посмотрел на меня.

– Надеюсь, ничего неприятного, – произнес он.

– Нет-нет, ничего такого, – ответил я с улыбкой, правильно интерпретировав его эвфемизм «ничего неприятного»: обычно это означает неприятности молодого перспективного медика с женщинами. – Ничего такого, что касалось бы меня лично, – продолжал я, – вопрос профессиональной ответственности. Но лучше я расскажу вам все последовательно; я знаю, что вы предпочитаете получать подробные и последовательные сведения.

И я рассказал о своем посещении загадочного мистера Грейвза, не опуская ни одной подробности, ни одного странного обстоятельства, какие мог вспомнить.

С самого начала моего рассказа Торндайк слушал очень внимательно. Лицо его оставалось бесстрастным, обычно оно непроницаемо, как бронзовая маска, но для меня, близко его знавшего, кое-что становилось заметно, может, перемена цвета или дополнительный блеск глаз, и это говорило мне, что проснулась его страсть к расследованиям. И теперь, рассказывая ему о своей необычной поездке в тот загадочный дом, я видел: предложенная проблема задела его за самое сердце. Во время моего рассказа он сидел неподвижно, как статуя, очевидно, запоминая мой рассказ, подробность за подробностью, и, даже когда я замолчал, он какое-то время не двигался и не говорил.

Наконец Торндайк посмотрел на меня.

– Весьма необычное дело, Джервис, – сказал он.

– Очень необычное, – согласился я, – и меня мучит вопрос, что делать.

– Да, – задумчиво ответил он, – таков вопрос, и вопрос это очень трудный. Он связан с решением предыдущего вопроса. Что именно происходит в том доме?

– А что, по-вашему, в нем происходит?

– Мы должны двигаться медленно, Джервис, – ответил он. – Нужно старательно отделить юридические проблемы от медицинских и не смешивать то, что знаем, с тем, что подозреваем. Теперь относительно медицинских аспектов этого случая. Первый встающий перед нами вопрос – вопрос о сонной болезни, или негритянской летаргии, как ее иногда называют; и здесь мы сталкиваемся с трудностью. У нас недостаточно знаний. Ни один из нас, как я понимаю, не сталкивался с этой болезнью непосредственно, а существующие описания неадекватны. Насколько мне известно, симптомы этой болезни совпадают с вашим случаем: предполагаемая угрюмость и постепенно удлиняющиеся периоды летаргии, которые чередуются с периодами видимого улучшения. С другой стороны, считается, что болеют только негры, но это, вероятно, означает, что до сих пор только они оказывались в условиях, вызывающих эту болезнь. Более важный факт: насколько мне известно, предельное сокращение зрачка не является симптомом сонной болезни. Подытоживаю: вероятность против сонной болезни, но при недостатке знаний полностью исключить эту болезнь мы не можем.

– Вы думаете, что это может быть сонная болезнь?

– Нет, лично я ни на мгновение не верю в эту теорию. Но данные нужно рассматривать независимо от нашего личного мнения. Мы должны принять как возможную гипотезу, что это сонная болезнь, потому что не можем точно доказать, что это не так. Это все. Но когда мы переходим к гипотезе об отравлении морфием, положение существенно меняется. Симптомы во всех отношениях совпадают с отравлением морфием. Здесь нет исключений или несогласованности. Здравый смысл подсказывает, что нужно принять гипотезу об отравлении, что, по-видимому, вы сделали.

– Да. Для целей лечения.

– Совершенно верно. С медицинскими целями вы приняли самую вероятную точку зрения и отказались от менее вероятной. Это было разумное решение. Но с юридическими целями вы должны рассматривать обе возможности, потому что гипотеза об отравлении связана с серьезными юридическими проблемами, в то время как в гипотезе о сонной болезни никаких юридических проблем нет.

– Звучит не очень обнадеживающе, – заметил я.

– Указывает на необходимость осторожности, – сказал он.

– Да, я это вижу. Но каково ваше собственное мнение о данном случае?

– Что ж, – ответил Торндайк, – давайте последовательно рассмотрим факты. Есть человек, который, как вы подозреваете, находится под действием ядовитой дозы морфия. Вопрос в том, принял ли он эту дозу сам, или ее ему дал кто-то другой. Если он принял сам, то с какой целью? То, что рассказали вам, совершенно исключает мысль о самоубийстве. Но состояние пациента исключает также мысль о его зависимости от морфия. Потребитель опия не доводит себя до комы. Обычно он держится в пределах своей выносливости. Отсюда следует вывод, что дозу ему дал кто-то другой, и самый вероятный человек для этого – мистер Вайсс.

– Разве морфий не необычный яд?

– Очень необычный, потому что он очень неудобен, за исключением одной смертельной дозы. К нему слишком быстро и легко привыкают. Но не нужно забывать и о том, что медленное отравление морфием в некоторых случаях бывает в высшей степени подходящим. То, как он ослабляет волю, путает рассудок и изнуряет тело, оказывается полезно отравителю, которому нужно получить существующий документ, такой как завещание или соглашение с печатью. А смерть потом можно организовать другими способами. Вы понимаете важность этого?

– Вы имеете в виду свидетельство о смерти?

– Да. Предположим, мистер Вайсс дал большую дозу морфия. Затем он посылает за вами и высказывает предположение о сонной болезни. Если вы принимаете это предположение, он в полной безопасности. Он может повторять процесс, пока не убьет жертву, затем получит у вас свидетельство о смерти, которое скроет убийство. Очень изобретательный замысел, что, кстати, характерно для сложных и запутанных убийств: коварный преступник составляет гениальный план, но исполняет его как дурак. Похоже, так и сделал этот человек, конечно, если мы не проявляем к нему несправедливости.

– Но в чем он действовал как дурак?

– В нескольких отношениях. И прежде всего в выборе врача. Ему нужен был хороший, проворный и уверенный в себе человек; такой врач ухватился бы за диагноз и держался его; или невежественный и слабый человек со склонностью к алкоголю. Ему поразительно не повезло: он наткнулся на осторожного, склонного к научному подходу специалиста, такого, как мой ученый друг. Затем вся эта нелепая таинственность, все эти меры предосторожности, которые должны насторожить внимательного человека, что на самом деле и произошло.